Форум » Фанфики » Тайна абидонской истории. Часть II. » Ответить

Тайна абидонской истории. Часть II.

Княжна: Часть II. Звонко лопалась сталь под напором меча, Тетива от натуги дымилась, Смерть на копьях сидела, утробно урча, В грязь валились враги, о пощаде крича, Победившим сдаваясь на милость. В. Высоцкий "Баллада о времени". Холодным декабрьским утром бывший узник замка Ле Мюр-Эпе, - теперь уже новый король Абидонии Карл V торжественно вернулся в Клервилль. Народ приветствовал молодого короля радостными возгласами, и никто, казалось, не вспоминал, что Карл всего два года назад опозорил страну, дезертировав с поля битвы. Королева-мать в траурном одеянии, вышла на террасу дворца Пале встречать Карла, который, увидав её, заплакал как ребенок. Агнесса тоже не смогла сдержать слёз, - минувшие два года она боялась, что Филипп III тайно прикажет убить своего опального сына. Затем король в сопровождении жены и матери поспешил главную залу дворца, где стоял гроб с бренными останками усопшего монарха. Но, войдя в залу, Карл замешкался, боясь подойти к гробу. Наконец, собравшись с духом, Карл поцеловал покойника в лоб, и поспешил отойти от гроба - ему казалось, что набальзамированное тело отца может ожить, и снова изо всех сил ударить его перчатками по лицу, - как в тот день, когда Филипп разыскал беглого сына в замке Монтань. Даже мёртвый Филипп был страшен Карлу. Через день почивший король Филипп III был торжественно погребен в соборе святого Ивонна, а месяц спустя состоялась коронация Карла V. Церемония была великолепной, но торжество испортила ненастная погода – в этот день дул шквальный ветер, а с неба то лил дождь, то сыпался мокрый снег. Намокавшие под дождём одежды быстро покрывались ледяной коркой, и поэтому многие горожане и небогатые дворяне уходили с коронации задолго до её завершения, предпочтя домашний уют и тепло камина созерцанию проезжавшего по улицам королевского кортежа. Остались только самые любопытные зрители, которые мечтали, как они расскажут своим детям и внукам об этом великом дне, и те дворяне, которые ввиду своей службы при дворе были обязаны присутствовать на коронации. Впрочем, простые горожане не могли увидеть само коронование, на которое в собор святого Ивонна допускались только придворные. Как того требовал обычай, Карл и Анна медленно ехали верхом по главным улицам Клервилля в сопровождении Луи, его супруги Инес и Марии де Мортирье. Вдовствующая королева Агнесса не участвовала в церемонии, - ей было предписано встречать коронованного сына во дворце. За королевским семейством ехали самые знатные вельможи, а за ними – королевская гвардия. Подъехав к небольшой площади, расположенной перед собором, Карл и Анна спешились, и медленно подошли к собору по расстеленной для этого случая дорожке из алого шёлка. Перед входом в собор Карл несколько замешкался, - чувствуя непонятный страх, терзавший его весь последний месяц при одной лишь мысли о коронации. Сейчас, как никогда в жизни, Карл жалел, что у него нет старшего брата, который был бы коронован вместо него. Подсознательно Карл понимал, что он вынужден волей судьбы взять на себя непосильный груз правления государством, - груз, тяжесть которого он не мог выдержать, ибо был довольно слаб от природы, и не обладал теми качествами, которые присущи талантливым правителям. Заметив нерешительность мужа, Анна чуть сжала его руку, и посмотрела ему в глаза. «Что вы медлите, Карл?» - спрашивал её взгляд. Собравшись с духом, Карл поспешно преодолел ступеньки, и на миг зажмурив глаза, вошёл в собор. В полутёмном храме супруги подошли к алтарю, где их встретил архиепископ Иоанн, которому выпала честь короновать Карла V. После мессы священнослужитель помазал Карла миром, и торжественно произнёс: - Во имя отца, и сына, и святого духа короную тебя священной короной королей Абидонии! Взяв тяжёлую старинную корону, архиепископ с полминуты подержал её над Карлом, и затем медленно одел символ королевской власти на голову новому королю Абидонии. Назвав священной корону, которой он только что короновал Карла, архиепископ Иоанн лукавил, ибо настоящая священная корона, коей некогда короновался император Тьерри, а затем святой король Филиберт, теперь была замурована в тайнике собора. Из династии Мортирье ей короновался лишь Марк I, впоследствии пожалевший об этом. Когда корона, которую носил святой Филиберт, была надета на голову узурпатора, истребившего династию Аделард, виски Марка пронзила страшная боль. Собрав всю свою силу воли, Марк участвовал в торжествах, плохо осознавая, что происходит вокруг. Вечером он снял тяжёлый королевский венец, и позвал своего лекаря, который обмотал голову короля холодной влажной тканью, и дал ему выпить обезболивающий настой из трав. Но это не помогло, головная боль преследовала Марка целую неделю, и утихла ненадолго, для того, чтобы вернуться через несколько дней. Всю оставшуюся жизнь Марк I мучился от жестоких головных болей. Его сын, Фиакр I по совету умиравшего отца, велел сделать для себя новую корону, в узоре которой были элементы герба рода Мортирье, а её зубцы напоминали рукояти кинжалов. Больше никто из Мортирье не надевал корону Филиберта, памятуя о наказании, постигшем Марка I. Одев на чело Карла V корону, принадлежавшую его предкам, архиепископ протянул королю скипетр и державу, которые тоже были изготовлены для Коронации Фиакра I. Затем Луи протянул священнослужителю старинный меч короля Марка, коим тот опоясал Карла. После этого малой короной, – которой короновались супруги королей рода Мортирье, была увенчана голова Анны. По окончании церемонии Карл, выходя из полутёмного собора, был ослеплён дневным светом, и оглушён криками толпы «Да здравствует король Карл V!». Холодный ветер пронизывал его до костей, а в лицо летели хлопья снега, и корона была невероятно тяжёлой и холодной. Невольно Карл подумал, что может заработать головную боль, так же как и его предок, король Марк. Вид у нового короля Абидонии был неважный – растерянный и глуповатый, как и в большинстве случаев, когда Карл участвовал в торжественных церемониях, но королева Анна была блистательна – старинная корона придала ей величественность, коей раньше никто не замечал у дочери короля захудалой Шампиньонии. Под восторженные крики народа королевский кортеж медленно направился во дворец. Несмотря на то, что дворец Пале был достаточно близко от собора Святого Ивонна, обратный путь занял чуть больше часа, и вид продрогшего короля вызывал уже не восторг, а жалость. Карл пытался закутаться в мантию, а его глаза слезились от холодного ветра. Наконец королевский дворец показался из-за поворота во всей красе, и Карл несколько приободрился, но тут неожиданное происшествие напугало его и заставило остановиться: знамя на главной башне дворца Пале сорвало порывом ветра. Флаг взлетел ввысь, но затем пропитавшаяся водой ткань упала в ров, окружавший королевский дворец. Придворные испуганно вскрикнули от ужаса – в падении флага все увидели дурное предзнаменование. Один Луи, казалось, не растерялся, и сохранил бодрость духа. - Ваше величество, - обратился он к Карлу, - я думаю, вам не стоит терять времени, - королева-мать ожидает вас. Я же поеду ко рву, и буду лично руководить спасением вашего знамени - уверен, что гвардейцы смогут достать его из воды. Скоро флаг Абидонии снова взовьётся над королевским дворцом! - Благодарю вас, кузен, - ответил Карл, - я последую вашему совету. Но как только флаг выловят из воды, вы должны поспешить на пир. - Непременно, ваше величество! – сказал Луи. Карл и Анна поспешили во дворец, на пороге которого их ждала королева-мать Агнесса. Она была в чёрном платье, а её голову украшало чёрное покрывало из тончайшего шёлка, и так называемая «корона вдовы» - скромный венец, который носили вдовствующие абидонские королевы. Корона, которой некогда была коронована Агнесса, теперь украшала голову её невестки Анны. Карл и Анна поцеловали руку королеве-матери, и венценосное семейство поспешило в большой зал дворца, где вскоре собрались все вельможи, за исключением Луи де Мортирье, в этот миг вытаскивавшего вместе с гвардейцами знамя изо рва. - Я поднимаю этот кубок за мир и процветание Абидонии, - раздался в тишине, которая наступила в пиршественном зале, неуверенный голос Карла V. - Да здравствует король! – хором ответили придворные. Знамя, выловленное изо рва, гвардейцы отнесли в прачечную дворца, где прачки бережно прополоскали его в чистой воде, а затем Луи велел снова закрепить стяг на флагштоке главной башни. Покончив с этим важным делом, Луи отправился на пир. Войдя в пиршественный зал, герцог заметил, что придворные весело и непринуждённо беседуют друг с другом, почти не обращая внимания на короля, который сидел во главе стола с задумчивым видом, и изредка перекидывался словом с супругой, королевой-матерью, архиепископом, и сидевшей неподалёку Инес де Мортирье. Король выглядел смущённым и испуганным ребёнком, который надел на себя тяжёлую старинную корону, но рядом с ним сидели две величественные королевы – его прекрасная супруга Анна, и мудрая матушка Агнесса. Луи невольно подумал, что Абидония будет сильным государством, пока рядом с её королем будут эти умные и решительные женщины. - Ваше величество, знамя снова поднято над главной башней дворца, - громко сказал Луи. *** Два года спустя в королевской семье произошло долгожданное радостное событие, - на свет появился наследник абидонского престола. Крепкому и здоровому малышу дали имя Филипп. - Только бы он характером не пошел в своего деда, - вздыхала Агнесса. – Волосы у него тёмные, как у моего покойного супруга. Правда, у меня и Анны тоже тёмные, так что, скорее всего, Филипп будет похож на мать. Вскоре произошло ещё одно событие, радостное для Карла, но вызвавшее тревогу его матери и супруги: пришло время абидонскому послу возвратиться из Мухляндии, и вместе с ним должен был вернуться граф де Триган. Карл не скрывал радости от предстоявшей встречи с другом. Напрасно королева-мать объясняла наивному королю, что друзей у монархов не бывает, - Карл заявил, что это глупая старая пословица. Когда абидонский посол вернулся, он предстал перед Карлом, и дал подробный отчёт о своей деятельности в Мухляндии, а также рассказал королевскому семейству последние новости жизни мухляндского двора. Овдовевший король Базиль II был крайне обеспокоен состоянием здоровья своего наследника – принца Базиля, и придворные врачи опасались, что недуг, поразивший королевского сына, был вызван колдовством. У короля была еще дочь, принцесса Филиси, а остальные его дети скончались в младенчестве. В случае кончины принца Базиля, Мухляндия оказалась бы в трудном положении. - Жаль, что у меня нет младшего брата, - сказал Карл, - он бы женился на Филиси, и в случае смерти короля Базиля и его сына, Мухляндия стала бы частью Абидонии! Услышав эти слова, Агнесса закрыла лицо рукой. Наивность Карла и его плохое знание истории приводили королеву-мать в отчаяние. - Увы, ваше величество, - ответил посол, - ваш предполагаемый брат согласно законам Мухляндии стал бы королём-консортом, а правление полностью досталось бы королеве. Будь законы Мухляндии иными, она давно уже была бы частью Абидонии. - Значит, не судьба, - ответил Карл. - Возможно, что король Базиль женится во второй раз, - по слухам, он уже ищет походящую принцессу, которая достойна стать королевой Мухляндии, - ответил посол. - Эх, жалко, что мои дочери еще малы! – воскликнул Карл, - будь они взрослыми, одна из них стала бы королевой Мухляндии! Услышав это, королева Анна побледнела, и мысленно воздала хвалу Богу за то, что Мария и Беатрис еще малы. Мысль о том, что её дочери придётся стать женой старого короля, пугала её. По окончании аудиенции Карлу пришлось долго выслушивать упрёки Агнессы и Анны относительное его знания истории и далеко идущих планов на будущее. - Ради Бога, Карл, если у вас возникнет хитроумный план присоединения чужих земель, не стоит о нём сразу же рассказывать при всех, - раздражённо произнесла Агнесса. – Вам лучше всего сначала посвятить в него меня или Анну. Помните, что король должен держать свои замыслы при себе, и доверять их только самым проверенным людям, коих в окружении монарха единицы. И, пожалуйста, найдите время получше изучить историю соседей – Пенагонии и Мухляндии. Да и знание родной истории неплохо бы улучшить. - Карл, вам и в самом деле стоит быть сдержанней, - вторила свекрови Анна. – Хорошо ещё, что кроме посла, никто не слышал этих ваших слов. Господин Де Пруданс благоразумен, и надеюсь, никому не расскажет о вашей неосуществимой мечте. - Да-да, матушка, и Анна, вы правы, как всегда, - пробормотал Карл, желавший поскорее отделаться от назойливых королев, и разузнать про Этьена. В присутствии Агнессы Карл не решился спросить посла о графе де Триган. Когда Карл, наконец, выслушал все наставления Анны и Агнессы, и освободился от их общества, он вышел в сад, окружавший дворец Пале. Возле куста шиповника, ему низко поклонился дворянин, лицо которого показалось Карлу знакомым. Слишком знакомым… - Этьен! – закричал Карл, и, забыв о приличествующих королю важных манерах, подбежал к графу де Триган, и крепко обнял его. – Этьен, как же я скучал без тебя! Мне тебя так не хватало! - Ваше величество! Я так рад, что вы меня не забыли… - ответил растроганный Этьен. - Мы больше никогда не расстанемся, обещай мне это! – воскликнул Карл. - Увы, не могу обещать, - я должен отправиться в свой родовой замок, - сказал Этьен, - но не беспокойтесь, я вернусь ко двору, если вам так будет угодно. - Разумеется, я буду ждать тебя здесь, ждать с нетерпением, - ответил Карл, - и если я ждал тебя столько лет, то смогу подождать еще несколько месяцев, которые ты проведешь в поместье. Вечером Карл представил Анне графа де Триган, и молодая королева весьма любезно приветствовала друга своего мужа. - Много слышала о вас, сударь. Говорят, что вы знаете историю не хуже любого профессора из университета? - Вероятно, эти слухи довольно преувеличены, - куда уж мне до знаний наших мудрых профессоров, - ответил Этьен. – Но могу уверить ваше величество, что знание истории не раз помогало мне во время службы в посольстве. - Надеюсь, ваши обширные познания помогут вам и в дальнейшем, - сказала королева. Несмотря на тёплый приём со стороны её величества, Этьен решил, что Анна довольно настороженно смотрела на него, - как на человека, которого она считала опасным. «Интересно, каких небылиц про меня ей наплели покойный король и королева-мать? - подумал де Триган, - впрочем, сейчас это не важно. Я всё равно на днях возвращаюсь в родной замок». Этьен задержался в Клервилле лишь на неделю, - Карл не мог отпустить друга, не расспросив его обо всех подробностях жизни в Мухляндии. Политика не особо интересовала Карла, ему хотелось узнать о приключениях Этьена в чужой стране. Почему-то Карл был уверен, что граф де Триган сражался с великанами, и его пытались очаровать прекрасные волшебницы. Король был несколько огорчён, узнав, что великан в Мухляндии всего один, и это добродушный дурачок, которого показывают на ярмарке, а чародейка оказалась молодой вдовушкой, - хозяйкой постоялого двора. Этьен не хотел заводить серьёзные романы с родовитыми мухляндскими девицами, решив, что женится только на соотечественнице. - Я разочаровал ваше величество? – спросил Этьен. – Вы ожидали увлекательного рассказа, который мог сойти за сюжет романа? Увы, моё пребывание в Мухляндии было несколько однообразным. Буду надеяться, что именно здесь, на родине, у меня будут самые невероятные приключения, о которых не я не замедлю рассказать моему королю. Но для начала мне надо отдохнуть в родном замке. Вернувшись в родовое гнездо, де Триган испытал радость, которой не чувствовал никогда в жизни. Вот его родной замок, который он не видел столько лет, и его земли, - небольшое поместье, заросшее хвойными лесами, - невероятно красивые места, с легендарной древней историей, уходящей корнями в дохристианскую эпоху. Возможно, именно из-за того, что он родился в провинции, каждую милю которой украшали остатки древних строений, Этьен стал интересоваться историей, бывшей теперь его любимой наукой. Он мог многое рассказать о достопримечательностях своего графства, но ещё больше артефактов ждали его пристального исследования. Вот, например, на самой границе его владений – древние руины, - развалины старинного замка, принадлежавшего некогда могущественным графам Интри. От замка остался один фундамент, но по нему легко определить его размеры, - невероятно громадное строение для начала десятого века, даже сейчас замки богатых дворян нередко уступают размерам цитадели легендарного рода, некогда возвысившегося над остальными, а затем павшего, и навеки утратившего былое могущество. В лесу, где Этьен любил охотиться, на небольшой поляне находился полуразрушенный кромлех, - бывший некогда святилищем друидов. Мало от него осталось – высокий камень в центре, и четыре больших валуна вокруг, - Этьен был уверен, что в древности камней было значительно больше. В чаще мрачного елового леса Этьен обнаружил большой плоский валун, испещрённый непонятными письменами, которые ждали своей расшифровки, - увы, граф де Триган не мог определить, на каком наречии они написаны. А холм, что виден с дороги и из окон замка Триган – это древний курган, в котором погребен легендарный герой Амадиу Абийский и его супруга принцесса Од, дочь короля Аго Хильдебрандта. Существовала легенда, согласно которой друзья Амадиу установили на вершине кургана обелиск, коего уже давно не было в четырнадцатом веке, но любознательный Этьен, посетив курган в шестнадцатилетнем возрасте, рискнул взобраться на вершину, поминутно читая молитвы, и моля прощения у праха погребенных, - и, к своему счастью, обнаружил на вершине остатки обелиска, разрушенного временем или людьми. Каменная колонна упала на бок, и раскололась на три части, которые со временем почти ушли в землю. Этьен велел крестьянам выкопать обломки древеного памятника, но отреставрировать их и снова воссоздать обелиск не представлялось возможным. Всё же Этьен был рад, что легенда об установленном на кургане Амадиу обелиске оказалась правдой. В середине двадцатого века знаменитый абидонский археолог Антуан Матен обследовал вершину кургана, но не нашёл остатков обелиска. Тогда он решил снять верхний слой почвы, и вскоре обнаружил белый камень, оказавшийся нижней частью обелиска. Матен испытал те же чувства, что и граф де Триган, когда заново открыл этот древний памятник раннего средневековья. Навестив легендарные достопримечательности своего поместья, свидетельствовавшие о древней истории этого края, Этьен вспомнил письмо Орелина, - которое тоже можно считать своеобразным памятником – исторический документ, относившийся к более позднему времени, но, тем не менее, отчасти раскрывший тайну исчезновения юного родственника мухляндского короля. До сих пор историки были уверены, что потомков Орелина (если только они существуют), следует искать в Южноморье, и даже выдвигали предположения, кем они могли быть. Но теперь де Триган знал, что Орелин не остался в Южноморье, а уехав в Пенагонию, взял фамилию де Перрин. Вот только где искать его потомков? Пенагония довольно большая страна, и при всем желании, Этьен не сможет посетить каждое её графство. Прежде чем отправиться на поиски потомков Орелина, следует найти в абидонских библиотеках сведения об знатных пенагонских семьях, и старинные карты Пенагонии. Этьен надеялся, что здесь он добьется большего успеха, нежели в Мухляндии. Должны же найтись в Абидонии сведения о пенагонской родне Селестины де Клер, - несчастной матери Орелина, - не может быть, что все документы, связанные с ней, были уничтожены, как и баллады, которые написали менестрели, вдохновлённые трагической судьбой красавицы. В начале осени, - до того, как дожди сделали непроходимыми дороги, граф де Триган вернулся в Клервилль. Столица в ужасе обсуждала новости из Мухляндии – король Базиль женился на Эухении Шампиньонской, - младшей сестре королевы Анны. Новая королева Мухляндии была всего на три года старше мухляндского принца Базиля, который, по слухам, был совсем плох. Анна не знала, радоваться ли ей за сестру, или горевать о незавидной участи юной супруги пожилого короля, но, в конце концов, решила, что Эухения счастливее, чем она – Базиль был одним из умнейших королей своего времени, чего нельзя было сказать про Карла V Абидонского. Король Абидонии был рад возвращению графа де Триган, и снова проводил много времени в его обществе. Этьен, в свою очередь, старался помочь Карлу в государственных делах, подавая осторожные ненавязчивые советы. Он не стремился занять важный государственный пост, и действовал очень осторожно, догадываясь, что Анна и королева–мать питают к нему неприязнь. Прошло три года. За это время граф де Триган незаметно стал «вторым человеком в государстве». Его влияние на короля Карла V возрастало с каждым годом, и не одно важное государственное дело не избегало его пристального внимания. Придворные льстили Этьену, предвидя, что со временем граф де Триган займёт место стареющего министра де Премьер, и если это случиться, то страной без сомнения, будет править не король, а всесильный первый министр граф де Триган. Но была и обратная сторона медали: неприязнь Анны и Агнессы к Этьену росла вместе с возрастающим влиянием последнего на короля. - Всё, как и много лет назад, - вздыхала Агнесса. – Это ужасно, но сейчас я жалею, что мой покойный супруг не пожелал казнить графа де Триган. - Я приложу все силы, чтобы ограничить влияние графа на короля, - ответила Анна. Через несколько дней Карл в сопровождении Этьена и нескольких вельмож отправился на охоту. Королева Анна отказалась составить ему компанию, сославшись на головную боль. Не придавая значения недомоганию супруги, Карл провел весь день в лесу, в обществе страстного любителя охоты Этьена. Но, когда вечером король вернулся во дворец, ему сообщили, что королева Анна серьёзно больна. Испуганный Карл сразу же поспешил в покои супруги, возле которых встретил придворного врача. - Что с королевой, мэтр Валидоль? Чем она больна? - Болезнь её величества происходит от множества душевных огорчений, - отвечал врач. – Покой и внимание может исцелить королеву, тогда как горести только усилят её недуг. Войдя в покои Анны, Карл испугался ещё сильней: королева недвижно лежала в постели, и, казалось, была без сознания. - Ваше величество, - испуганно прошептал Карл. Медленно открыв глаза, Анна еле заметным жестом руки приказала сиделкам выйти из её спальни. - Анна, - оставшись наедине с супругой, вымолвил Карл, и, опустившись на колени, поцеловал её руку. – Что с вами? - Не знаю… Голова болит… - еле слышно прошептала Анна. - Выздоравливайте, моя любовь, - с чувством произнёс Карл. - Я могу умереть… Моя матушка страдала такими же болями, а поле рождения Эухении её болезнь усилилась, и она скончалась… - Ах, нет! Что вы говорите, Анна, - если вы… если с вами… я тогда тоже умру! - Не умрёте, - неожиданно резко ответила Анна, - поплачете немного, а потом граф де Триган позовёт вас на охоту, и там вы забудете о моём существовании. - Анна! Вы с ума сошли! Как я смогу вас забыть?! – воскликнул Карл. - Вы меня уже давно забыли, - жёстким тоном ответила Анна, - я не помню, когда в последний раз мы разговаривали по душам, и когда вы спрашивали у меня совета! Вы проводите всё свободное время в компании графа де Триган, - так что я уверена, - после моей смерти граф быстро развеет ваше маленькое горе! - Анна! – Как вы несправедливы, - неделю назад мы с вами обсуждали строительство нового корпуса Университета, и ещё важность образования… - Вот именно! Неделю назад! – воскликнула Анна, забыв, что она тяжело больна, и не может громко говорить. – Неделю назад, вы обсуждали со мной улучшение университета, - а с графом де Триган вы каждый день решаете, как надо строить новое здание, как расширить университетскую библиотеку, - я уже не говорю о других, более важных государственных делах! Я вам уже давно не нужна! Оставьте меня в покое, - мне теперь ещё хуже, в висок как будто гвозди забивают! Испугавшись, что обиженная им Анна умрёт от горя, Карл выбежал из покоев королевы, и приказал снова вызвать к больной придворного врача. Тем временем к нему подошла фрейлина Агнессы, и сообщила, что королева–мать желает его видеть. Войдя в покои Агнессы, Карл заметил, что глаза его матери красны от слёз: старая королева, так же как и Анна, была несказанно огорчена его пренебрежительным отношением. - В болезни Анны виноват только ты, - сказала Агнесса, - бедная девочка не выдержала твоего безразличия. Вспомни, как она поехала за тобой в пожизненную, как тогда мы думали, ссылку, - и чем ты ей отплатил за преданность? Я уже молчу про себя – где был бы ты сейчас, если бы я в нужный момент не солгала, что твой отец простил тебя, и признал своим наследником? Всю жизнь я защищала тебя от гнева Филиппа, и – вот твоя благодарность! Ты почти забыл о моём существовании! Другие сыновья чаще навещают могилы родителей, чем ты приходишь поговорить с пока ещё живой матерью! - Матушка, но это же не так! Мы видимся каждый день… - попытался возразить Карл. - И что? Видимся ради формального вопроса - «как ваше здоровье?», и больше не разговариваем! Ладно, чего уж там, я привыкла к плохому отношению покойного мужа, смогу привыкнуть и к безразличию сына… Но Анна, моя несчастная дочь, - она не заслуживает такого пренебрежения! Если с ней что-либо случиться, - Бог непременно тебя накажет! - Матушка, простите, - пробормотал Карл, но Агнесса не дала ему договорить фразу. - Проси прощения не у меня, а у Анны! – ответила она. Если будешь добр к ней, тогда и я тебя прощу! - Уверяю вас, матушка, что приложу все усилия, дабы заслужить прощения Анны! – торжественно пообещал Карл. Через день Анна сочла, что настало время выздороветь. Следующие несколько дней прошли спокойно, но затем неожиданно возник новый скандал: Карл не смог сдержать обещание, данное королеве-матери, и снова пренебрёг обществом супруги. Анна вновь слегла с приступом мигрени, которая, по её словам, была смертельно опасна, метр Валидоль подтверждал, что болезнь королевы вернулась из-за горестных переживаний, а Агнесса обвиняла Карла в обострении болезни невестки. - Должна сказать вам, Карл, что ваше столь явное предпочтение графа де Триган супруге просто неприлично! – заявила Агнесса. - Анна боится того, что вы однажды станете посмешищем в глазах всего мира! Именно по этой причине у неё усиливаются головные боли! - Почему я стану посмешищем? – не понял Карл. - Подумайте, как следует, и догадаетесь! – ядовито ответила Агнесса. Но Карл, потрясённый новым скандалом, плохо соображал, и не нашёл ничего лучшего, как обратиться за ответом к супруге. Гневно соврав со лба холодный компресс, Анна, казалось, просверлила мужа мрачным взглядом, и произнесла наводящим ужас зловещим шёпотом: - Не можете понять? Вот когда пенагонцы и мухляндцы станут называть вас и графа содомитами, - тогда поймёте, да только поздно будет! Испуганный Карл поспешил рассказать обо всём графу де Триган. К его удивлению, Этьен, знавший о предыдущих скандалах в королевской семье, весьма спокойно отнёсся к словам королевы. - Возможно, её величество права, - на свете множество клеветников, которые не могут отличить искреннюю дружбу от страшного греха, - сказал он. – Я вынужден уехать, чтобы вы и её величество обрели покой. - Вы снова меня покидаете?! – воскликнул Карл. - Это вынужденный шаг, - с улыбкой ответил Этьен, - не беспокойтесь, я скоро вернусь. Но сейчас мне лучше скрыться, тем более что у меня есть дела в Пенагонии. Через день Этьен встретил королеву в одной из многочисленных галерей дворца. Анна хотела с гордым видом пройти мимо, но граф дерзнул заговорить с ней. - Прошу прощения, ваше величество, - я знаю, что разгневал вас, и полностью осознаю свою вину, - с низким поклоном произнёс Этьен. – Я не желаю, чтобы из-за меня нарушался покой королевской семьи, и потому намерен оставить двор, и уехать в долгое путешествие. - Вы на редкость благоразумны, граф, - ответила Анна, и я клянусь, что не буду держать на вас зла. Прощайте, и да хранит вас Бог в пути. Успокоенный словами Анны Этьен поспешил собираться в дорогу. Узнав, что Анна и Агнесса столь решительно выказывают свою неприязнь к нему, Этьен посчитал лучшим на время удалиться из столицы, тем более что ещё полтора года назад он нашёл в дворцовой библиотеке старинную карту Пенагонии, на которой были отмечены владения графов де Перрин, - родственников Селестины де Клер. Этьен посчитал, что сейчас наступило время посетить Пенагонию, и раздобыть сведения об этой семье, а возможно, и познакомиться с потомками Орелина.

Ответов - 14

Княжна: Спустя несколько дней Этьен возвращался в свой замок, который находился в провинции Интригань. Этьен решил отдохнуть в родовом гнезде две недели, и затем выехать в пенагонскую Интригань, где и находилось поместье графов де Перрин. Читателям это покажется странным, но в Пенагонии, так же как и в Абидонии, существует провинция под названием Интригань. Абидонскую Интригань от пенагонской отделяет государственная граница, а некогда эти две провинции составляли единое герцогство, бывшее частью Абидонии, но стремившееся к независимости. История герцогства началась в первые годы десятого века, когда воинственный граф Интри, за спасение жизни короля получил вожделенный герцогский титул. Сын первого герцога решил увеличить свои земли, и занялся разбоем, нападая на замки соседей, вырезая их семьи, и присваивая себе поместья убитых. Многие небогатые рыцари, понимая, что сопротивление герцогу Интри бесполезно, добровольно становились его вассалами, и вместе с ним участвовали в грабежах. Скоро обширные земли герцога Интри стали называться герцогство Интригань, и сам герцог изменил соответствующим образом свою фамилию. Третий герцог - Эдмон д’Интригань продолжил славную фамильную традицию захвата земель соседей, ещё больше увеличив размеры герцогства Интригань. В 951году Гуго д’Интригань дерзнул напасть на пенагонские земли, уничтожив нескольких пенагонских дворян, и присвоив себе часть территории Пенагонии. Любопытно, что правивший тогда Пенагонией король Но попытался отвоевать эти земли, но его войско было разбито превосходящей во многих отношениях дружиной герцога д’Интригань. Абидонские короли не возражали против столь дерзкого захвата Пенагонских земель, ибо вместе с герцогством Интригань увеличивалась и территория Абидонии. До конца десятого века герцогство Интригань приумножало свои земли, и могущество рода д’Интригань возрастало. В 998 году наступил момент, когда герцог д’Интригань посчитал сюзеренитет короля Абидонии унизительным для себя и своего герцогства, бывшего намного больше многих стран того времени, и объявив Интригань независимым государством, отказался признавать власть абидонского короля. Король Филиберт III Благоразумный, не желая терять огромную часть Абидонии, попытался уговорить Гастона д’Интригань остаться своим вассалом, но вспыльчивый герцог захватил короля в плен, требуя, чтобы Филиберт признал независимость герцогства Интригань. Короля освободил из плена граф Можер де Мортирье, - чьи потомки в будущем сами стали королям Абидонии. Герцог д’Интригань был казнён, и герцогство Интригань уничтожено, - почти вся его территория перешла под власть короля, лишь земли, захваченные у Пенагонии, были возвращены обратно, - ибо Филиберт понимал, что в тот момент Абидония была не готова к очередной войне за спорные территории. Взамен Пенагония отказалась от претензий на часть земель, расположенных на юге, и две страны пришли к выгодному соглашению, обеспечившему мир на долгие годы. Могущественное герцогство перестало существовать, и лишь земли, некогда входившие в него, по-прежнему носили название Интригань, но теперь это были провинции на востоке Абидонии и западе Пенагонии. Старый граф Пьер де Перрин был всегда рад оказать приют путникам в своем замке. Нежданные гости вносили оживление в монотонную жизнь графа, который был рад новостям, и приятному обществу. Граф де Перрин радушно встречал дворянина, возвращавшегося из столицы, странствующего пилигрима, или бродячих актёров. Но сегодня в его замке попросил приюта чужеземный путешественник, уроженец абидонской Интригани, последние годы живший в Клервилле, и часто бывавший при дворе Карла V. Столь интересных гостей ещё не бывало в замке Перрин, - по крайней мере, при жизни графа. К тому же граф де Триган – так звали абидонского гостя, - интересовался стариной, и знал историю герцогства Интригань не хуже профессоров пенагонского университета, что вызвало еще большее восхищение графа де Перрин. - Я собираю все возможные сведения, и составляю карты легендарного герцогства, увы, оставшегося в прошлом, - сказал де Триган. - Но разве это так необходимо? – спросил де Перрин. – Это же карты из прошлого, и в наше время, когда Интригань исчезла с лица земли, они вряд ли кому пригодятся… - Господин де Перрин, вы правы, - ответил Этьен, - в наше время карты герцогства Интригань пригодятся только любителям истории, но в те времена, когда от нас останутся только старые могильные плиты, эти карты расскажут нашим потомкам подробную историю прошлого Абидонии и Пенагонии. Боюсь, что если я не составлю подробных карт, то часть этой истории умрёт вместе со мной. Взгляните, - вот здесь, на территории моего графства расположены руины замки Интри, - в котором жили первые герцоги, - кто знает, сколько еще времени простоят эти развалины, - возможно, через столетие, лишь на карте, составленной мной, останется единственное упоминание о величественной крепости легендарных герцогов. Путешествуя, я видел немало руин замков, в том числе и таких, глядя на которые, сразу и не поймёшь, что это остатки древнего строения, - с первого взгляда, кажется, что это просто холм, но стоит внимательно осмотреть его, и заметишь, что холм-то насыпан лет пятьсот назад руками людей, а если немного разрыть землю на его вершине, то найдёшь старые брёвна, которые некогда были стенами укреплений. Такой холм есть и в вашем графстве, - он расположен на возвышенности, заросшей лесом, и выглядит, как её продолжение, но только часть его разрушена с краю, - вероятно совсем недавно, слой дёрна снят, и видно нагромождение каменей, сложенных, без сомнения, рукой человека. - Вы правы, господин де Триган, - это остатки крепости десятого века, сначала принадлежавшей моим предкам, но позже отнятой у них герцогом Интригань, - ответил Пьер де Перрин. – Год назад здесь бушевал страшный ураган, который сорвал часть дёрна, и обнажил насыпь. - Надеюсь, вы позволите мне осмотреть поближе остатки дома ваших предков? – спросил Этьен. - Разумеется. Могу ли я отказать исследователю старины? – улыбнулся Пьер. – Только эту насыпь делали герцоги Интригань, и она не может быть остатками моего дома. Деревянный замок моих предков был построен на холме, и захвачен герцогом Интригань в 951 году. Мой предок Готье де Перрин был вынужден сдаться, и присягнуть Гуго д’Интригань ради спасения жизней своей жены и детей. Впрочем, он надеялся, что король Но изгонит дерзкого абидонского герцога, и вёл двойную игру, тайно переписываясь с королём. Тем временем герцог Гуго сделал замок моего предка своей резиденцией, заявив, что как сеньор, имеет на него все права. Готье де Перрин стал владеть своими землями уже на правах вассала герцога д’Интригань, впрочем, надеясь, что это временно. Увы, он ошибся, - король Но, пытаясь восстановить границы Пенагонии, выступил в поход против Гуго д’ Интригань, и потерпел сокрушительное поражение. Войска его были разбиты, и незадачливый Но смирился с потерей части пенагонских земель. Готье был вынужден остаться вассалом герцога, которого он ненавидел. Впрочем, герцоги Интригань всегда были щедры к своим вассалам, и Гуго, занявший замок Перрин, велел своим людям построить новый для Готье, на вот этом самом месте. Тот замок тоже был деревянный, но позже мои предки его неоднократно перестраивали, и сегодня я принимаю вас в замке, выстроенным моим дедом в начале нынешнего века. В конце десятого века последний герцог Интригань был казнён, и графство Перрин вернулось в Пенагонию, но графы де Перрин не пожелали возвращаться в старый замок. Да и не было уже того прежнего замка, - родного дома семьи де Перрин, - за двадцать лет до этого он был полностью перестроен, - углублен ров, создана искусственная насыпь - мотт, и на ней расположена башня, а дом герцогов находился теперь у подножия мотт, - с южной стороны. Теперь там всё заросло лесом, и трудно даже приблизительно определить, где именно он был расположен. Через месяц сюда приехал посланник короля, которому был отдан приказ снести замок Интригань – замок врага, захватившего пенагонские земли, и от всего строения осталась лишь насыпь. С тех пор холм, на котором ранее стоял замок, стал называться холм Мотт. - Но почему же ваши предки остались жить в замке, подаренном Гуго? – спросил Этьен. – Они могли бы заново отстроить свой замок на холме. - Они хотели, но не могли, - сказал Пьер. – Иногда проще что-то переделать в замке, нежели снести его полностью, и строить на пустом месте новый. На другой день Этьен отправился исследовать холм Мотт. Взобравшись на его вершину, де Триган убедился, что снося замок, пенагонцы постарались на славу: на холме не осталось следов башни, - вероятно, она была сожжена. Затем Этьен спустился с холма, и осмотрел остатки рва, - с северной стороны находился небольшой вытянутый водоем, - скорее, глубокая лужа, форма которой позволяла предположить, что она некогда была частью рва, но всего рва уже давно не существовало, - он обмелел или был засыпан. Впрочем, Этьен не сильно интересовался остатками замка Гуго д’Интригань, - его более занимала история рода де Перрин. Мог ли граф Пьер быть потомком Орелина? Ответ на этот вопрос Этьен надеялся получить в ближайшее время. Вернувшись вечером в замок Перрин, де Триган подробно рассказал графу Пьеру о результатах осмотра холма Мотт: - Я не нашёл даже остатков фундамента башни, из чего сделал вывод, что она была полностью деревянной. Трудно предположить, что от каменной башни ничего не осталось… - В нашей семье сохранилось предание, что разрушенный замок Интригань был сожжён дотла, - ответил граф де Перрин. – Если он был деревянный, ничего удивительного, что ваши поиски окончились неудачей. - Жаль… Хотя что я удивляюсь, в те времена в Абидонии и Пенагонии строили только деревянные замки, - сказал Этьен. Конец десятого века… Позвольте, вы сказали, что предпоследний герцог д’Интригань перестроил замок, насыпав мотт, - примерно за двадцать лет до казни его сына? Вы точно уверены в этом? - Разумеется, - ответил Пьер, - во время строительства нового замка Интригань скончался мой предок Никола де Перрин, и перед смертью он говорил, что не долго стоять возводимому строению, ибо Бог накажет род дерзких графов, выселивших нашу семью из замка на холме. Тогда никто не обратил внимания на эти слова, сочтя их бредом умирающего, но через два десятка лет пророчество Никола сбылось. Воистину, многое открывается человеку на пороге смерти! - Простите мои сомнения, господин граф, но выходит, что мотт для башни замка Интригань насыпан примерно в 978 году, тогда как считается, что подобные насыпи в Пенагонии, Абидонии и Мухляндии стали делать только в конце первого десятилетия одиннадцатого века! Неужели граф д’Интригань был столь гениален, что превзошёл своих современников?! Прошу прощения, господин граф, но не могли бы вы уточнить дату смерти вашего почтенного предка? Тогда я точно буду знать, в каком году насыпан мотт. - Это легко проверить, - ответил граф де Перрин. Жестом пригласив Этьена следовать за собой, он прошёл в небольшую комнату, расположенную рядом с главным залом его замка. В маленьком помещении находился стол, и старинный сундук, на котором стоял огромный ларец, где хранились фамильные документы. Генеалогическая таблица семьи де Перрин была написана на нескольких листах пергамента, ибо род был древен, и первые потомки его жили во времена императора Тьерри. - Вот, смотрите, - Никола де Перрин, годы жизни 905 – 976 – выходит, что он умер за двадцать два года до казни последнего герцога д’Интригань. Как видите, я ошибся всего на два года, - сказал граф Пьер. - Да-да, - незначительная ошибка, - торопливо подтвердил Этьен, пожирая взглядом генеалогическую таблицу рода де Перрин. – Я всего лишь хотел уточнить… Теперь я уверен, что герцог д’Интригань опередил свой век… Он первым на территории бывшей Абеляндии построил башню на мотт… Но Боже мой, как же древен ваш род, господин граф! Поразительно! В те времена, когда ваши предки жили в замке на холме, мои, вероятно, были простыми солдатами. - Во времена императора Тьерри мои предки жили у отрогов гор, и дом их располагался на скале, отсюда и наша фамилия – Перрин, - сказал граф Пьер. Потом соседи захватили небольшие земли, принадлежавшие в то время моему роду, и мой обедневший предок Хамнет был вынужден поступить на службу к королю Отесу. За военные подвиги ему были дарованы эти земли. Слушая рассказ графа Пьера о его предках, Этьен внимательно рассматривал генеалогическую таблицу семьи де Перрин, разыскивая имя Орелина. Но – увы! Вероятно, графы де Перрин не сочли нужным указать имя приемыша в списках своих предков. Разумеется, они были правы, Орелин состоял в весьма далёком родстве с семьей де Перрин, и не мог рассчитывать на часть наследства рода, который никогда не был обделён сыновьями. Скорее всего, Орелин недолго жил в замке Перрин, - как большинство младших сыновей дворянских родов, он наверняка поступил на службу к королю или знатному феодалу. Если это так, то он мог погибнуть на войне, а уж если Орелину повезло, то его потомки живут сейчас на данных им землям под другой фамилией. - У вас, наверное, много родственников, господин Пьер? – спросил Этьен. - Раньше было много, но после ужасной «чёрной смерти», я почти одинок, - грустно сказал граф. Этьен молча кивнул, глядя на карту: эпидемия «черной смерти» была столь страшна, что абидонцы старались лишний раз не вспоминать её, опасаясь неосторожными словами разбудить зло, наведённое, без сомнения, колдовством могущественного мага. В молчании несколько минут де Триган рассматривал генеалогическую таблицу семьи де Перрин. Вдруг он вздрогнул, и еле сдержал крик: Этьен увидел имя Орелина, но сразу же понял, что ошибся, - это был не Орелин из семьи де Перрин, а некий Орелин де Сильвен, - который женился на Анне де Перрин, внучке того самого Поля де Перрин, который приютил Орелина в своём замке. - У вас в Пенагонии тоже есть семья, которая носит фамилию де Сильвен? – спросил Этьен графа Пьера. - Де Сильвен? Нет, не слыхал о таких, - ответил Пьер. - Ну как же, вот дама из вашего рода в двенадцатом веке вышла замуж за графа де Сильвен, - возразил де Триган. - А, так это был абидонец, - ответил Пьер. – Путешествовал, как и вы, и однажды, остановившись в нашем замке, покорил сердце Анны. Её отец и дед сначала не хотели отдавать девицу замуж за чужестранца, но позже, увидав, как крепко любят друг друга Анна и граф Орелин, дали согласие на этот брак. Правду сказать, жених был знатен и богат, и лучшей партии для Анны не нашлось. Анна вела переписку со своим отцом, а после её смерти и смерти Орелина их старший сын и наследник иногда посылал весточку своим пенагонским кузенам. Но их внуки прекратили общение, и теперь я не знаю, живут ли еще на свете потомки рода де Сильвен. - Похоже, что живут, - при дворе я встречал графа Робера де Сильвен, - ответил де Триган, - вроде бы его земли находятся недалеко от границ абидонской Интригани. - К сожалению, мои предки не сохранили сведения о расположении поместья абидонской родни, - сказал Пьер. Лет пятьдесят назад много старинных документов было утеряно, - отсыревший пергамент покрылся плесенью, и надписи стали неразборчивы. Этьен ещё раз внимательно посмотрел на родословный список, где была указан год свадьбы Анны и Орелина – 1161 год. Следовательно, Орелин де Сильвен мог быть ровесником Орелина Эксиль, прибывшего в Пенагонию в 1156 году, и взявшего фамилию де Перрин. Ещё долго Этьен слушал рассказы графа Пьера о его предках, задавая время от времени наводящие вопросы, но так и не узнав о судьбе приёмыша Орелина. Спросить прямо Этьен не мог, учитывая, какой тайной была жизнь Орелина Эксиль, старавшегося запутать свои следы: не зря же он несколько раз менял фамилию. Разумеется, род де Перрин хранил тайну Орелина, и если граф Пьер знал о нём что-либо, он бы не стал раскрывать его тайну, тем более что подробные расспросы о родственнике мухляндского короля показались бы графу подозрительными. Правда, у Этьена сложилось впечатление, что граф Пьер и в самом деле ничего не знает о судьбе Орелина Эксиль. Было уже довольно поздно, когда Этьен отправился спать, но, как могут догадаться читатели, сон не спешил прийти к графу де Триган. Этьен снова и снова вспоминал рассказы старого графа о его предках, - особенно об Анне де Перрин, вышедшей за абидонца Орелина де Сильвен. Странное совпадение, - сначала в замок Перрин приехал молодой человек с редким именем Орелин, а всего через пять лет спустя внучка графа де Перрин вышла замуж за абидонского дворянина Орелина де Сильвен, - который был родственником Орелина Эксиль, ибо Аделаида де Клер, сестра несчастной Селестины, матери Орелина, была супругой графа Рауля де Сильвен. Мог ли Орелин унаследовать земли и титул своей рано овдовевшей тётки? Существовали ли два разных Орелина, - приемыш семьи де Перрин и знатный абидонский граф, или это был один и тот же Орелин, унаследовавший имение тётушки, и впоследствии женившийся на своей дальней родственнице? Как теперь разгадать эту новую загадку? На другой день де Триган собрался в обратный путь. Прощаясь с Этьеном, граф Пьер сказал: - Если вы увидите графа Робера де Сильвен, то прошу вас, уточните, не его ли предок Орелин женился на Анне де Перрин, и если это так, передайте ему, что ежели когда-нибудь он посетит Пенагонию, я рад буду принять его в своем замке. Вероятно, что он и есть мой родственник, ибо поместье его не так уж далеко от пенагонской границы. - Наверное, это он и есть, - ответил Этьен, ибо я не знаю других абидонских дворян, носящих такую фамилию. Я обязательно передам ему ваше приглашение, любезный граф, и я, прризнаться завидую, графу Роберу, у которого есть такие радушные родственники. Благодарю вас за гостеприимство, - и да благословит ваш род Господь! Прощайте! - Прощайте! Храни вас Бог в пути! – ответил граф де Перрин. Столь тепло простившись с графом Пьером, Этьен отправился домой. На обратном пути он решил снова подняться на Холм Мотт. Приказав оруженосцу и слугам ждать его внизу, Этьен взошёл на вершину холма, и окинул взглядом бывшие владения герцогов д’Интригань. Вид был захватывающим, - хвойные леса простирались до горизонта, и лишь недалеко блестела в лучах солнца небольшая речушка, которую питали лесные родники. Вдали из-за крон деревьев виднелись зубцы башен замка Перрин. Восхитительный пейзаж мог вызвать лишь умиротворение, но почему-то разозлил Этьена, красивое лицо которого внезапно исказилось ненавистью. - Какие прекрасные земли, и остались семейству безмозглых олухов! – сквозь зубы пробормотал Этьен. – Даже не знают, родственники им графы де Сильвен, или нет! Лучше бы герцог Гуго уничтожил их род, будь они прокляты! Вернувшись домой, Этьен некоторое время пребывал в растерянности: он не знал, что делать дальше. Его путешествие в Пенагонию закончилось раньше, чем он мог предположить, и возвращаться сейчас в Клервилль было слишком опасно, - не прошло ещё полутора месяцев, как он оставил королевский двор. Невольно приходила мысль наведаться в гости к графу Роберу де Сильвен, передать привет от пенагонских родственников, - но в тот день, когда Этьен оставил Клервилль, граф Робер находился там, и было мало надежды, что он вернулся в своё поместье. Этьен не желал тратить неделю на поиски замка Сильвен, для того, чтобы узнать, что хозяина нет дома. Наконец, граф де Триган решил возвратиться в Клервилль, и, не являясь ко двору, найти возможность пообщаться с графом де Сильвен, чтобы убедиться в верности своих догадок. - Кто бы мог подумать, - Робер де Сильвен, верный слуга короля! А на самом деле, только и ждёт… И его отец, и дед! Тьфу, - семейство лицемеров! Однако вскоре произошло событие, заставившее графа де Триган забыть о своём историческом исследовании. Через десять дней после его возвращения из Пенагонии, в замок Триган прибыл гонец с письмом от короля, в котором был приказ срочно возвращаться в Клервилль. - Что случилось? – спросил Этьен. – Почему я так срочно понадобился его величеству? - Могу сказать только одно, - это связано с кончиной короля Пенагонии Донатиана, - ответил гонец. - Как?! Донатиан умер?! – воскликнул Этьен. – Позвольте, но я только вернулся из Пенагонии, и там ничего не слыхал об его кончине! Хотя я был в удалённой от пенагонской столицы провинции, и немудрено, что эта новость ещё не дошла туда… - Большая удача, что вы оказались дома, - сказал гонец, - его величество знал, что вы собрались путешествовать, и опасался, что вы надолго задержитесь в чужих краях. - Я немедленно возвращаюсь в Клервилль, раз так приказал мой король, - ответил Этьен. Известие о кончине Донатиана заставило министра Абидонии де Премьер несколько пересмотреть внешнюю политику страны. Трон Донатиана унаследовал его сын Максимилиан, коему Карл под диктовку министра написал письмо, в котором выразил соболезнования новому королю в связи с кончиной отца, и проявил надежду на улучшение отношений между двумя странами. В связи с этим было решено сформировать состав абидонского посольства, которое следовало направить в Пенагонию. По окончании памятной всем войны, которую выиграла Абидония, покойный Донатиан направил язвительное письмо королю Филиппу, в коем потешался над позором дезертировавшего с поля битвы Карла, и дипломатические отношения между государствами, прерванные войной, более не возобновлялись. Но сейчас наступил самый удобный момент, чтобы похоронить старую вражду, и заключить мирный договор. После тайного совещания с королевами, министр де Премьер сообщил королю, что на должность абидонского посла не найти лучшего кандидата, чем граф де Триган. Карл воспротивился, но его супруга и матушка поддержали решение министра. - Вы снова хотите, чтобы я не общался с Этьеном много лет! – воскликнул Карл. – За что вы его так ненавидите? - Кого это я ненавижу? Графа де Триган?! – возмутилась Агнесса. – Если бы я его ненавидела, то он был бы давно казнён! - Вы снова хотите выслать его из Абидонии! – возразил Карл. - Поймите, ваше величество, - у графа огромный опыт дипломатической работы, который он приобрёл в Мухляндии. Никто лучше его не справится должностью абидонского посла в Пенагонии, - ответила королева-мать. - Я бы вам поверил, матушка, если бы вы и Анна ранее выказывали доброе расположение к Этьену. Но совсем недавно из-за неприязни, которую вы испытываете к нему, Этьен был вынужден оставить двор. Что вы на это скажете? – с вызовом спросил король. - Вы ошибаетесь, Карл, - произнесла молчавшая до сих пор Анна, - я не испытываю неприязни к графу, но ваша слишком крепкая дружба могла вызвать кривотолки. Вспомните историю южноморского принца Антонио, которого весь мир считал содомитом, - только лишь из-за того, что он дружил с графом д’Оливио. - Да он им и был, - возразил Карл, - зачем вы его сравниваете с графом де Триган? - Он не был содомитом, - жёстко возразила Анна, - это клевета политических противников южноморской династии Вито! Будь Антонио склонен к этому греху, то после гибели д’Оливио он грешил бы с другим вельможей. Но Антонио всю оставшуюся жизнь утверждал, что не было у него столь преданного друга, нежели покойный граф. Я не желаю, чтобы подобная судьба постигла вас и графа де Триган. - Поэтому вы и хотите его выслать в Пенагонию, - упрямо повторил Карл. - Поймите же, Карл, - Этьен лучше всех походит на должность посла! – воскликнула Анна. - Сколько мы еще будем объяснять вам это? - Ваше величество, - вмешался в разговор министр де Премьер, - я тоже полагаю, что граф де Триган будет лучшим послом, которого Абидония сможет направить в Пенагонию. Карл окинул долгим взглядом министра и королев, и окончательно понял, что не сможет более сопротивляться их воле. - Как хотите, - буркнул он, - пусть Этьен едет в Пенагонию. Но если с ним там что-либо случится…. Вы ответите мне за это! - Да что может случиться с послом?! – воскликнула Анна. Короли Пенагонии не пойдут на убийство посла другой державы. - Надеюсь, - холодно ответил Карл. Новость о своем назначении на пост абидонского посла вернувшийся ко двору Этьен воспринял внешне спокойно, - но его безмятежность была следствием хорошего самообладания. В глубине души граф был потрясён сильнее, чем много лет назад, когда Филипп III отправил его в Мухляндию. Карл объявил Этьену об его назначении в присутствии министра, и королевы Анны. Графу де Триган осталось лишь покориться, и заявить, что ради блага Абидонии он согласен оставить на долгое время свою любимую родину. Но через день он смог поговорить с королём наедине, чтобы прояснить причину назначения его на пост посла. - Ваше величество, кто вам подсказал назначить меня послом в Пенагонию? – спросил Этьен. - Министр де Премьер, - ответил Карл. – Он считает, что вы лучше всех можете справиться с этой должностью. - И у вас не было возражений? - Были, - ответил Карл, но министр убедил меня… - Я чем-то провинился пред вами? – спросил Этьен. - Упаси Бог! – воскликнул Карл. – Что вы говорите?! Вы ни в чем не виноваты! - Простите, мой король, но вы же знаете, что я ненавижу жизнь на чужбине. Вы могли бы назначить на этот пост другого дворянина. - Мог… Но меня убедили, что вы – лучший… - Кто вас убедил? Де Премьер? Или ещё кто-то повлиял на ваше решение отправить меня подальше? - Этьен, - прошептал Карл, - они так настаивали… я просто не смог сопротивляться… Матушка и Анна. Это они так решили… а я – никто… - Вы – король Абидонии, - возразил Этьен, - король великой страны. Но не стоит сейчас оспаривать решение вашей матушки и супруги, - они во многом правы. Я покидаю Абидонию, для несения государственной службы. - Этьен… Мне так страшно снова расставаться с вами… - прошептал, плача, Карл. - Утешьтесь, ваше величество, - разве это в первый раз? Мы переживем любые расставания, и встретимся снова! Испытания сделают нас только сильнее! Через несколько дней Этьен отправился в родовое поместье, чтобы привести дела в порядок, и отдать управляющему распоряжения. Затем он вернулся в Клервилль, и уже оттуда выехал в Пенагонию. Во время своего пребывания в столице де Триган ни разу не встретил при дворе графа де Сильвен, но Луи де Мортирье сообщил Этьену, что Робер отправился в Тернуар, навестить старого друга. С горечью Этьен подумал, что его расследование снова растянулось на много лет. Пока оставались хоть малейшие сомнения в родстве Орелина Эксиль с семейством де Сильвен, граф де Триган не мог поведать королю о своем открытии. Рассказывать же о догадках, которые могут быть ложными, Этьен не хотел, опасаясь выставить благородного дворянина врагом государя. «Надеюсь, что через несколько лет не будет поздно, - подумал Этьен. – Да и если бы они хотели, то давно уже нашли бы способ… К тому же, возможно, это моя больная фантазия разыгралась, а на деле Орелин Эксиль, - приёмыш семьи де Перрин, и граф Орелин де Сильвен, - два разных человека. Так что не следует торопиться… Но когда я вернусь, то обязательно всё выясню…». карты герцогства Интригань.

Княжна: По прибытии в столицу Пенагонии – Пернилль – граф де Триган был принят королём Пенагонии Максимилианом IV, которому передал письмо Карла, а так же на словах объявил пенагонскому монарху, что Абидония хочет мира и дружбы со всеми своими соседями, ибо народы Абидонии, Пенагонии и Мухляндии считаются братскими по крови и духу, и королевские династии этих стран скрепляют родственные узы. - Я думаю, что мой царственный брат Карл V забыл все разногласия ссоры наших покойных родителей, - ответил Максимилиан. – Доказательством этого служит то, что вы направлены сюда в качестве посла, - предыдущие семь лет в Пенагонии не было посла из Абидонии. Я надеюсь, что добрососедские отношения между нашими королевствами будут поддерживаться и в дальнейшем. Несмотря на дружеский тон пенагонского короля, Этьен, неплохо разбиравшийся в людях, решил не обольщаться надеждой на долгий мир. Граф де Триган не верил, что пенагонцы забыли свое поражение в последней войне, - особенно король Максимилиан, участвовавший в том памятном сражении. Максимилиан IV был полной противоположностью Карла V. Пенагонский король был красив, - высокий стройный молодой человек, с черными волосами, и внимательным взглядом холодных серых глаз. В выражении его лица угадывалась сила воли, твёрдость духа, а так же хладнокровие рассудительного человека, всегда просчитывающего последствия своих действий. Этьен невольно подумал, что если бы Карл обладал характером Максимилиана, то Анна и Агнесса не смогли бы управлять страной от его имени. Впоследствии, наблюдая жизнь пенагонского двора, де Триган убедился в правильности своего первого впечатления о короле Пенагонии. Единственной женщиной, которая могла оказать влияние на Максимилиана, была его мать, вдовствующая королева Розалина, но она не управляла им так, как Агнесса Карлом. Розалина лишь иногда подталкивала Максимилиана к принятию решений, - но большей частью она разделяла мнение сына. Увидав пенагонскую королеву-мать, Этьен еле сдержал улыбку, представив себе, как мог разочароваться покойный Филипп III, если бы он сейчас увидал любовь своей юности: некогда прекрасная стройная мухляндская принцесса превратилась в обрюзгшую властную старуху с отвисшими щеками, и недовольным выражением лица. Граф де Триган подумал, что королева Розалина чем-то похожа на бульдога. Странное дело, - Агнесса была не намного моложе ее, но до сих пор сохранила привлекательность, и в своих «Записках об Абидонии» знаменитый южноморский путешественник Фернандо Плаволо, назвал королеву–мать «дамой весьма приятнейшей наружности», что не отнюдь не было лестью, ибо Плаволо всегда был искренен в своих описаниях. Через неделю после прибытия Этьена в Пернилль, в пенагонском королевском дворце состоялся бал по случаю дня рождения королевы Дени, - покорной супруги Максимилиана, никак не влиявшей на управление государством, и, тем не менее, ненавидимой королевой-матерью. Этьен, не успевший привыкнуть к жизни в чужой стране, был в подавленном настроении, и, не желая танцевать, наблюдал за веселившимися придворными. К нему подошёл герцог Клаудиус де Корниль, - первый министр Пенагонии, - человек, который, по мнению историков, «взял на себя половину груза государственных забот», и прилагал все усилия для того, чтобы Пенагония стала одним из сильнейших королевств в мире. Это был немолодой человек лет пятидесяти, умный и образованный, отличавшийся необыкновенной проницательностью, и хорошей интуицией. Настоящее его имя было Клод де Корниль, но еще в юности он переделал свое имя на древнеримский лад, и представлялся всем как Клаудиус. Теперь Клод посмеивался над тем влюблённым в древнюю историю юношей, коим он был когда-то, но его новое имя стало слишком привычным, что бы отказаться от него, а увлечение историей древнего Рима уступило место изучению раннего средневековья, - истории королевств Перн, Аго, и, конечно же, Абеляндии. Впрочем, и более поздние времена не избежали его внимания, - история Пенагонии, Абидонии и Мухляндии была не менее интересной, и важной для столь опытного политика, каким был Клаудиус. - Господин де Триган, вы, как я вижу, скучаете на балу? – весело спросил Этьена Клаудиус. - Это невозможно, господин министр, - как можно скучать на королевском балу, где присутствуют лучшие красавицы Пенагонии? - ответил Этьен. – Я удерживаюсь от танцев, потому что немного болит голова, - вчера до позднего вечера читал в дворцовой библиотеке книги об истории Пенагонии. Могу только восхищаться талантом пенагонских летописцев. - Значит вы, как и я, любите историю, - я тоже, бывает, надолго зачитываюсь летописями, и сочинениями учёных-историков, - ответил Клаудиус. Тем временем к министру подошел дворянин лет тридцати, и дружески приветствовал его. - Господин де Перрин! – воскликнул де Корниль, - рад вас видеть здоровым, - я боялся, что тот злополучный вывих не позволит вам веселиться на сегодняшнем балу. - Сущий пустяк, - весело ответил де Перрин, - скоро я снова отправлюсь на охоту! - Простите, господин де Перрин, - вмешался Этьен, - не в родстве ли вы с графом Пьером де Перрин из пенагонской Интригань? - Это мой отец, - ответил де Перрин. - Я знаком с господином графом, - ответил Этьен, - как он поживает? - Собирается в скором времени приехать в столицу, - ответил де Перрин, - но простите, господин посол, когда же состоялось ваше знакомство с моим отцом? Он мне ничего не рассказывал о вас. - Не так давно, - три месяца назад. Тогда я совершил путешествие по провинции Интригань, и ваш отец весьма радушно принял меня в своем замке, и так же помог мне в моем изучении истории герцогства Интригань, сообщив интересные сведения о ваших предках, и герцоге д’Интригань, некогда проживавшем в замке который стоял на холме Мотт в вашем графстве. К сожалению, мне не удалось нанести на карту местоположения руин всех замков, принадлежавших роду Интригань, ибо мой король отправил меня послом в Пенагонию. Закончив весьма увлекательное путешествие по вашей прекрасной стране, я не мог представить, что в скором времени вернусь сюда на долгие годы. - Пребывание в Пенагонии может весьма помочь вам в изучении истории, - ответил де Корниль, - в библиотеке университета хранится множество карт провинции Интригань, а также труды знаменитых пенагонских летописцев, в коих рассказывается о завоевании герцогом д’Интригань пенагонских земель. Право, я думаю, что вам это будет интересно. Также можете посетить монастырь Сен-Рагнол, - монахи которого всегда были хранителями пенагонской истории, - в их библиотеке хранятся хроники последних шести столетий, и книги, посвящённые истории других стран. - Благодарю, герцог, - я последую вашему совету, - ответил Этьен, - слава монастыря Сен-Рагнол уже давно достигла Абидонии и Мухляндии. Через пару месяцев Этьен привык к своей должности, и к своему новому жилью – шикарному особняку, расположенному недалеко от королевского дворца. Дом этот сохранился до наших дней, правда, в несколько перестроенном виде, - и сейчас, по старой традиции, в нем расположено абидонское посольство. Так было не всегда, - с середины пятнадцатого века абидонское посольство находилось в различных других зданиях, большинство из которых не сохранились до наших дней, но в начале двадцатого века, когда во время первой мировой войны было взрывом бомбы уничтожено здание абидонского посольства, король Пенагонии принял решение перевести посольство в легендарный особняк, в коем некогда жил граф де Триган. Этьен привык к новой жизни, - но не полюбил её. Он никогда не мечтал уехать за границу, - разве что в качестве путешественника, - посмотреть на достопримечательности, и затем, вернувшись домой, сидя у камина в родовом замке, предаваться приятным воспоминаниям и рассказывать друзьям о своих приключениях в чужой стране. Но жить вдали от Родины, и долгие годы не переступать порог родного дома, - нет, - такая участь казались Этьену страшным наказанием, которое несправедливо постигло его уже второй раз в жизни. Временами граф де Триган впадал в отчаяние, понимая, что его жизнь подвержена неким повторяющимся циклам, - слишком похожи были его вынужденные отъезды за границу, устроенные родственниками Карла для того, что бы оградить слабовольного короля от влияния Этьена. Кто может поручиться, что когда де Триган вернется в Абидонию, он не будет снова направлен в какую-либо другую страну? Правда, не окажись он в Мухляндии, то не совершил бы важного открытия, но отъезд в Пенагонию остановил его исследование на долгие годы, ибо теперь Этьен был почти уверен, что потомки Орелина ныне проживают в Абидонии. Единственным приятным занятием, скрашивавшим его тягостное пребывание на чужбине, было посещение королевской библиотеки, и монастыря Сен-Рагнол. Старинные книги и летописи надолго уводили Этьена в прошлое Пенагонии, и глубокое изучение пенагонской истории помогало ему лучше понять характер пенагонцев, а также составить более полное представление о правящей королевской династии Отэ – потомков Отеса, сына императора Тьерри. В королевской библиотеке Этьен часто встречал Клаудиуса, с которым вёл приятные беседы на исторические темы, - при этом господин де Корниль часто рекомендовал графу де Триган интересные книги выдающихся пенагонских историков. Были в пенагонских библиотеках и труды, посвященные абидонской истории, но их прочтение Этьен отложил, решив сперва как можно глубже ознакомиться с историей Пенагонии. Помимо летописей, в библиотеках было немало романов и баллад, воспевающих героев легенд, и исторических личностей, - императора Тьерри, его вторую супругу Амбр, - мать Отеса, родоначальника пенагонской королевской династии, и множество их прославленных потомков. Этьен ничуть не удивился, когда нашёл балладу, посвящённую Селестине де Клер, но как он не старался, не смог обнаружить данных о пребывании ее сына Орелина в Пенагонии. Впрочем, де Триган теперь почти не сомневался, что Орелин, прожив в Пенагонии несколько лет, вернулся в Абидонию, и там, получив наследство от тетки, взял фамилию Сильвен. Исследование Этьена было отложено на неопределённо долгое время, но граф де Триган не отчаивался, убеждая себя, что в данный момент ему более важно изучение пенагонской истории… Прошло три года после отъезда графа де Триган в Пенагонию. Хмурым апрельским днём Абидония погрузилась в траур, лишившись наследника престола, - единственного сына короля Карла V. Принц Филипп сгорел за несколько дней, заболев, по предположению историков, скарлатиной. Королевский наследник был погребен в старинном соборе святого Ивонна, недалеко от могилы своего деда. Убитые горем венценосные супруги похоронили вместе с сыном уверенность в завтрашнем дне, ибо велика была вероятность , что у королевской четы не будет больше детей. Год назад королева Анна после двух суток мучений разрешилась от бремени мёртвым младенцем, а позже сама чуть не скончалась от родильной горячки, и теперь мэтр Валидоль не раз выражал опасение, что ее величество больше не сможет выносить ребенка. «Почему так несправедливо? – думала, потрясенная смертью внука вдовствующая королева Агнесса. – Малыш Филипп умер, а я, старуха, живу… почему Бог не забрал меня?.. Лучше умереть мне, нежели наследнику престола… Если Анна не сможет больше родить, - не знаю, кто унаследует трон, - похоже, род де Мортирье вымирает, - у Луи тоже нет детей…». Взглянув на надгробье покойного супруга, Агнесса вдруг вспомнила, что в последний месяц своей жизни Филипп III утверждал, что к нему приходит призрак императора Тьерри, который предрекает пресечение династии де Мортирье. Тогда Агнесса посчитала слова короля пьяным бредом, или надвигавшимся безумием, но теперь ее охватил ужас, - вдовствующая королева поверила, что её покойный супруг разговаривал с духом великого императора, гневавшегося на род Мортирье за убийство своих потомков. Вспомнив все те бедствия, выпавшие на долю Абидонии во времена правления династии Мортирье – пожары и наводнения в городах, неурожаи, появление «белых христиан» - еретиков, соблазнивших множество людей, которые впоследствии сошли с ума, эпидемию проказы, резкое похолодание, голод, и, наконец, страшную «чёрную смерть», - Агнесса решила, что всё это было наказанием за убийство Эдуарда II Аделард. Охваченная суеверным страхом вдовствующая королева совершенно забыла, что эти несчастья были бичом не только Абидонии, но и всего мира, - она полагала, что их можно было избежать, если бы страной, как и прежде, правила династия Аделард. «Несчастья Абидонии – это наказание за грех ее королей, - думала Агнесса, - и теперь, род де Мортирье, незаконно захвативший абидонский трон, должен исчезнуть с лица земли… Глупо было надеяться, что после убийства Эдуарда II потомки Марка де Мортирье станут без бед править страной многие века, когда само небо вопиет о наказании преступников. Мой сын Карл, не отличающийся умом, вероятнее всего – последний король из династии Мортирье. Боже мой, но что же будет с Абидонией, когда королевский род прервется? Алчные пенагонцы и мухляндцы поспешат заявить о своих правах на абидонский престол, так как они происходят от старших сыновей Тьерри, - и найдется ли тогда человек, который сможет спасти Абидонию? Если не случится такого чуда, то Абидония будет захвачена соседями, и прекратит свое существование, став частью другой страны. Святой Ивонн, святые Филиберт и Стефана, - спасите Абидонию!». Внезапно острая боль, появившаяся впервые год назад, во время болезни Анны, снова пронзила сердце. Агнесса держалась из всех сил, не желая уходить с похорон внука, и лишь когда печальная церемония закончилась, и королевская семья вернулась во дворец, она велела позвать к себе метра Валидоль. Придворный врач применил единственное в те времена сильнодействующее средство – кровопускание, и дал Агнессе выпить успокаивающий настой из трав. Встревоженные Карл и Анна были рядом все время, и не отходили от королевы-матери. Через час Агнесса заявила, что чувствует себя гораздо лучше, и попросила, что бы её оставили одну, дав отдохнуть. Несколько успокоенные Карл и Анна удалились из покоев Агнессы, и в комнате старой королевы осталась только сиделка Марта, которая год назад выхаживала Анну. Мэтр Валидоль и второй придворный врач, его ученик Леталь, которого Валидоль готовил на замену себе, на всякий случай находились недалеко от покоев Агнессы. Спустя ещё час Агнесса попросила сиделку, чтобы та позвала к ней Анну, заявив, что хочет поговорить с невесткой наедине. Встревоженная Анна не замедлила прийти к свекрови. - Матушка, как вы себя чувствуете? - спросила она. - Хорошо, не тревожься, - ответила Агнесса, - думаю, что я поправлюсь. Но если Богу угодно будет забрать меня… Я оставлю Абидонию в твоих руках, Анна. Карл, - глупец, как это мне не больно осознавать, и бездарный король. Обещай, что ради блага страны, ты будешь также мудро, как и всегда, управлять Карлом, как кормчий управляет кораблём. - Да продлит господь годы вашей жизни, матушка! – воскликнула Анна, целуя руки свекрови. – Мне страшно думать, что вы можете оставить нас, - ибо вы заменили мне родную мать, которая скончалась, когда я была ребенком. Но я исполню вашу просьбу, - Абидония – моя вторая Родина, и пока я жива, я буду укреплять свою страну. - Дитя моё… - растроганно прошептала Агнесса, - вижу, что я не разочаровалась в тебе. Теперь ступай, и сохрани в тайне от Карла наш разговор. Вечером Анна и Карл еще раз навестили Агнессу, которая снова успокаивала их, заверив в своем хорошем самочувствии. Пожелав королеве-матери спокойной ночи, венценосные супруги удалились, и в покоях Агнессы осталась лишь сиделка Марта. Всю ночь Агнесса пролежала с закрытыми глазами, пытаясь заснуть, но сон не шёл к ней. Ближе к утру, она почувствовала в своей спальне чьё-то присутствие. Оглянувшись на сиделку, Агнесса увидела, что та спит, сидя на скамье. Внезапно в дверях возникли три прозрачные фигуры, которые на глазах становились все плотнее, и постепенно обрели облик живых людей. Агнесса лишь удивилась тому, что появление призраков почему-то не напугало ее. Страх возник только тогда, когда она разглядела, что один из них – ее супруг Филипп III. Агнесса боялась короля, как при его жизни, и не хотела, чтобы Филипп подходил к ней. Но второй призрак, - похожий на императора Тьерри, изображения которого Агнесса видела в старинных книгах, преградил путь Филиппу, и галантно пропустив вперёд даму, в которой Агнесса узнала свою мать. - Матушка! – радостно воскликнула старая королева, - и, поднявшись на постели, обняла подошедшую к ней госпожу де Прентан. Еще никогда Агнесса не была так счастлива… - Господин, к вам гонец из Абидонии, - сказал лакей, входя в кабинет графа де Триган. - Я жду его, - ответил Этьен. Войдя в кабинет, гонец с низким поклоном протянул ему письмо, предназначавшееся королю Пенагонии, и другое, - адресованное Этьену. - Как дела в Абидонии? – спросил де Триган. - Абидония в трауре, ваша милость, - скончались его высочество принц Филипп, и королева-мать. - Боже мой!.. Что, они умерли одновременно? - Нет, сначала умер принц, а после его похорон старая королева. - Ужас, - наследник, которого так ждал его величество… - произнес Этьен. – Упокой господь его душу… И душу ее величества… Есть ли устные послания от короля? - Нет, ваша милость, никаких секретных посланий, кои могут быть преданы лишь словами, король не отправлял, - ответил гонец. - Ясно. Можешь быть свободен, - сказал Этьен. Прочитав письмо, в котором Карл рассказал о постигшем его горе, Этьен ненадолго задумался, могла ли кончина королевы-матери ускорить его возвращение домой, но вскоре решил, что королева Анна – это вторая Агнесса, которая не желает терпеть его присутствия при абидонском дворе. - Будь всё проклято! – воскликнул де Триган. – Лучше бы вместо наследника престола умерла Анна! И как это она смогла выжить год назад, после родильной горячки? Чтоб ей сдохнуть при следующих родах!!! Составила бы компанию своей любимой свекровушке в аду! Успокоившись, граф де Триган поспешил в королевский дворец, чтобы передать королю Максимилиану письмо Карла. Прошло еще три года. Весна одела в цветочный наряд сады Пенагонии, и теплый дождь омывал молодую листву. Этьен стоял у открытого окна, слушая шелест дождя, и с горечью думал, что начинает стареть, - ибо наступление весны в последние годы перестало его радовать. Заметив, что дождь стихает, Этьен решил направиться в монастырь Сен-Рагнол, в библиотеке которого он нашёл интересные летописи, рассказывающие о завоевании графом д’Интригань окраины Пенагонии, которая сейчас называлась пенагонской Интригань. Интригань! Этьен внезапно понял, почему он в столь дурном настроении. Вспоминая пенагонскую Интригань, он не мог не вернуться мыслями к абидонской части некогда могущественного герцогства. Родные края… Там прекрасней весна, ярче светит солнце, сильнее аромат цветов. Боже, как надоела ему Пенагония! Вырваться хоть бы на миг в родной замок, в маленьком саду которого цветет вишня, прогуляться по лесу, - взглянуть на ландыши возле замшелого камня с древними письменами, а затем подняться главную башню, и долго смотреть с крыши на покрывшийся ковром цветов курган Амадиу… Когда он увидит замок Триган? Когда он навестит Клервилль? Сколько лет ему еще жить на чужбине? Этьен еле сдерживал слезы, - подумать только, половину своей сознательной жизни он провёл на чужбине из-за неприязни королевской семьи, и хотя нынешний король Карл считает его своим другом, он не может приказать Этьену вернуться в Абидонию, ибо королева Анна, - подлинный правитель страны, ненавидит графа де Триган так же, как ненавидели его покойные родители ее супруга. Да, Этьен несколько перегнул палку, начав управлять глупым безвольным королём, но он дорого заплатил за свою оплошность, и сейчас с радостью отказался бы от своего влияния при дворе в обмен на спокойную жизнь в родовом поместье. Абидония в этот миг сжалась для него до размеров провинции, в которой родился Этьен. Немного успокоившись, граф де Триган отправился в монастырь Сен-Рагнол, где его встретил настоятель - отец Жозе. - Добрый день, господин посол, - воскликнул почтенный настоятель, - надо же, второй почётный гость за день! - Что, приехал кто-то еще? – спросил Этьен. - Да, господин де Корниль решил навестить нашу библиотеку, - ответил Жозе. - Надеюсь, что я ему не помешаю, - улыбнулся Этьен, - вот, отец, примите мои скромные пожертвования вашей обители, - с этими словами он протянул настоятелю мешочек с золотом. - Да благословит вас Бог за вашу щедрость, господин посол! – подобострастно воскликнул Жозе, провожая Этьена в библиотеку. - Граф де Триган! Рад встретить вас в библиотеке монастыря Сен-Рагнол, - воскликнул де Корниль, едва увидев Этьена. – Ваш интерес к истории достоин всяческих похвал, - у нас уже говорят, что абидонский посол знает историю Пенагонии лучше, нежели большинство пенагонцев. - Если я хорошо знаю историю Пенагонии, то это лишь благодаря вот этой самой библиотеке, - ответил Этьен, - к тому же, здесь есть книги, посвящённые истории моей родины. Вот, например, - «Завоевание герцогом Интригань пенагонских земель, и поражение короля Но в битве при Рошевале», - бегло просмотрев книгу в прошлый раз, я заметил, что в ней очень подробно рассказывается об абидонских владениях герцога д’Интригань, и даже есть прелюбопытные карты. - Помнится, вы рассказывали, что сами хотели составить некую карту герцогства Интригань, - заметил Клаудиус. - Да, было желание нанести на современную карту остатки замков рода Интригань, - но, увы, я не смог довести начатое дело до конца по причине моего назначения послом, - сказал Этьен. Всё же я не теряю надежды когда-нибудь вернуться к этому делу. Ну а пока подготовлюсь, - я уверен, что найду множество нужных мне сведений в пенагонских библиотеках. - Разумеется, найдёте! Здесь много книг, посвящённых Абидонии. Ну, а я, пожалуй, отправлюсь домой, - глаза болят от долгого чтения. Удачи вам, граф! - До встречи, господин министр, - ответил Этьен, и погрузился в чтение старой книги. Выйдя из библиотеки, де Корниль обратился к настоятелю: - Отец Жозе, прошу вас, если возможно, постарайтесь приметить, какие именно исторические труды читает абидонский посол. Ради блага государства я обязан знать, что интересует его в нашей истории. - Здесь нет ничего сложного, - ответил Жозе, - де Триган после прочтения книг часто беседует со мной. Раньше его интересовала история Пенагонии, но последние два года он, похоже, тоскует по своей родине, и читает книги, посвящённые Абидонии, - большей частью те, в коих рассказывается о его родном крае – провинции Интригань, история которой безумно интересует его. - Да, я заметил, что Интригань – любовь его жизни… - пробормотал Корниль. – Вы думаете, что он сильно тоскует по родным краям? Признаться, мне тоже так показалось. - Он сам один раз в этом признался, - понизив голос, произнёс Жозе. – Это было на святках, - в честь светлого праздника мы решили что не грех выпить старого доброго вина… возможно мы и переусердствовали, отмечая праздник, - я помню, что Триган со слезами говорил, что мечтает отпраздновать Рождество в Абидонии, и… кажется, - король Карл послал его сюда послом против его воли… Но я смутно помню наш разговор, - неделю после этого я каялся в грехе винопития, - читал молитвы по десять раз, и пил только чистую воду… - Ваши слова, отец, лишь подтверждают то, что мне довелось узнать о нем, - ответил де Корниль. Неужели вы тогда так много выпили? - Увы, грешен, - со вздохом ответил Жозе. – Ещё, осмелюсь сказать, де Триган назвал знаменитого Анатоля Томе, ныне живущего в Абидонии – сомнительным историком, перевирающим хроники. Я не согласился с ним, - ибо даже покойный король высоко ценил труд Томе - «Отес – старший сын императора Тьерри», в коем Томе убедительно доказал, что Ферранд, который считается старшим сыном Тьерри, от его первой жены Хонори, - являлся сыном Хонори и ее любовника… - Ну, критиковать Томе – это не преступление, - возразил де Корниль. – Я уверен, что он был прав, считая Отеса первенцем Тьерри, - но поздние труды, написанные им после того, как он свалился с коня и ударился головой об камень… Надо быть безумцем, чтобы заявить, что все хронисты мира договорилась вписать лишнюю тысячу лет в свои летописи. - Де Триган говорил тоже самое, - сказал настоятель. – Но почему тогда покойный король так ценил его труды? - Король Донатиан ценил именно этот труд, - «Отес - старший сын императора Тьерри», - ответил Корниль, - а про искажённые хроники и слышать не хотел. Насколько я могу судить, - де Триган действительно умен, раз не пришёл в восторг от бреда сумасшедшего историка. Да он и сам мог бы стать знаменитым историком… Однако я задержался, - меня ждут важные дела. Прощайте, отец Жозе, и не забывайте и впредь проявлять невинное любопытство к чтению господина посла, - и ведите с ним увлекательные беседы, которые бутылочка вина сделает еще более интересными! Когда де Корниль вернулся домой, его ждало письмо, которое принёс паломник, якобы путешествовавший по святым местам Абидонии. Послание было написано загадочным шифром, который выдумал сам министр. Расшифровав непонятные значки, Клаудиус прочел следующий текст: «Леталь теперь наш. Ждем болезни абидонской тигрицы». - Томе! – восхитился Клаудиус. – Гений, притворяющийся безумцем! Как он умудрился склонить его на нашу сторону?.. Хотя я знаю, что Леталь – уроженец Пенагонии… Надо попросить Томе добыть сведения о семье де Триган, хотя я и так думаю что мои догадки верны. Этьен де Триган… да... Но в первую очередь надо убить тигрицу…

Княжна: В начале сентября гонец доставил герцогу де Корниль важные документы, которые первый министр не замедлил показать королю Максимилиану, и после недолгой беседы с его величеством, Клаудиус навестил настоятеля монастыря Сен-Рагнол. - Отец Жозе, - взгляните, - это карта, некогда составленная моим покойным дядей, - который увлекался историей и привил мне любовь к ней. Думаю, что в вашем монастыре есть множество подобных ей. Смогут ли братья сделать несколько ее копий? - Разумеется, господин министр, - ответил настоятель. - Лучше всего сделать две копии, - одна останется в вашем монастыре, а другую я подарю моему приятелю – графу де Триган. - Думаю, что карта его родных краёв будет лучшим даром для посла, - сказал Жозе, - в последние месяцы он ищет в библиотеке любые упоминания об истории герцогства Интригань, объясняя это тем, что его интересует мнение наших историков о вторжении в герцога д’Интригань в Пенагонию. - Именно поэтому я и решил подарить ему карту, - ответил Клаудиус. – Я щедро оплачу труды ваших братьев, если они сделают копию как можно скорей. Оплата будет по окончании работы, - но пожертвования монастырю примите сейчас, - с этими словами министр протянул отцу Жозе кошелёк с золотом. - Благослови вас господь, господин де Корниль, - буду молить Бога и святого Рагнола о вашем здоровье, - сказал отец Жозе, взяв деньги. – С Божией помощью я с братией займусь усердным трудом над созданием копии этой карты. Когда же копия будет готова, я извещу вашу милость. - Буду с нетерпением ждать результата ваших трудов, а пока – прощайте! С удовольствием провёл бы часок-другой в вашей библиотеке, - но не позволяют государственные дела, - со вздохом произнёс Клаудиус. - До встречи, господин министр, - ответил Жозе, - в нашей обители вы всегда будете желанным гостем. В первое воскресенье октября герцог де Корниль принимал в своём доме абидонского посла графа де Триган. Клаудиус и Этьен отобедали вдвоём, а затем беседовали до наступления темноты. Вернувшись к себе, де Триган закрылся в своём кабинете, зажег свечу, и, разложив на столе подарок Клаудиуса, - карту провинции Интригань, глубоко задумался, вспоминая недавний разговор. Прошло около часа, - Этьену показалось, что в комнате стало душно, он открыл окно, и стал рассматривать звездное октябрьское небо, словно пытаясь прочесть на нем своё будущее… Что ждет его по возвращении из Пенагонии?.. Карьера при дворе Карла V? Нет. Это невозможно, потому что королева Анна ненавидит его всей душой. Из-за неё и её покойной свекрови Этьен был вынужден несколько лет назад оставить двор, и удалиться в родное поместье. Спокойная жизнь в замке Триган? Вряд ли. Именно в то время, когда Этьен оставив двор, вернулся в своё поместье, Анна и Агнесса решили отослать его как можно дальше, - за границу, точно так же, как ранее поступил покойный король Филипп III, выслав Этьена в Мухляндию. Можно предположить, что к этому средству Анна в дальнейшем прибегнет ещё много раз, - и тогда Этьен окажется в Шампиньонии, Пухоперонии или Бог весть где… Но и такой вариант, против которого бунтовала душа Этьена, мог ожидать его в самом лучшем случае. В худшем варианте он мог разделить судьбу Готье д’Оливье, - друга Фиакра II, убитого по приказу королевы Матильды, или провести долгие годы в заточении, как граф Вермандо, оклеветанный Алприкой, - супругой Хильдефонса, предпоследнего короля Перна. Изгнание, заточение или смерть. Вот что ожидает его в Абидонии. Он давно понимал это, но старался не думать о том, как сложится его жизнь по возвращении из Пенагонии, и только нынешний разговор с Клаудиусом заставил его задуматься о будущем. Первый министр Пенагонии был прекрасно осведомлен, почему именно Этьена направили сюда послом… Изгнание, заточение, или смерть. И только один выход… Этьен подошёл к столу и взял в руки карту герцогства Интригань. Дядя герцога де Корниль был талантливым картографом, весьма точно изобразившим леса, реки и холмы, а так же руины старых замков герцогов д’Интригань. Картограф и историк, покидавший родные края только ради увлекательных путешествий, он прожил интересную жизнь. Как Этьен сейчас завидовал покойному Жану де Корниль… Только один выход… Отложив карту, Этьен снова подошёл к окну, и долго смотрел на пожелтевший каштан в саду, - в темноте он выглядел чёрным, и на сиявшие холодным светом звёзды. «И кто посмеет судить меня? – подумал он. – Тот, кто счастливо живет в родном доме, не боясь изгнания? А как бы поступил этот моралист на моём месте? Больше всего я люблю родные края… Но безумные представители династии де Мортирье лишили меня счастья жить на родине… Чем я им обязан? Карьерой посла, - будь она проклята?! И предкам моим не за что было благодарить королей Абидонии – Мортирье, и особенно Аделард…». Один выход. Этьен снова подошёл к столу, взглянул на карту, и жестко произнес в темноту: - Я согласен. Герцогиня Мария де Корниль была верной помощницей своего супруга, - гениального политика, посвятившего свою жизнь развитию и укреплению Пенагонии. Историк Карамзиль однажды сравнил супругов де Корниль с другой знаменитой парой – четой Давиль, - правившими Абидонией в семнадцатом веке, - но смею заметить, что сравнение это было некорректно, так как супруги Давиль более заботились о своих интересах, нежели о благе страны, и уж ни в коем случае графа Давиль нельзя было назвать верным слугой короля. В отличие от зловещего абидонского канцлера, герцог де Корниль в своей деятельности руководствовался исключительно интересами Пенагонии. Возможно, что и в тот день решение герцогини Марии покинуть дворцовый сад и уединиться с друзьями семьи – четой де Бретер, в мрачном покое дворца было вызвано не прохладным ветром, а государственной необходимостью. Никола де Бретер и его супруга Жанна, ничего не подозревая, проследовали за госпожой де Корниль в полутёмную галерею, в конце которой был вход в дворцовую библиотеку. Но спокойно поговорить старым друзьям не удалось, - через некоторое время в галерею, заливаясь смехом, вбежали несколько юных фрейлин королевы Дени, сопровождаемых галантными молодыми повесами, рассыпавшихся в комплиментах первым красавицам пенагонского двора. Затем в галерею вошли в сопровождении своих мужей три пожилые дамы из свиты королевы Розалины. - Право, можно подумать, что мы перенеслись на два столетия назад, - в те времена, когда эта галерея была парадным залом дворца, - произнесла госпожа де Корниль, – с тех пор здесь не собиралось столь многочисленное общество. Внезапно из-за закрытой двери в библиотеку послышался возмущённый возглас короля. Придворные затихли, стараясь понять, чем так возмущён его величество, но тяжёлые дубовые двери не позволяли хорошо расслышать слова, однако было ясно, что кто-то пытается спорить с королём, возмущённо оправдываясь. Наконец дверь в библиотеку открылась, из неё поспешно вышел красный, как свёкла, граф де Триган. Казалось, что он хотел убежать подальше от гнева пенагонского короля, но увидав, что в галерее собралось общество, постарался овладеть собой, и приняв гордый вид, медленно направился к выходу. Вслед за ним на пороге библиотеки появился король в сопровождении герцога де Корниль. - Через сутки вы должны оставить Пенагонию! – заявил Максимилиан, и вместе с герцогом де Корниль поспешил в свой кабинет. На другой день весь двор знал подробности этого события: Клаудиус рассказал обо всём супруге, а Мария, в свою очередь, передала своим подругам, взяв с них слово молчать о происшествии в библиотеке. Поклявшись быть немыми как могила, подруги госпожи де Корниль полностью сдержали слово, пересказав все лишь своим мужьям, дочерям, и близким родственницам, в результате чего весь Перниль узнал о шпионском скандале в библиотеке королевского дворца. Выяснилось, что коварный абидонский шпион де Триган, спрятавшись за книжным шкафом, не соизволил заявить о себе в тот миг, когда вошедший король спросил, есть ли кто в библиотеке. Притаившись, де Триган стал подслушивать разговор его величества с первым министром, и длилось это довольно долго, пока он не внезапно не чихнул, выдав себя. Когда король возмутился дерзким подслушиванием своего разговора, де Триган имел дерзость оправдываться, заявив, что почти ничего не слышал, а затем принялся утверждать, что подслушанная им беседа короля с его министром не содержала ценных сведений, которые следовало бы спешно передать в Абидонию. Последнее высказывание абидонского посла было явным признанием в шпионаже, за который он был выслан из Пенагонии. В то время как весь пенагонский двор обсуждал эту новость, Этьен де Триган был уже на пути в Абидонию, и едва сдерживался, чтобы не пустить коня в галоп, - так хотелось ему поскорей вернуться домой. «Как всё оказалось просто, - думал он, - ещё месяц назад я считал, что много лет не увижу родные края, - но вот теперь спешу в Абидонию… Жаль, что теперь придется первым делом ехать в Клервилль, и объясняться с Карлом, а лишь после отправиться в замок Триган… Чёрт возьми, я наконец-то оставил Пенагонию! Какое счастье! Об одном только жалею – отказался от любви самой красивой и юной пенагонской вдовы – Алоизы де Селль. Что поделаешь, - боялся, что она – шпион… Наивный дурак! Из-за глупых опасений лучшие годы своей жизни провел в библиотеках!». Приехав в Клервилль, Этьен первым делом испросил аудиенции у короля, уже знавшего о разоблачении своего шпиона – гонец короля Максимилиана достиг Абидонии быстрей, чем де Триган. - Мой друг, как я рад вас видеть! – воскликнул Карл, обнимая, Этьена. – Но, говоря правду, я неслыханно огорчён! -Чем же, ваше величество? – спросил Этьен ради приличия, ибо знал, какой его поступок огорчил короля. - Как вы могли, Этьен? – с горечью спросил Карл. – Я не давал вам указаний подслушивать разговоры Максимилиана! Теперь из-за вашего безрассудства у нас трения с Пенагонией! Вот, - взгляните, - какое письмо написал мне Максимилиан! Вы покрыли себя бесчестием, подслушивая разговор пенагонского короля! - Ваше величество, неужели вы считаете, что я мог запятнать себя столь недостойным поступком? – возмутился Этьен. – Произошло недоразумение, - я не видел вошедших в библиотеку, и плохо слышал их голоса. Возможно, король Максимилиан и спросил, есть ли кто в библиотеке, но я не слыхал этого вопроса. Он, похоже, воображает, что его голос гремит, как раскаты грома, а на самом деле говорит крайне тихо. Я лишь слышал, что двое вошли в библиотеку, и стали разговаривать, - причем я не мог, да и не хотел вникать в суть их беседы. Я читал удивительный старинный роман, и, когда перелистывал страницы, в нос мне попала пыль, и я чихнул. Что тут началось! Максимилиан, - тот прямо трясся от ярости, покраснев, как варёный рак. Де Корниль, - наоборот, был бледен, как труп. Клянусь честью, не каждому доводилось видеть обычно столь сдержанного Максимилиана в таком гневе, а его мудрого и красноречивого министра – заикающимся, как убогий дурачок! - Но вы должны были объяснить Максимилиану, что ничего не слышали! – воскликнул Карл. - Разумеется, я это сделал, - ответил Этьен, в душе поражаясь глупому совету Карла. – Упрямый пенагонский король не пожелал меня слушать, и заявил, что только должность посла уберегла меня от казни. Хотя я предполагаю, что… может быть… - Ну, что?! – в нетерпении воскликнул Карл. - Максимилиан просто хотел найти повод для ссоры между Пенагонией и Абидонией. Я думаю, что он поверил моим объяснениям, но, несмотря на это, решил выдворить меня из Пенагонии. - Зачем ему это? – спросил Карл. - Быть может, ему в тягость дружба с Абидонией – она, некоторым образом, связывает ему руки, - но не пугайтесь раньше времени, ваше величество, - это всего лишь мои предположения, - возможно, весьма ошибочные! - Но что мне теперь делать? Луи советовал мне в ответ выдворить пенагонского посла из Абидонии, - и я склоняюсь к мысли, что он прав… - Ни в коем случае не делайте этого, ваше величество! - воскликнул Этьен. – Такой поступок может привести к началу войны, - а мы не в силах воевать с Пенагонией! Одно лишь упоминание о войне привело Карла в ужас. - Воевать?!! Нет, я не хочу! – воскликнул он. - Выслушайте меня, ваше величество, - сказал Этьен, - это важно. Мы не сможем воевать с Пенагонией, ибо наши войска будут разбиты. Пенагонцы извлекли урок из минувшей войны, и в последние несколько лет значительно укрепили свою армию. - Что же нам делать? – чуть не плача, спросил Карл. - Молча проглотить обиду, и делать вид, что ничего страшного не случилось, - ответил де Триган. Так мы сможем избежать ненужной нам кровопролитной войны. - Почему пенагонские короли так кровожадны?! – воскликнул Карл, – из-за каких-то приграничных земель они готовы уничтожить всю Абидонию! - Осмелюсь возразить, ваше величество, - не из-за приграничных земель, и не Абидонию, а Мухляндию, - сказал Этьен. – В тот злополучный день, когда меня обвинили в шпионаже, я хорошо расслышал лишь одну фразу из разговора пенагонского короля и его первого министра. «Ферранд был сыном Хонори от ее любовника Алэра…» - сказал Максимилиан, и я понял, о чём идет речь. Вздор, конечно, - великий император считал Ферранда своим первенцем, - но если поверить в эту версию, то выходит, что Мухляндская династия Ферран занимает престол незаконно, а править Мухляндией должны потомки Отеса, - который в этом случае приходиться старшим сыном Тьерри. - Он хочет напасть на Мухляндию? – спросил Карл. - Я не пророк, ваше величество. Я лишь могу догадываться, что не ради праздной беседы король Максимилиан обсуждает предполагаемое первородство Отеса. У него цель гораздо большая, нежели земли на границе Пенагонии и Абидонии. - Но что же нам делать? – снова повторил Карл. - Пока – ждать, - ответил Этьен. Ждать и удерживаться от войны, а если Пенагония осмелиться воевать с Мухляндией – действовать, исходя от обстоятельств. Тогда мы посмотрим, какую страну нам выгодней поддержать. - Господи, спаси! – воскликнул Карл. - Сохраняйте спокойствие, ваше величество, - сказал Этьен, - война Пенагонии и Мухляндии начнётся не завтра. Но упаси вас Бог воевать с Пенагонией! Не поддавайтесь на уговоры людей, не живших в Пенагонии, и понятия не имеющих об её сильной армии! - Этьен… Оставайтесь при дворе! Мне так сейчас тяжело, и если Луи будет и дальше настаивать на выдворении пенагонского посла, я не смогу без вас разубедить его… - Ваше величество, вы забываете, что вашей супруге будет неприятно мое нахождение при дворе… - Боже мой, Анна! – воскликнул Карл. – Она не узнает о том, что вы вернулись, - я прикажу не говорить ей… Да, друг мой, вы же не знаете – Анна тяжело больна, и уже давно не выходит из своей спальни… Я так привык к её поддержке, а теперь вот решаю всё сам – её нельзя волновать… Она очень плоха, и я боюсь, что… что… - не договорив, Карл заплакал, как ребенок. - Ваше величество, ваше величество! – воскликнул Этьен, - вам сейчас надлежит молить святую Флорет о здравии вашей супруги, и святую Стефану, - покровительницу всех абидонских королев. - Я и молю-у-у-у-у!!! – почти завыл Карл. – Но ей всё хуже и хуже! - Мужайтесь ваше величество, и положитесь на помощь святых… Господь посылает вам испытание, которое вы должны выдержать со смирением… Метр Валидоль – гениальный лекарь… - Валидоль уже давно оставил двор, ибо он стал стар и немощен, - ответил Карл, - теперь его ученик Леталь занял место придворного лекаря. - Правда? Я и не знал, - притворно удивился де Триган, - право же, как всё изменилось в Абидонии за годы моего отсутствия! Но я думаю, что Валидоль передал все секреты врачевания своему ученику. Карл и Этьен беседовали до вечера, и граф де Триган, успокаивая павшего духом короля, не раз повторял, что останется при дворе, раз такова будет воля его величества, но он надеется, что государь позволит ему навестить родной замок. Наконец, Этьен вернулся в свой дом на окраине Клервилля, а Карл направился в покои тяжело больной Анны. Здоровье королевы пошатнулось после неудачных родов, и едва наступали холода, королеву начинала мучить лихорадка, сопровождаемая сильным кашлем. Так было и в этот раз, - месяц назад Анна сильно простудилась, и хотя Леталь заявил, что опасности для жизни ее величества не существует, здоровье королевы стремительно ухудшалось. Анну стали мучить страшные головне боли, и раздражать свет, - так что окна в ее спальне пришлось закрыть тёмными шторами, руки ее дрожали, а десны был воспалены. Королева часто жаловалась на сердцебиение, ночью ее мучали кошмары, а днём она лежала в полузабытьи. Карл много времени проводил рядом с женой, сидя возле её постели, и стараясь не шуметь, - громкие звуки пугали больную, и она начинала кричать и плакать. Леталь утверждал, что у королевы нервная горячка, вызванная сильным переутомлением, - ибо Анна в последние годы слишком много времени уделяла государственным делам, которые являются непосильным грузом для хрупкой женщины. Карл долго смотрел на Анну, мысленно моля абидонских святых послать исцеление его жене, и слёзы выступили у него на глазах. Несчастный король боялся потерять горячо любимую супругу… Тем временем человек, с головы до ног закутанный в чёрный плащ с капюшоном, постучал в двери дома Анатоля Томе. Дверь открыл хозяин – аскетичный суровый человек с фанатичным блеском тёмных глаз, одетый в длинную чёрную мантию. - Вы будете Анатоль Томе? – спросил незнакомец. - Да, это я. С кем имею честь говорить? - Потомки Александра Македонского в Пенагонии, - произнес с загадочной улыбкой визитер. - Проходите в комнату, - засуетился Томе, - и, впустив незнакомца, выглянул на улицу, для того чтобы убедиться, что никто не станет подслушивать под дверью его беседу с поздним гостем. Закрыв дверь, мэтр Анатоль поспешил в комнату, где его гость стоял у камина, не решаясь сбросить плащ. - Здесь никого нет, господин, - сказал Томе, - не извольте беспокоиться. Никто нас не видит и не слышит. - Замечательно, - ответил де Триган, снимая плащ, и протягивая хозяину небольшой мешочек, - извольте принять, господин учёный, дар из Пенагонии, который сделал ваш коллега Меркуриус. - О! Желанный дар! – воскликнул Томе, - но Меркуриус – величайший алхимик, а я всего лишь математик и историк. Слишком лестно с вашей стороны называть его моим коллегой. - Кому я льщу, - ему или вам? – спросил Этьен. - Мне, разумеется, - ответил Томе. - А я думал, что льщу господину Меркуриусу, - улыбнулся Этьен,- он всего лишь алхимик, - тогда как вы – гениальный историк. - Что есть, то есть! – самодовольно усмехнулся Томе. – Вы доставили компонент, которого нам очень не хватало, ибо только пенагонские мастера могут сделать такое чудо. Мой друг, - доктор, чья фамилия начинается на букву «Л», будет весьма рад. - Главное, чтоб это помогло достичь желаемого результата, - сказал Этьен. - Будьте спокойны, - ответил Томе, - это вещество – лучшее из лучших в своём деле! Собеседники зловеще рассмеялись, представив себе итоги применения загадочного пенагонского средства…


Княжна: Через неделю после своего возвращения в столицу граф де Триган собирался в путь: он спешил навестить свой любимый родовой замок, в котором не был шесть лет. Вечером Этьен решил проститься с королём, а наутро следующего дня выехать из Клервилля. Но в час пополудни в дверь его дома постучал королевский гонец. - Его величество желает, чтобы вы немедленно явились ко двору! – отчеканил он. - Что-то случилось? – спросил Этьен. - Королева очень плоха, - понизив голос, ответил гонец. - Боже мой! Неужели ее жизнь в опасности! – воскликнул граф де Триган, в глубине души поражаясь своим актёрским способностям. Его испуг выглядел совершенно искренним, и никто бы не заподозрил, что Этьен рад ухудшению здоровья королевы. – Я немедленно еду во дворец… Господи, пошли здоровья её величеству! Потрясенный ухудшением здоровья жены Карл чувствовал себя маленьким беззащитным ребёнком, который нуждается в попечении взрослого родственника. После смерти Филиппа и Агнессы королева Анна стала "опекуншей"своего инфантильного супруга, и она же занималась государственными делами, но с тех пор, как болезнь стала отнимать у нее силы, тяжёлый груз государственных дел обрушился на плечи несчастного Карла, и страх потерять единственную опору в жизни сделал его совсем беспомощным. В этот трудный момент Карл нуждался в помощи своего друга, и в глубине своей наивной души король надеялся, что Этьен может предотвратить любую беду, которая угрожает ему. Когда граф де Триган прибыл во дворец, Карл, плача как ребенок, рассказал ему, что несколько часов назад у Анны пошла кровь изо рта и носа, после чего королева лишилась чувств. Несмотря на то, что кровотечение прекратилось, метр Леталь заявил, что ее величество находится при смерти. Этьен долго утешал Карла, уговаривая его молиться святой Стефане, но сам при этом напряжённо ожидал, когда Леталь объявит о смерти королевы. Немного успокоившись, Карл отправился в спальню Анны, где сел на скамью возле ее постели, пристально вглядываясь в мертвенно-бледное лицо жены, и надеясь уловить признаки возвращавшегося сознания. Но проходили часы, а королева по–прежнему была без чувств. Карл, с каждым часом терявший надежду на улучшение, снова заплакал. - Ваше величество, - негромко сказал Леталь, - прошу вас, сдержите слёзы. Королева, несмотря на то, что находится без сознания, тем не менее, может всё слышать. Так бывает у больных, находящихся на грани жизни и смерти. Предаваясь отчаянию, вы можете испугать ее величество, и тогда состояние здоровья королевы может ухудшиться… - Доктор, но она… она… - проговорил сквозь слёзы Карл, - она… - Прошу вас, ваше величество, сохраняйте спокойствие возле постели королевы, - повторил Леталь, - а если вам угодно плакать, то не здесь, не в спальне моей пациентки! Послушавшись врача, Карл поспешил выйти из спальни супруги в соседнюю комнату, где его ожидали де Триган и Луи. Несчастный король снова дал волю слезам, а Этьен старался его утешить. Через час Леталь в спешке выбежал из спальни королевы. «Наконец-то умерла!» - подумал де Триган, с трудом сдерживая радостную улыбку. - Ваше величество, - королева пришла в сознание, и зовёт вас! – сообщил Леталь. Этьен пошатнулся, как от удара, - он был уверен в скорой смерти Анны, и никак не ожидал улучшения её самочувствия. Графу де Триган казалось, что на него вылили ушат ледяной воды, который смыл все его надежды. Карл бросился в спальню жены, и придворный врач поспешил за ним. Дверь спальни осталась приоткрытой, и Этьен с Луи затаив дыхание, ловили каждый звук, доносившийся оттуда. Король сел на скамейку у постели Анны и прикоснулся к холодной руке жены. - Карл… Это ты? – негромко спросила Анна. – Я плохо вижу… - Я с тобой, моя душа, - ответил Карл. – Я всегда с тобой. - Здесь только что был император Тьерри, - он ушёл? – спросила королева. Карл в недоумении оглянулся. - Она бредит, - шепнул Леталь. - Здесь никого нет, - сказал Карл, - не беспокойся, родная. - Он говорил, что Абидония в опасности… - сказала Анна, - но она будет спасена… А род Мортирье угаснет… - Не волнуйся, дорогая, - это был страшный сон, - успокаивал жену Карл. - Нет, это не сон, - возразила Анна, - сон я видела перед приходом Тьерри – страшный сон, в котором граф де Триган разорвал Абидонию на несколько частей… Обещай, что когда он вернётся, ты сошлёшь графа в его поместье, и забудешь об его существовании…. Этьен, прекрасно слышавший слова королевы, схватился за голову. Мир рушился вокруг него. Луи, стоявший рядом, попытался успокоить его: - Граф, не обращайте внимания, - ясно же, что королева бредит… Тем временем Карл попытался возразить Анне, но Леталь жестом удержал его. - Хорошо, я сделаю, как ты просишь, - сказал король. - Он очень опасен… не разговаривай с ним, и не спрашивай его совета… - прошептала Анна. - Как скажешь, дорогая, - ответил Карл. - Филипп! Дитя моё! – вдруг неожиданно звонким голосом воскликнула королева. – Ты наконец-то здесь! Я иду… - внезапно ее голос оборвался, и рука, - протянутая навстречу кому-то, кого видела только Анна, упала на постель. - Анна! – воскликнул Карл, - что с тобой?! Доктор, она снова лишилась чувств… Леталь попытался нащупать пульс королевы, а затем приложил к её губам до блеска отполированную медную пластинку. Спустя минуту он осмотрел пластинку, но не увидел на ней помутнения, которое оставляет даже слабое дыхание. - Ваше величество, - к сожалению, королева скончалась, - сказал он. - Нет!!! – закричал Карл. Луи, услышав безумный крик Карла, поспешил в спальню королевы, а Этьен бессильно опустился на пол: у него кружилась голова. «Проклятая ведьма! – думал де Триган, - не могла умереть спокойно, - даже перед смертью попыталась навредить мне! Гореть ей в аду!!!». Страшные крики короля поневоле заставили Этьена опомниться, - так пощёчины приводят в чувство человека потерявшего сознание. -Анна!!! Не умирай!!! Не оставляй меня!!! Ты слышишь!!! Анна, любимая!!! - кричал в истерике Карл. Этьен вскочил, и бросился в спальню Анны, где увидал жуткое зрелище - несчастный Карл, убедившийся в том, что объятия и поцелуи не могут вернуть Анну, стал биться головой об колонну, поддерживающую балдахин кровати. Леталь и Луи безуспешно пытались успокоить короля и оттащить его от колонны. Этьен бросился им на помощь, и попытался разжать побелевшие пальцы короля, вцепившегося мёртвой хваткой в резную колонну, но когда это ему удалось, Карл внезапно лишился чувств. - Боже мой, - прошептал Луи, - как же король будет жить без ее величества?.. Трудно описать ту скорбь, которая царила на похоронах королевы Анны. Даже самые черствые люди не могли оставаться равнодушными, видя безудержное горе короля. Плачущего Карла вели под руки Луи и граф де Триган, который был единственным, кто в этот день мог сохранить присутствие духа. Искренне горевавшим абидонцам и в голову не приходило, что Этьен де Триган не разделяет всеобщей скорби, поэтому все считали его спокойствие признаком великой силы духа. Бесстрашный Луи де Мортирье оказался гораздо более ранимым, - он вытирал невольные слезы, выступавшие на его глазах, когда Карл снова начинал безутешно рыдать, и осиротевшие принцессы Мария и Беатрис заходились в плаче вместе с отцом. Госпожа Инес де Мортирье пыталась успокоить несчастных девочек, но сама начинала плакать вместе с ними. Когда после отпевания пришло время закрыть гроб, Карл упал на него, обняв тело Анны, и не слушал уговоров архиепископа предать земле бренные останки королевы. - Нет, я не отдам тебя… Анна… - шептал несчастный король. Все остановились в замешательстве, не зная, что делать. Никто не мог решиться оттащить обезумевшего монарха от гроба супруги. - Ваше величество, невозможно оставить королеву без погребения… - бормотал архиепископ, - позвольте завершить обряд… - Нет… - прошептал Карл, вцепившись руками в гроб. Служитель церкви беспомощно оглянулся, не зная, что делать. - Позвольте, святой отец, я сам попытаюсь уговорить короля, - сказал Этьен, и подошел к гробу королевы. - Ваше величество, вы что, не слышите? Королева хочет, чтобы вы отпустили ее. Я отчётливо слышал ее голос. - Что?.. – растерялся Карл. - Королева хочет, что бы вы отпустили ее, - повторил Этьен. – Задерживая похороны, вы мешаете её величеству войти в рай. Вы же знаете, как страдала на земле королева, - как часто болела в последние годы, как горевала, потеряв принца Филиппа, и других своих детей. В раю она встретит их и будет счастлива. Отпустите её, - в рай королева попадет только тогда, когда её тело скроет могила. Подчинившись уговорам Этьена, Карл отошёл от гроба жены, но когда гроб закрыли массивной крышкой, несчастный король потерял сознание… Весь вечер после похорон Леталь не отходил от Карла – король то принимался истерически рыдать, то снова терял сознание. Граф де Триган тоже постоянно находился возле Карла, который умолял Этьена не уезжать и не оставлять его одного. После смерти жены у короля остался один единственный близкий человек – граф де Триган, бывший той соломинкой, за которую хватался Карл, тонувший в море своих слёз. Наконец поздно вечером Леталь решил дать королю сильное снотворное, выпив которое, Карл будет спать до утра. Когда король заснул, Этьен поспешил в свой особняк, где надел длинный плащ с капюшоном, закрывавшим лицо, и, выйдя через чёрный ход, поспешил навестить Анатоля Томе. Историк ждал графа, и даже приготовил угощение – бутылку хорошего вина, печенье и душистые яблоки, отменный урожай которых был собран в этом году. Анатоль и Этьен чокнулись бокалами с вином, и торжествующе усмехнулись. - За пенагонских алхимиков, - произнёс де Триган, - величайшие ученые, - просто блеск! Не думал, что все будет так быстро… - Ну, доктор «Л» тоже не промах, - ответил Томе, - однако же он несколько сомневался в способностях малых доз солей ртути… боялся, что дело не дойдет до конца… Увеличить дозу он опасался, - явные признаки отравления ему тоже не нужны, - и тут так кстати оказалось это зелье! - В самом деле, говорят что кровь из носа идет при апоплексическом ударе, - сказал Этьен, - попробуй, докажи что это вызвал яд! - Никто не докажет отравления, - уверенно сказал Томе. Но здесь он ошибся, - спустя шестьсот лет могила королевы Анны была вскрыта, и учёные с ужасом констатировали, что останки несчастной королевы были пропитаны огромным количеством ртути, а так же в них был обнаружен мышьяк, который, вероятно, входил в состав загадочного пенагонского средства… Смерть королевы Анны стала большим потрясением не только для короля, но и для всей страны, ибо последние годы Анна являлась фактическим правителем Абидонии. Безвольный и глупый Карл был ширмой, за которой королева самостоятельно занималась государственными делами. Безвременная кончина Анны повергла Карла в уныние, при котором он не мог и думать о государственных делах – овдовевший король плакал дни напролёт, глядя на портрет своей покойной жены. К счастью, нашёлся человек, который смог в это трудное время взять власть в свои руки и предотвратить хаос, в который всегда погружаются страны, оставшиеся без сильного правителя… *** Первый вельможа абидонского двора – граф Этьен де Триган, фаворит короля Карла, этим летом, как обычно собирался навестить свой родовой замок, который находился в отдалённой провинции. Уже два с половиной года де Триган правил Абидонией, и его власть была сильна, а богатства увеличивались, - король даровал графу имение , расположенное недалеко от столицы, но Этьен, как и прежде, любил свой родной замок, и не помышлял о строительстве нового на подаренных королём землях. Это обстоятельство несколько огорчило Карла, который надеялся, что возведя замок в окрестностях Клервилля, Этьен и в летние месяцы будет часто появляться при дворе, и королю не придется ожидать возвращения графа де Триган долгих три или четыре месяца. Вместе с землями Карл хотел даровать Этьену герцогский титул, - но граф де Триган наотрез отказался принять его. Отказ дворянина от высокого титула был неслыханным делом, но Этьен объяснил, что он должен снискать герцогскую корону верной службой своему королю и отчизне. - Я не совершил подвига, за который мог бы получить столь высокую награду, - сказал он, - и мне совестно будет носить герцогский титул, тогда как все мои предки были графами. - Как пожелаете, Этьен, - ответил Карл, - право, было бы хорошо, если бы все были так же щепетильны, как вы. Скромность графа располагала в его пользу, и хотя у него было много завистников, доброжелателей было гораздо больше, ибо абидонцы верили, что цель жизни графа де Триган – процветание Абидонии. Правда, находились и скептики, которые сомневались в правильности некоторых решений графа, но их критика могла объясниться банальной завистью,- тем пороком, который встречается даже у умнейших государственных мужей. Собираясь оставить столицу, Этьен не беспокоился о государственных делах, ибо там оставался министр де Резонабль, - преемник господина де Премьер. Карл всегда обращался к нему, когда де Триган был в отъезде, но стоило Этьену вернуться в Клервилль, Резонабль сразу же передавал все дела фавориту короля. Министр Резонабль был отнюдь не глуп, но он не мог подчинить себе короля так, как это сделал Этьен де Триган. Одно обстоятельство тревожило графа де Триган, собиравшегося навестить свой родовой замок, и у Этьена даже возникла мысль отложить отъезд, но в то же момент возмущение охватило его: из-за события, которому надлежит, по сведениям, случиться только в сентябре, он должен всё лето дышать смрадом Клервилля, и целый год не видать родового гнезда? Разумеется, что к началу сентября он успеет вернуться в столицу, где вновь окажется в водовороте истории, но никакие силы не заставят его отложить визит в родное поместье. Хватит! Граф прекрасно помнил, как вернувшись из Пенагонии, он стремился уехать в замок Триган, где не был шесть лет, но смерть королевы Анны нарушила все его планы. Тогда Этьен решил отправиться домой сразу после её похорон, но убитый горем Карл со слезами просил не оставлять его одного. Оставшись в столице, Этьен смог быстро войти в курс государственных дел, но как же трудно было ему проститься с мечтой навестить родовое гнездо! Нет! Теперь никто не посмеет остановить его, - ни глупый нытик Карл, ни его добрый знакомый Анатоль Томе, ни даже сам император Тьерри, - если только он посмеет восстать из гроба! Лето в провинции Интригань было совсем не таким как в столице, - чистый воздух, ароматы цветов и трав, прохладный сумрак еловых лесов и простор полей – как всё это не похоже на лабиринт узких улиц Клервилля, грязь и зловоние, бывшее непременным спутником каждого большого города в те времена! Этьен отдыхал душой в своем поместье, проводя большую часть свободного времени на свежем воздухе – в саду замка или на охоте в лесу. Однажды, в конце июля, граф в очередной раз отправился на охоту. День был жарким, но небо затянула лёгкая пелена облаков, - однако Этьен не придал этому значения, - такие облака стояли уже несколько дней, но ни единой капли дождя не упало на иссушённые зноем земли провинции Интригань. В этот раз Этьен заехал довольно далеко от своего замка, и скоро ему пришлось пожалеть об этом: внезапно потемневшее небо и раскаты грома предвещали грозу, которая будет сопровождаться сильным ливнем. Так и случилось – даже густые ели не смогли защитить графа и его свиту от проливного дождя, сопровождавшегося крупным градом, и что самое неприятное, сильными порывами не по-летнему холодного ветра. Этьен вернулся в свой замок совершенно продрогшим, и даже горячее вино не смогло согреть его. На следующее утро у него поднялся сильный жар, и граф де Триган смутно понимал, что может умереть… Почти две недели Этьен был между жизнью и смертью, но отвары и настойки из трав, которые готовила жена управляющего, оказали свое целительное действие, и де Триган начал медленно поправляться, но теперь он был так слаб, что с трудом мог встать с постели. Между тем пришло время возвращаться в Клервилль, но из-за болезни об этом не могло быть и речи. Этьен проклинал тот день и час, когда он отправился на злополучную охоту, проклинал свою несчастливую судьбу, которая вновь и вновь подбрасывала ему испытания: долгая жизнь на чужбине, разлука с родным домом, неприязнь короля Филиппа, королев Агнессы и Анны, и вот теперь болезнь, сорвавшая его планы, и ставившая под угрозу выполнение миссии, возложенной на него… Ах, да, еще затянувшееся исследование судьбы потомков Орелина… Лучше бы ему не открывать ту злополучною книгу, в которой было спрятано письмо родственника графа де Перрин! Этьен был так близко от разгадки тайны, но ему не удалось до отъезда в Пенагонию поговорить с Робером де Сильвен, а по возвращении спустя шесть лет, он узнал, что граф Робер скончался. Правда, у него остались дети, - старший сын состоял на службе у Луи де Мортирье, и жил в замке Пенфорет, - а младший был еще ребенком. Конечно, можно расспросить юного Патрика де Сильвен об его предках, но это надо делать, не вызывая подозрений, как у самого юного графа, так и у его окружения. Приезд графа де Триган в замок Пенфорет ради того, чтобы передать пажу герцога привет от его пенагонской родни был бы весьма странным, и, скрепя сердце, Этьен решил снова несколько лет дожидаться удобного случая, чтобы побеседовать с предполагаемым потомком Орелина де Перрин… Но будут ли у него эти несколько лет?.. Возможно, что через два – три года он выяснит правду о роде де Сильвен, только тогда это уже не заинтересует никого, кроме историков, и открытие не принесёт выгоды лично графу де Триган. Но – главное! Надо спешить в Клервилль, а он еле держится на ногах от слабости! Будь всё проклято, - его дело, наверняка, провалится! - Лучше бы я свернул себе шею на охоте, - пробормотал Этьен, - теперь из-за моей задержки могут рухнуть все планы! Прошло десять дней, здоровье графа де Триган несколько улучшилось, но не настолько, чтобы он мог немедленно пуститься в путь. Этьен едва смог объехать на коне вокруг своего замка – после чего у него закружилась голова. С горечью он осознал, что придется еще долго восстанавливать силы, пребывая в замке Триган, тогда как он должен быть в столице… Спустя несколько дней Карл V принимал посланника из Пенагонии, вручившего королю письмо Максимилиана IV. Карлу пришлось несколько раз перечитать письмо, прежде чем он понял его смысл: Приветствую тебя, мой венценосный кузен! Родственными узами связаны наши семьи, и в былые времена наши королевства составляли единую империю. Желание моё – королевствам нашим оставаться в добром согласии и мире, но дабы достичь оного согласия, следует разрешить древний спор о границах. Четырнадцать лет назад свершилась битва, в которой покойный ваш отец Филипп III захватил земли, кои с давних пор являлись частью Пенагонии, однако же были переданы Абидонии по договору 1130 года, вероломно нарушенном Людовиком I Абидонским. После сего нарушения договор утратил силу, и сии земли снова стали Пенагонией, однако же Абидония по-прежнему незаконно считала их своими. Мой отец Донатиан I составил новые карты Пенагонии, в коих сии земли справедливо указаны частью моего королевства, но покойный Филипп III отказался признать законность притязаний Пенагонии, и дал сражение при Пустом Луге, в коем одержал победу, и пенагонские земли отошли Абидонии. Я не признаю законным результата битвы при Пустом Луге, и требую вернуть сии спорные земли Пенагонии, либо взамен вернуть Шамп де Солей – область на юге, на каковую обменяли в 1130 году земли близ Клервилля, и позже вероломно захваченную Людовиком I. Я льщу себя надеждой, что мы сможем без кровопролития решить все споры о границах наших королевств. Король Пенагонии Максимилиан IV. - Я не могу решить этот вопрос прямо сейчас, - сказал Карл посланнику короля Максимилиана, - но переговорив со своими советниками, дам ответ через несколько дней. Я должен решить, какие земли могу вернуть Пенагонии, не навредив при этом своему королевству. Гул недовольных голосов раздался под сводом главной залы, где Карл в сопровождении своих придворных принимал пенагонского посланника. Поняв причину недовольства, король произнёс резким тоном, который был ему не свойственен: - Я не хочу гибели своих подданных из-за клочка земли возле границ! Министр де Резонабль, мне надо посоветоваться с вами, а остальных попрошу оставить нас! Повинуясь приказу короля, придворные и посланец Максимилиана вышли из залы. - Что скажете, министр? – спросил Карл, дав господину де Резонабль прочесть письмо. - Скажу, что негоже отдавать пенагонцам земли, покрытые кровью наших предков, - смело ответил де Резонабль. Если надо, мы снова с оружием в руках подтвердим свое право владеть землями за Пустым лугом, и Шамп де Солей. - Всё же я бы хотел сохранить мир, - ответил Карл, - и думаю, что безопаснее для Абидонии отдать Шамп де Солей – он находится на юге страны, тогда как земли за Пустым лугом расположены в опасной близости от столицы. Не стоит нам приближать границу к Клервиллю. - Как, ваше величество, вы хотите добровольно отдать врагу Шамп де Солей, который большую часть времени принадлежал Абидонии? Людовик I правильно поступил, нарушив унизительный договор 1130 года, ибо эти земли вошли в состав Пенагонии, когда легкомысленная Шарлотта Шамп де Солей вышла замуж за пенагонского герцога де Монтань. Эдуард II не смог вернуть их в Абидонию, и согласился обменять на земли за Пустым лугом. К счастью, после того как рода де Монтань вымер, Луи I восстановил справедливость. - Но не отдавать же земли рядом с Клервиллем! – воскликнул Карл. - Ничего не отдавать, ваше величество, - ответил де Резонабль. – Вас следует срочно вызвать в столицу герцога де Мортирье, а граф де Триган и сам должен скоро приехать. Уверен, - они скажут вам то же самое, что и я. - Неужели они захотят войны?.. – с тоской спросил Карл. - Они пожелают сохранить все абидонские земли, - ответил де Резонабль.

Княжна: Прибывший через несколько дней в столицу герцог де Мортирье, к ужасу Карла, полностью разделял мнение первого министра о недопустимости возвращения абидонских земель Пенагонии. - Ни Шамп де Солей, ни королевские леса возле Пустого Луга не должны быть отданы Пенагонии, - заявил он. – Четырнадцать лет назад я сражался при Пустом Луге, и хорошо помню радость победы, одержанной нашим войском в тот день. Я не переживу бесчестья, если вы, мой венценосный кузен, отдадите земли, за которые проливали кровь ваши подданные, наглому пенагонцу Максимилиану. То же самое могу сказать и про Шамп де Солей, за которые жизнью заплатили наши предки! - Луи… - дрогнувшим голосом пробормотал Карл, - то памятное сражение… оно было радостным для вас, но… вы помните, чем оно обернулось для меня? - Сейчас не время вспоминать об этом, ваше величество, - ответил Луи. - Нет, как раз самое время, - возразил Карл, - если сражение повторится, то я… я, конечно, постараюсь искупить позор своего постыдного бегства, но я не уверен… поймите… - Вашему величеству вовсе не обязательно рисковать жизнью, - ответил Луи, догадывавшийся о страхе короля, - вы можете поступить, как и ваш предок Марк де Мортирье, который, несмотря на храбрость, не появлялся на поле боя в последние годы своей жизни. - Так это он, потому что болел... – промямлил Карл. - А что вам мешает сказаться больным? – усмехнулся Луи. - Подумаешь, грех какой! Вы должны поберечь свою жизнь ради блага государства! - Но как же войско без короля?.. – растерялся Карл. - Мне понятны опасения вашего величества, но я уверен, что и Марк де Мортирье тоже задавал себе этот вопрос, и сомневался в исходе битвы. Тем не менее, абидонцы не раз одерживали славные победы, в то время как король Марк находился в Клервилле. Здесь важен опыт полководца, а не присутствие короля. Мой царственный кузен, доверьте командование войском графу де Кураж, - и мы непременно победим в грядущей битве! - Кузен, я полностью доверяю вашему мнению, - ответил Карл, и, следуя вашему совету, поручу командование графу де Кураж. Я бы спросил совета у графа де Триган, - но он ещё не вернулся из своего поместья. Надеюсь, он успеет вернуться до начала войны… Странно, он уже должен быть в столице… - Я думаю, что де Триган одобрил бы мой план, - сказал Луи. - Тем не менее, я хочу дождаться его возвращения, - ответил Карл, - и только тогда, когда сам Этьен подтвердит, что у нас нет возможности избежать войны, я буду полностью уверен, что я принял верное решение, согласившись не уступать Максимилиану абидонские земли. Прошло около недели, но Этьен де Триган не вернулся в Клервилль. Карл тянул время, и не давал ответа пенагонскому послу, отговариваясь необходимостью тщательно обдумать, какие земли можно вернуть Пенагонии, - однако посланник короля Максимина стал намекать, что он должен передать ответ Карла своему королю до середины сентября, - в противном случае, Максимилиан сочтет долгое отсутствие ответа абидонского короля оскорблением, и непременно нападёт на Абидонию, стремясь силой забрать земли, издревле принадлежавшие пенагонской короне. Все эти дни Карл ожидал возвращения Этьена, и надеялся, что граф не Триган найдет способ избежать войны. Но, - увы! Шли дни, Этьен не возвращался, а посланник Максимилиана все настойчивей торопил с ответом. Луи и министр де Резонабль так же стали терять терпение, и каждый день уговаривали Карла, пока не поздно, ответить пенагонскому королю. - Ваше величество, поймите, война все равно неизбежна, - убеждал короля де Резонабль, - и нам надо хотя бы сохранить лицо! Если вы не изволите дать ответ Максимилиану, этот самоуверенный гордец сочтет вас трусом и глупцом, который так и не смог принять важного решения. - Кузен, если вам дорога честь, вы должны с гордым видом отринуть притязания Максимилиана, дабы он понял, что имеет дело с решительным и бесстрашным правителем великого королевства, который не отдаст своих земель! – вторил министру Луи. Не выдержав такого напора, Карл решил написать ответ пенагонскому королю, но с ужасом понял, что у него ничего не выходит. В прежние времена королева-мать и Анна сами писали официальные письма от его имени, тогда как Карл в годы его заточения в замке Ле Мюр Эпе с трудом писал личные письма Агнессе, изобиловавшие грамматическими и стилистическими ошибками. Несчастному королю пришлось позвать на помощь первого министра, и своего кузена Луи, и лишь под их диктовку письмо было наконец-то написано. После этого Карл еще долго совещался с господином де Резонабль и Луи, о том, что ему следует сказать посланцу короля Максимилиана. На другой день господин де Скоре – посланник Максимилиана IV, явился в тронный зал дворца Пале, где стал ожидать Карла. Еще вчера вечером де Скоре был уведомлен о том, что сейчас он получит долгожданный ответ, и поэтому нетрудно понять, с каким нетерпением он ожидал короля. Де Скоре не сомневался, что трусливый Карл наконец-то решил отдать часть своих владений Пенагонии, и посланник Максимилиана хотел поскорее узнать, какими именно землями скоро прирастет его страна. «Хорошо бы Пенагонии получить земли за Пустым лугом, - думал де Скоре, - но я полагаю, что де Резонабль уговорит его отдать Шамп де Солей… Чёрт возьми, мне кажется, его величество Максимилиан рассчитывал получить все земли, указанные в его письме, но что-то мне подсказывает, что не всё получится так, как желает мой король…». Размышления де Скоре были прерваны появлением Карла, и, увидав короля, пенагонский посланец растерялся: сегодня Карл V абидонский не был похож на себя – скорее, он напоминал своего знаменитого деда Августа, - монарха, гордому виду и величественным манерам которого завидовали соседи. С царственным видом прошёл Карл мимо склонившихся пред ним придворных, и в наступившей тишине был слышен шелест его расшитой золотом мантии, а бриллианты в его короне сверкали в лучах солнца, проникавшего через узкие окна тронной залы. Сев на трон, Карл отыскал взглядом посланца короля Максимилиана. - Господин де Скоре! – позвал он. – Вот, вручите письмо с моим ответом королю Пенагонии! Поспешно подойдя, де Скоре с низким поклоном взял конверт из рук Карла. Когда он выпрямился, Карл посмотрел ему прямо в глаза, и продолжил: - И передайте нашему царственному кузену, что мы, как и прежде, желаем дружбы с Пенагонией, но я навек опозорил бы герб де Мортирье и предал бы свою родину, если бы согласился отдать хоть пядь абидонской земли! Шамп де Солей и земли за Пустым лугом испокон веков принадлежали Абидонии, и лишь ненадолго волей судьбы переходили во владения пенагонских королей, однако же, вновь быстро возвращались Абидонии. Эдуард второй, безвольный король, был вынужден передать Шамп де Солей Пенагонии, и кара Божия настигла его, он погиб, и Абидонию унаследовали мои предки, которые вернули потерянные Эдуардом земли. Шамп де Солей и земли за Пустым лугом всегда будут принадлежать Абидонии, и разговор об их возвращении Пенагонии – не имеет смысла! Гул одобрительных возгласов разнёсся под сводами тронного зала дворца Пале. Воспрянувшие духом придворные решили, что их инфантильный король наконец-то повзрослел, и стал вести себя и мыслить как настоящий венценосец, такой, какими были его отец и дед. И лишь только Луи и де Резонабль знали, что нынешняя речь и поведение Карла – результат долгой репетиции, состоявшейся накануне в кабинете короля… Ошеломленный де Скоре еще раз поклонился, и не найдя слов для ответа, отошел в сторону. Через несколько часов он выехал в Пенагонию, стремясь как можно быстрей доставить письмо Карла Максимилиану… - Ну, что?!.. Что теперь делать, он же объявит войну?.. – растерянно спрашивал Карл Луи и первого министра, когда они снова закрылись в королевском кабинете на тайный совет. - Воевать, черт возьми! – воскликнул Луи. - Как мы и решили! - Господи, хоть бы обошлось без войны… - пробормотал Карл, - но я же понимаю, что Максимилиан надеялся разрешить спор без кровопролития путем получения наших земель… Так что теперь война неизбежна… Господи, за что… - несчастный король еле сдерживал слезы. - Ваше величество, - мужайтесь! – произнес де Резонабль. – Правление всех абидонских королей ознаменовалось кровопролитными войнами, и сейчас настал ваш черед принять вызов Пенагонии. - Главное, не показывайте, что страшитесь войны, - а там с помощью Бога и святого Ивонна мы сделаем то, что задумали, - успокаивал короля Луи. Король Пенагонии Максимилиан IV томился в долгом ожидании ответа своего абидонского родственника. Но само отсутствие известий из Абидонии было хорошей вестью, - это означало, что Карл слишком затянул с ответом, и значит, уже скоро можно будет посчитать себя оскорбленным монархом, сосед которого пренебрег правилами этикета, не соизволив ответить на официальное письмо. В таком случае он просто вынужден будет объявить войну Абидонии, и тогда получит шанс отвоевать земли… Но лучше, если мудрый советчик объяснит Карлу V, что тому следует сделать… Когда до истечения срока ответа абидонского короля оставалась всего пара дней, неожиданно в Пенагонию вернулся де Скоре. Покрытый дорожной пылью посланник поспешил во дворец, где предстал перед Максимилианом IV. - Почему вы приехали столь поздно, граф? Не задерживал ли ответ король Абидонии? – спросил Максимилиан. - Предположения вашего величества верны, как всегда, - отвечал де Скоре, - Карл абидонский написал ответ, только после того, как я сказал, что согласно вашему приказанию не могу долго ждать. Но, боюсь, что ответ Карла не понравится вашему величеству. Король Абидонии велел передать вам на словах, что считает бессмысленным разговор о возвращении Шамп де Солей и земель за Пустым лугом, так как эти земли, по его словам, всегда принадлежали Абидонии. - Что?! – изумился Максимилиан. – Признаться, я не ожидал столь дерзкого ответа… Впрочем, надо сначала прочитать его письмо… Торопливо сломав печать, Максимилиан развернул письмо, и стал читать вслух: «Любезный кузен мой, король Пенагонии, приветствую тебя! Равно как и ты, жажду я мира между нашими королевствами, и прилагаю все усилия для сего. Но как бы я не желал, не могу я исполнить невозможное, а именно - отдать тебе земли, всегда бывшие абидонскими. Шамп де Солей, принадлежавшие всегда Абидонии, были отданы Пенагонии королем Эдуардом II, - и был наказан сей король Богом за предательство – лишился жизни не оставив наследника. Предок мой Людовик I искупил позор его, вернув сии земли. Честь не позволит мне повторить малодушного поступка короля Эдуарда. За земли, что расположены за Пустым лугом, вели наши покойные отцы спор, который решен был в достопамятной битве четырнадцать лет назад, и с победой возвратился мой отец в Клервилль. Не станем же мы пересматривать результаты сей славной битвы, ибо все решено было тогда, и битва та была Божьим Судом, и рассудил Господь справедливо, ибо земли эти – исконные абидонские. Король Абидонии Карл V де Мортирье. Прочитав письмо, Максимилиан немного помолчал, затем иронично усмехнулся: - Промахнулись вы, господин де Корниль! Клаудиус де Корниль тяжело вздохнул, и опустил голову. Впрочем, он не испытывал страха – ибо понимал, что Максимилиан не гневается на него. Король Пенагонии умел прощать ошибки и политические просчёты, и строго карал лишь за предательство. - Тогда объявляйте войну Абидонии! - воскликнула королева-мать, и затряслась от гнева. Сейчас эта грузная старуха с отвисшими щеками как никогда была похожа на злого рычащего бульдога. – Дай мне письмо, Максимилиан! – потребовала она, - я должна прочесть его повнимательней… Кажется, глупец Карл не понимает, что его отказ вернуть земли обернется для него войной… Безумный отпрыск Филипа III вероятно решил, что мы так просто смиримся с потерей такого лакомого куска, как приграничные земли! - Сказать правду, я и сам сомневался, что Карл легко примет решение отдать нам эти земли, - сказал Максимилиан. – Но всё же нам стоило попытаться забрать абидонские земли без боя, и я жалею, что план господина де Корниль провалился. Даже если бы Карл и хотел добровольно отказаться от своих приграничных земель, рядом с ним нашлись бы люди, которые отговорили бы его… План и в самом деле был не совсем удачен… - Скажите, господин де Скоре, - вдруг спросил Клаудиус, - видали ли вы при абидонском дворе графа де Триган? - Нет, ваша милость, - ответил де Скоре, - я слышал, что он на лето удалился в свое имение, и Карл, похоже ожидал его возвращения, и из-за этого не торопился отвечать на письмо его величества. Граф не вернулся до моего отъезда… - Теперь всё понятно… - проговорил де Корниль. - Ну, так что?! - нетерпеливо воскликнула старая королева. – Что вы намерены делать? - Объявлять войну Абидонии, - матушка, - ответил Максимилиан. – Карл не хочет по-доброму отдать наши земли, - значит, я отберу их на правах победителя. И будьте уверены, в этой войне я не повторю ошибок моего отца! После отъезда де Скоре из Абидонии несчастный Карл потерял покой, ожидая объявления войны Пенагонией. Впрочем, в нем жила слабая искра надежды, которая погасла в тот день, когда в Клервилль прибыл герольд от короля Максимилиана. Собравшись с силами, Карл пытался скрыть волнение, когда знатный пенагонец обратился к нему со следующей речью: - Карл V, король Абидонии, ты отверг дружбу моего государя – Максимилиана IV, короля Пенагонии, который был столь великодушен, и миролюбив, что предложил тебе мирно разрешить спор о вероломно захваченных твоими предками пенагонских землях. Ты продолжил захватническую политику твоего отца, бесчестно заявив о своих правах на Пенагонские земли, назвав их Абидонскими, и лживо утверждал, что они всегда принадлежали Абидонии. Тем самым ты нанес оскорбление правящему пенагонскому королевскому дому Отэ, и мой король послал меня сюда, дабы я выполнил его поручение. Здесь пенагонский герольд немного помолчал, а затем громко и торжественно произнес, бросив при этом к ногам Карла перчатку Максимилиана: - От имени моего государя Максимилиана IV пенагонского объявляю войну Абидонии! Возгласы негодования послышались из толпы придворных, а Карл, постояв с минуту в нерешительности, наклонился и дрожащими руками поднял перчатку. - Мы принимаем вызов, - прерывавшимся голосом ответил он. Король хотел сказать что-то еще, - то, что подобало в таких случаях, но внезапно понял, что забыл всё, что советовали ему говорить Луи и первый министр, на их тайных советах, когда они обсуждали грядущее объявление войны. - Мы принимаем вызов, - чуть твёрже, но по-прежнему негромко повторил он. Но позже, оставшись в обществе кузена и первого министра, Карл дал волю чувствам, крича и рыдая как маленький испуганный ребенок: - Луи!!! Зачем, ну зачем?!.. Лучше бы я отдал эти проклятые земли!!! Мы можем проиграть войну, и тогда… тогда он захватит еще больше земель… Захватит Клервилль… Ааааа!!! Господи спаси! Поняв, что вдвоем они не смогут успокоить короля, взывая к его разуму, Луи и де Резонабль вызвали метра Леталь. Придворный врач заставил Карла выпить настой успокаивающих трав, и хотел уже сделать кровопускание, но Карл, испугавшись ланцета, очень быстро утихомирился, и соизволил выслушать своего кузена. - Ваше величество, вспомните, что мы решили ещё неделю назад, - сказал Луи, – сейчас пришло время привести наш план в действие. И ради всего святого, не бойтесь войны! Мы гораздо сильней пенагонцев! Доктор, судя по тому, что королю намного лучше, я прошу вас оставить кабинет его величества… Когда Леталь вышел, Луи продолжил, чуть понизив голос: - Вспомните, вам ведь и воевать-то не придется… Неделю спустя абидонские войска готовились выступить в поход. Сражение должно было произойти на Пустом лугу, - там же, где и четырнадцать лет назад. Луи, де Резонабль и граф де Кураж подолгу обсуждали план кампании, а испуганный Карл, присутствуя на военном совете, с трудом понимал, о чем говорят его приближенные. Война! Само это слово пугало Карла, вызывая страшные воспоминания о трупах, крови, и парализующем страхе смерти… - Теперь мы не можем сделать так, как покойный король, - то есть оставить отряд за той самой рощей, - говорил граф де Кураж, - ибо пенагонцы помнят об этом, и, разумеется, примут меры, дабы отразить отряд, который выйдет оттуда. - Я тоже так полагаю, граф, - согласился Луи. – Нам надо подумать о том, где еще можно спрятать часть нашего войска. Насколько я знаю, внезапное нападение резервного отряда всегда пугает противника, и мы не можем этим пренебречь! После долгих совещаний было решено разместить резервный отряд за небольшой рощей к северу от Пустого Луга. Конечно, гонцу, отправленному с приказом, пришлось бы дольше ехать туда, но зато в этом случае резервный отряд ударил бы пенагонские войска из тыла. За день до выступления в поход, Карл и Луи, отстояв мессу в соборе Святого Ивонна, решили на обратном пути посетить церковь Святого Креста, дабы почтить священную реликвию – частицу Креста Господня, хранившуюся там в серебряном ковчеге. Возвращаясь из церкви, и проезжая по мосту через ров, окружавший королевский дворец, они незаметно переглянулись… Во дворе королевского замка Карл соскочил с коня, и… - Ой-ой-ой! Чёрт побери, нога! – жалобно закричал король. - Что c вами, ваше величество?! – в мгновение ока Луи спрыгнул с коня и подбежал к Карлу. - Ой, нога!!! Ой, наступить не могу!!! – взвыл Карл - Лекаря, скорее! – закричал Луи. С помощью нескольких придворных он довел жалобно стонавшего Карла до его спальни. Осмотревший его величество Леталь определил растяжение сухожилия. - Прошу, не отрезайте мне ногу, я все равно умру! – закричал король. - Ваше величество, да кто же отнимает ногу в этом случае? Скоро вы забудете об этой неприятности, но дней десять вам надо быть в покое и лежать в постели, - успокаивал короля придворый медик. Карл уставился в одну точку, словно вспоминая что-то, а затем его глаза расширились, и он закричал: - Дьявол, а как же война?! Как же я поеду на Пустой Луг, и буду воевать, если я даже и в седло не могу теперь сесть?! - Увы, ваше величество, вам нельзя никуда ехать, - со вздохом ответил Леталь. - Чёрт побрал бы, я думаю, Максимилиан не захочет ждать моего выздоровления! – воскликнул Карл. - Ваше величество, - вмешался в разговор Луи, - вы должны позаботиться о своем здоровье, ну а мы защитим Абидонию на поле битвы. Если же вы поедете сейчас – хотя не представляю, как это можно сделать в вашем состоянии, - то поставите под угрозу все королевство, ибо в том случае здоровье ваше ухудшится, и вы можете умереть. Смерть короля сейчас – это хуже поражения в войне. А в отсутствии короля на поле битвы из-за болезни нет ничего зазорного, - вспомните, ваш предок Марк де Мортирье, когда здоровье подводило его, доверял командование своим генералам, - и они выигрывали сражения. - Это верно… - пробормотал Карл. – Ради Бога, Леталь, ну сделайте эту невыносимую боль, - эээ… как ее… выносимой, что ли… короче, уймите ее! И оставьте меня все, кроме первого министра и герцога де Мортирье! Оставшись вчетвером, король, его кузен, министр и лекарь некоторое время молчали, но затем Карл упал лицом на подушку и затрясся в приступе неудержимого хохота. - Уф, кажется, получилось, - вздохнул Луи. - Думаю, что все поверили, - вы были так убедительны, - заметил де Резонабль, - но не забывайте, вашему величеству придется продолжать этот спектакль и далее. - Ваше величество, позвольте сделать перевязку, - сказал Леталь, - если уж решили сказаться больным, то надо выглядеть соответствующе! На следующий день герцог де Мортирье и граф де Кураж повели абидонские войска в Ориенталь де ла Фортересс, а оттуда – на Пустой луг, где должно было состояться сражение. Весь путь Луи де Мортирье предавался воспоминаниям о том, как четырнадцать лет назад он ехал этой дорогой воевать за эти же самые земли. Как много воды утекло с тех пор… Нет уже грозного Филиппа III, а его сын – Карл V совсем не похож на своего жестокого, но смелого и решительного отца. До той памятной битвы Луи не мог представить, что принц и наследник престола может быть столь труслив. К счастью, подданные КарлаV были куда отважней своего короля – граф де Кураж, - без сомнения, талантливейший абидонский полководец, а так же виконт Флёр-д’Оранж, - бывший в том памятном бою в резервном отряде вместе с Луи и Карлом, - барон Удилак, отвага которого была известна всей Абидонии, и немолодой уже граф де Камомиль, юный сын которого был столь же бесстрашен, как и его отец. Но как же сейчас Луи не хватало Робера де Сильвен, - благородного и рассудительного рыцаря, чья поддержка была бы так необходима ему сейчас! Луи вспомнил выразительный взгляд графа Робера, которым тот молчаливо поддержал его решение взять командование резервным отрядом вместо струсившего Карла. Если бы он был здесь, граф Робер… Но он умер несколько лет назад, - вероятно, небеса тоже нуждались в помощи благородного рыцаря... Луи подумал, что и в этом бою ему нужна будет помощь, которую мог оказать лишь покойный граф. Но Робер де Сильвен не оставил герцога де Мортирье одного, - рядом с Луи ехал юный оруженосец Патрик де Сильвен, - сын Робера, живое напоминание о нём. Патрик был так же рассудителен, как его отец, и Луи надеялся, что юноша унаследовал отвагу графа Робера.

Княжна: Проезжая мимо селений, находящихся неподалеку от Пустого Луга, Луи сделал пожертвования в местные церквушки, заказав молебны за упокой душ воинов, погибших в прошлом сражении, и похороненных на сельских кладбищах. С грустью он подумал о том, что каким бы ни был исход грядущей битвы, на этих кладбищах все равно появятся новые могилы. Не доходя до Пустого Луга, граф де Кураж с вверенным ему резервным отрядом повернул в сторону селения Ре, расположенного к северу от места будущего сражения. - Если пенагонцы уже прибыли на Пустой Луг, то незачем им видеть, как мы направляемся в ту рощу, - сказал он. – Проще нам сразу остановиться в селении, и подойдя с севера, занять наши позиции. - Удачи вам, граф, - ответил Луи. – Встретимся на поле боя! Прибыв на Пустой Луг, Луи занялся подготовкой к сражению. К его радости, пенагонские войска еще не пришли, и в запасе было достаточно времени, чтобы как следует продумать план построения абидонских войск. Пенагонцы прибыли только поздно вечером, и Максимилиан, желая договориться о дате сражения, послал в абидонский лагерь парламентёра, - которым назначил дипломатичного де Скоре. После недолгих переговоров было решено провести сражение на следующий день, - если не помешает изменчивая осенняя погода. Покончив с переговорами, парламентёр доставил ответ Луи Максимилиану IV. - Письмо абидонского главнокомандующего - герцога де Мортирье! – произнес де Скоре, вручив конверт своему королю. - Герцог де Мортирье – главнокомандующий? – переспросил Максимилиан. – А что же делает в таком случае Карл? - Я не видел его, ваше величество. Осмелюсь предположить, что Карл не примет участия в битве. - Он мог остаться в Клервилле, - предположил Максимилиан, - ибо я знаю, что Карл никчемный воин. Что ж, тем лучше для нас – мы легко разобьём войско, оставшееся без своего короля. Думаю, что его отсутствие не прибавит пыла абидонцам! Весть об отсутствии Карла быстро облетела пенагонское войско, несказанно обрадовав рыцарей и пехоту. Ещё бы, трусливый король Абидонии, сбежавший с поля боя четырнадцать лет назад, в этот раз вовсе решил не рисковать своей жизнью, а отсидеться во дворце, оставив своих подданных погибать на войне! Хорош же у абидонцев государь, сказать нечего! Каково им сейчас чувствовать себя оставленными своим королем? Верно, на душе у всех кошки скребут – ибо унижение –то неимоверное, у таких славных воинов – столь ничтожный король! Поди выиграй теперь войну без отважного венценосца! С радостью пенагонцы принялись разбивать лагерь, и готовиться к битве. Теперь у них был шанс отомстить противникам за поражение четырнадцатилетней давности. Тем временем абидонское войско молилось святому Ивонну, и святой монаршей чете – Филиберту и Стефане, покровителям Абидонии. Все были серьезны, но не испуганы, и прекрасно понимали, что отсутствие Карла лучше его участия в предстоящей битве. На следующее утро, в день сражения, гутой туман окутал Пустой Луг, но к десяти часам дня он рассеялся, и яркие лучи солнца озарили войска враждующих королевств. Максимилиан IV пристально разглядывал противника, пытаясь оценить подготовку и угадать настой абидонских рыцарей. - Чёрт побрал бы, - Карл здесь! – вдруг воскликнул он, увидав в строю абидонцев рыцаря в алом сюрко, на щите которого был изображён королевский герб. Эта новость быстро облетела пенагонское войско, подействовав на опьяненных предвкушением быстрой победы воинов, как ушат холодной воды. Но Максимилиан, как мудрый правитель, поспешил ободрить своих ошарашенных неприятным известием воинов: - Чего нам бояться? – вскричал он. – Разве вы не помните, как бесславно закончилась прошлая битва за эти земли для Карла V? Неужели вы думаете, что за прошедшие годы трус превратился в отважного героя легенд? Бежал он тогда, - Бог даст, побежит и сейчас, если не падём мы духом! Хранит господь великую Пенагонию! Вперед! Услышав приказ короля, пенагонское войско двинулось в наступление. Тем временем Луи де Мортирье, взявший щит Карла V, приподнялся в седле, и, обращаясь к своим воинам, воскликнул: - Не посрамим память наших отцов, веками воевавших за Абидонию! Святой Ивонн, храни нас! Вперед! И так же, как и четырнадцать лет назад, воодушевленные абидонцы устремились в битву за своим предводителем. Те, кто участвовал в прошлом сражении, невольно вспомнили, как отважный Луи взял на себя командование вместо струсившего Карла, и осознали, что сегодня история повторяется, - герцог де Мортирье вновь занял место короля. До того мига, как черные тучи стрел, выпущенных абидонцами с флангов, закрыли войска Карла V, Максимилиан успел разглядеть Луи де Мортирье, которого узнал по гербу на его щите. «Чёртов Мортирье предпочел в этот раз не прятаться в роще, - подумал он, - интересно, кто сейчас ждёт там приказа вступить в бой? Хорошо, что я готов к удару из-за холма». Король Пенагонии не догадывался, что герцог де Мортирье отдал свой щит юному Раулю – младшему сыну графа де Камомиль. Еще в самом начале битвы Максимилиан понял, что неудачно разместил своих лучников. Стремясь напугать абидонцев грозным строем пенагонских рыцарей, Максимилиан распорядился поставить лучников в арьергард, тогда как абидонские лучники находились в первых рядах флангов, шедших чуть впереди конницы. Стрелы их арбалетов и длинных луков успешно достигали цели, и скоро первые ряды пенагонцев значительно поредели, - многие рыцари погибли, не успев вступить в битву. Несмотря на первую неудачу, Максимилиан не терял хладнокровия, и, наблюдая ход битвы, отдавал приказы, стараясь не выпускать из вида генералов противника. Настал миг, когда войска сошлись в рукопашном бою. Так как на Пустом Лугу стало тесно, рыцари спешивались, и сражались на мечах. Максимилиан подумал, что победить абидонцев будет не так легко, как он считал вначале, ибо только сейчас он смог оценить истинную мощь войска противника. Взглянув на правый фланг врага, король Пенагонии заметил, что герцог де Мортирье серьёзно ранен, - его оруженосец пытался вывести своего господина с поля боя, но пройдя несколько шагов, де Мортирье упал, и остался лежать недвижим на окровавленной траве. - Господь хранит Пенагонию! – закричал Максимилиан, - Мортирье убит, и значит, абидонцы лишились своего храбрейшего воина, ибо Карл V – трус, которого легко испугать одним лишь звоном оружия! Вперед, сыны Пенагонии, победа уже близко! Битва становилась все более ожесточённой. Самые отважные рыцари пытались убить или взять в плен королей противника. И если абидонцы никак не могли добраться до Максимилиана, то Луи де Мортирье, которого пенагонцы считали Карлом V, пришлось несладко – Жан де Бугай, пенагонский рыцарь высокого роста и невероятной силы оказался противником, которого было не так уж легко победить. Луи доблестно защищался, но одно лишь неверное движение едва не погубило его - герцог не успел отклонить меч противника, и был оглушён страшным ударом о шлему. Луи выронил тяжелый меч, упал на одно колено, и в глазах у него потемнело. Трудно сказать, сколько прошло времени, прежде чем туман перед глазами Луи стал рассеиваться, но, несмотря на возвращавшееся сознание, герцог не мог подняться, и продолжать бой. Луи успел подумать, что его ждёт смерть или плен, но взглянув на противника, увидал, что графу де Бугай сейчас не до него – Патрик де Сильвен, оруженосец герцога, вступил в поединок с пенагонцем, значительно превосходившим юношу по силе. Де Бугай был в гневе – ещё бы, только он хотел нанести абидонскому королю удар, который должен был добить его, но этот мальчишка отразил удар своим мечом и осмелился вступить в бой с одним из сильнейших рыцарей Пенагонии! Ничего, сейчас он жизнью заплатит за свое безрассудство… Но тут де Бугай оступился, запнувшись за камень, торчавший из земли, поскользнулся на влажной окровавленной траве, и упал навзничь. - Сдавайся, или смерть! – воскликнул Патрик, приставив меч к горлу графа де Бугай. - Сдаюсь, - прохрипел тот, осознав, что не сможет быстро подняться и прикончить юношу. - Патрик! – воскликнул окончательно пришедший в себя Луи, - я жалею лишь о том, что твой отец не дожил до сего дня! Как бы он гордился тобой! Тем временем битва становилась все беспощадней. Максимилиан с минуты на минуту ожидавший появления резервного отряда абидонских рыцарей, прилагал неимоверные усилия, чтобы лично сразиться с мнимым Карлом, решив, что победа над королем Абидонии сломит боевой дух противника, и тогда даже прибытие подкрепления не сыграет значительной роли. Но внезапно сзади послышался лязг оружия и крики отчаяния. Оглянувшись, король Пенагонии к своему ужасу увидел, что абидонский резервный отряд ударил пенагонцев с тыла, выехав из-за рощи, распложенной к северу от Пустого Луга, - то есть в месте, совершенно противоположном тому, откуда Максимилиан ожидал его появления. В битве сразу же произошёл перелом, - пенагонцы, теснимые сзади отрядом графа де Кураж, не могли больше наступать, и через несколько минут пустились в бегство. Стрела, выпущенная из длинного абидонского лука, пробив броню, легко ранила Максимилиана в плечо, и кровь обагрила его блестящие доспехи. Достигнув лагеря и вручив свою особу лекарю, Максимилиан решил, что он в безопасности, напрочь забыв, что дерзнул разбить шатры своего войска на абидонской земле. Через десять минут послышались крики и лязг оружия, и в королевский шатер вбежал перемазанный грязью и кровью де Скоре. - Ваше величество, абидонцы громят лагерь! – закричал он. – Спасайтесь, - мы не можем остановить их! …И снова бешеная скачка, завершившаяся долгожданной остановкой в пенагонской деревне в пяти милях от границы… Разгромив и разграбив лагерь врага, абидонцы вернулись на Пустой Луг. - Ваше высочество, - враг разбит и изгнан с абидонской земли, - доложил граф де Кураж. - Вижу, граф, - ответил Луи, глядя на дым, развевавшийся над догоравшим пенагонским биваком. – Мы победили! Патрик де Сильвен, преклони колено! Посвящаю тебя в рыцари, будь всегда так смел, верен, и честен! – С этими словами герцог коснулся мечом плеча Патрика. Затем Луи посвятил в рыцари еще нескольких юных воинов, отличившихся в битве. К сожалению, радость победы омрачалась неизбежными потерями - гибелью храбрых рыцарей, лучников, и пехотинцев. Как и предвидел Луи, кладбища возле ближайших деревень пополнились новыми могилами, - воинов низших сословий погребли там, а тела дворян повезли в столицу или же в их замки. Самых тяжело раненных оставили в деревнях, хотя бы до тех пор, когда состояние здоровья позволит перевезти их домой. Граф де Камомиль решил везти своего младшего сына в Клервилль, ибо рана юноши была не столь опасна, - Рауль, который взял щит Луи, лишился сознания от сильной кровопотери. Потери пенагонцев были куда больше, их тела Луи приказал зарыть в общей могиле, рассудив, что даже врагов не пристало оставлять без погребения. Тем временем Максимилиан IV приходил в себя в доме деревенского старосты. Замок владельца этих земель находился далеко, а у ослабевшего от раны короля не было сил продолжать путь. Лекарь как следует обработал и перевязал рану, и посоветовал своему государю лечь спать. Но Максимилиан не мог заснуть. Устремив взгляд на тёмные балки потолка, он размышлял о причинах своего поражения. Да, лучников следовало бы поставить в первые ряды, как это сделали абидонцы. Это явный просчёт, стоивший жизни многим пенагонским рыцарям. Еще абидонские полководцы оказались умней, чем он предполагал, - они расположили резервный отряд не там, где он находился в прошлый раз. Ладно, у него не хватило дальновидности предположить, что абидонцы ударят с тыла, - он же не пророк! Но скажите ради Бога, откуда взялся Карл? Какое чудо помогло монарху, прославившемуся своей трусостью, храбро сражаться в минувшем бою? Размышления короля прервал стук в дверь. - Ваше величество, господин де Скоре желает вас видеть, - доложил паж. - Впустить его, - распорядился Максимилиан. - Разрешите доложить, ваше величество, тут какой –то подозрительный оборванец уверяет, что доставил вам срочное послание, - отрапортовал де Скоре, вручая королю запечатанный конверт, вскрыв который Максимилиан увидел, что послание написано тем самым шифром, который использовали его абидонские агенты. - Чёрт возьми! – воскликнул, прочитав, Максимилиан, - надо гонцам нашего мудрого Томе быть расторопней! Впрочем, вряд ли это решило бы исход битвы, но появление фальшивого Карла не стало бы такой неожиданностью, и не смутило бы моих доблестных воинов! И не было бы ложной надежды, что король может бежать… Немедленно позовите ко мне этого подозрительного! Через несколько минут к королю ввели молодого человека, одетого, как бродячий торговец. - Так я и думал, что это ты, Жан, - произнес Максимилиан, увидав посланника Томе. – Когда ты оставил Клервилль? - Во вторник вечером, ваше величество, - ответил Жан, - господин Леталь просто не мог раньше передать Анатолю Томе важные сведения, так как вынужден был находиться при особе короля Абидонии, сказавшегося больным. Только на второй день после отъезда войска из столицы ему удалось, напоив Карла снотворным улизнуть на час из дворца. Я спешил изо всех сил, но предосторожности ради пустился в обход абидонского лагеря, и к несчастью, подоспел уже в самый разгар битвы. Несмотря на то, что опоздал, я счёл нужным отдать вам письмо, для чего поспешил за вашими отступавшими войсками в Пенагонию. Прошу ваше величество не гневаться на меня, я… - Ты преданный слуга, Жан, - прервал его Максимилиан, - и заслуживаешь награды. Не твоя вина, что ты опоздал, - тебя отправили слишком поздно. Де Скоре, - распорядитесь наградить этого молодца за верную службу! Когда де Скоре и Жан удалились, Максимилиан откинулся на постель, снова прочел запоздавшее послание, и, отбросив его в сторону, пробормотал: - Значит, не судьба выиграть битву… Но это ещё не окончательное поражение! Я возьму реванш, - и самое меньшее, - половина Абидонии будет моей! Тем временем окончательно выздоровевший граф де Триган спешил Клервилль. Он давно уже был в пути, и, останавливаясь на постоялых дворах, не упускал случая расспрашивать трактирщиков о новостях, передававшихся путешественниками. Чем ближе он был к столице, тем больше было слухов о предстоящей войне, а когда до Клервилля остался всего один день пути, ему повстречался купец, рассказавший о выступлении абидонского войска в поход. - Сегодня, быть может, уже идет сражение, - вздохнул купец. – Да пошлет Господь победу нашим доблестным воинам, - но на всё воля его, - в случае поражения Клервилль будет в опасности, вот я и спешу перевезти мое семейство в Тернуар. - Вы предусмотрительны, - заметил Этьен, - конечно, важнее всего спасти родных. Я больше всего жалею, что сейчас не в рядах наших воинов, - я бы с радостью сразился за Абидонию, - но, признаюсь, согласен с вами, - наши войска могут потерпеть поражение в битве за спорные, очень спорные земли… Битвы за неправое дело редко оканчиваются победой, так что вы правильно сделали, что оставили Клервилль. Купец не посмел возразить столь любезному рыцарю, но когда Этьен скрылся из вида, он растерянно пробормотал: - Это какое же неправое дело? Ведь пенагонцы же посягают на наши земли… Клервилль встретил Этьена звоном всех своих колоколов – Абидония праздновала победу, и в церквях шли благодарственные молебны. Но общая радость не нашла отклика в сердце Этьена. С мрачным видом он вошёл в свой дом, и угрюмо выслушал приветствие дворецкого. - Господин, мы вас так ждали, его величество несколько раз посылал пажа узнать, нет ли от вас вестей! Вы может, сразу поехали из поместья на войну? - Если бы!.. – вздохнул Этьен. - Но все так рады нашей победе, - пенагонцы разбиты в пух и прах! - Нашёл чему радоваться… - пробормотал де Триган. Переодевшись, он сразу же поспешил во дворец, где его встретил радостный Карл. - Этьен, ну наконец-то! – воскликнул король, - почему ты так долго не возвращался? - Я был серьезно болен, ваше величество, - ответил Этьен, - недели две между жизнью и смертью. Но благодаря заступничеству святых, я выздоровел, и как только окреп, сразу же выехал в столицу. А тут – такое торжество!.. - Да, к счастью мы победили, - ответил Карл, - и сейчас благодарим святых за помощь, и вспоминаем павших в бою. - Прошу вас, мой король, расскажите о битве! – воскликнул Этьен. – Мне, к несчастью, не довелось сражаться, но хоть позвольте услышать из первых уст подробности сражения! - Да что рассказывать -то – смутился Карл, - я тоже не участвовал в битве… Вот Луи вам все расскажет… «Ну конечно, - со злорадством подумал Этьен, - куда ещё этому трусу сражаться! А я было поверил, что Карл набрался смелости, и разбил пенагонцев!». Весь день де Триган, скрывая разочарование, с напускной радостью поздравлял воинов, прославившихся на поле боя, и с неподдельным интересом слушал их рассказы о битве, восхищаясь полководческим талантом Луи де Мортирье, в глубине души проклиная кузена его величества. Вечером, после окончания всех торжеств, Карл и Этьен наконец-то нашли время для личной беседы, и уединились в королевском кабинете. Как только лакеи, разводившие огонь в камине и зажигавшие свечи, вышли из кабинета, затворив за собой тяжёлую дубовую дверь, улыбка мгновенно сошла с лица Этьена, и Карл не на шутку встревожился, заметив, что его друг выглядит уставшим и измученным. - Этьен, вы, видно и впрямь были тяжко больны! Почему вы не послали гонца с письмом? Я приказал бы лучшим лекарям отправиться в графство Триган, дабы их искусство скорее исцелило вас! - Крайне неразумно, ваше величество, посылать в такую глушь именитых лекарей, ради глупца, простывшего не охоте… - ответил Этьен, и с печальным видом отошёл к окну. - Что случилось? – прямо спросил Карл, - у вас какая-то беда? - Беда? О, нет, у меня все благополучно… Но… - Но что? – переспросил Карл. - Абидония, - лаконично произнес Этьен. – Страна в опасности. - Какая опасность, помилуйте, - мы же выиграли войну! – воскликнул король. - Ваше величество, вы забываете, что я долго прожил в Пенагонии, и хорошо знаю короля Максимилиана, - намного лучше, чем вы. Он никогда не останавливается на половине пути, и если он решил увеличить земли Пенагонии, то непременно это сделает, и нынешнее поражение не остановит его, а лишь подтолкнет к дальнейшим действиям. - То есть, вы хотите сказать, что Максимилиан снова нападёт на Абидонию? – спросил Карл. – Да чёрт с ним, - снова получит хорошей затрещины! Мог бы давно понять, что мы сильней пенагонцев! Недаром еще мой отец разбил войска короля Донатиана! К тому же, Бог на нашей стороне – заметьте, мы не нападем, а лишь защищаем наши владения! - Наши владения!.. – с горечью воскликнул де Триган, – простите, ваше величество, - они не наши! Эти земли всегда принадлежали Пенагонии, - сначала королевствам Перн и Аго. Наши летописцы лгали, называя эти земли исконными абидонскими, ибо на деле короли из династии Аделард отвоевали их у Пенагонии, причем и земли за Пустым Лугом, и Шамп де Солей принадлежали Абидонии всего лишь незначительный период истории – около тридцати лет. Эдуард II хотел отчасти восстановить справедливость – и поступил как благородный рыцарь, вернув Шамп де Солей Пенагонии, - но это не понравилось так называемым патриотам, которые понимали, что романтичный король, ставящий честь прежде всего, пойдет дальше, и отдаст Пенагонии, да и Мухляндии тоже, еще больше земель, оставив Абидонию почти ни с чем. Тогда, желая спасти страну, Марк де Мортирье убил короля Эдуарда, а его потомок Людовик I вернул Шамп де Солей. - Но Эдуард обменял Шамп де Солей, на земли за Пустым Лугом, - воскликнул Карл, - их-то он отдавать не хотел! - Увы, ваше величество, - еще как хотел отдать, и не только эти земли, - почти всю приграничную территорию! – возразил де Триган. - Я не читал ничего подобного, – ответил Карл. - Да потому что верные поклонники короля-романтика уничтожили все документы, связанные с возвращением земель, и переписали все летописи, изрядно приукрасив образ бездарного государя! – воскликнул Этьен. – Ибо если оставить все как есть, то выяснится неприятная правда о мнимом величии Абидонии, равно как и об ее истинных размерах! - Не понимаю… - пробормотал Карл. - Выслушайте меня ваше величество, - я уже не могу больше скрывать от вас того, что я узнал в библиотеках Мухляндии и Пенагонии! Простите, что долго молчал, - я не желал вас огорчить, но правда - она все равно рано или поздно выйдет наружу, так лучше вам узнать некие неприятные вещи от преданного друга, нежели от заклятого врага! – с чувством произнес Этьен. - Не волнуйтесь так, я слушаю, и готов узнать страшную правду, - ответил король. - Это долгий рассказ, ваше величество, - грустно вымолвил де Триган. – Находясь на службе в Мухляндии я заметил, что оригиналы большинства мухляндских летописей утеряны, и мы сейчас можем читать лишь списки, - вероятно, значительно исправленные. В библиотеках Пенагонии все было так же, - оригиналы документов, относящихся к десятому веку, исчезли безвозвратно. Сохранились только копии, - переписанные с оригиналов, и датируемые двенадцатым веком. Не находите ли вы это странным, - летописи переписали в двенадцатом веке, - списки сохранились, а существовавшие тогда оригиналы – утрачены, причем все до единого? Еще тогда у меня возникло подозрение, что оригиналы уничтожены, а сделанные копии – содержат ложные сведения. Когда я вернулся в Абидонию, то встретил здесь замечательного историка – Анатоля Томе, который провёл невероятные исследования, и узнал гораздо больше, чем я. Сейчас он завершил книгу, в которой написал об ужасной фальсификации мировой истории, и он надеется, что вы прочтёте его труд. Там рассказано больше, чем могу сообщить вам я. - Хорошо, я прочитаю его книгу, - ответил Карл, - но причем тут размеры Абидонии? Кажется, вы мне хотели рассказать о них… - Ваше величество, так не имела Абидония никогда в истории столь обширных владений, как ныне! Абия была небольшим королевством, со столицей в деревне Тераби, а её король Александр Македонский завоевал соседние королевства, создав огромную империю, которую назвал Абеляндия. Увы, после его смерти, великая империя быстро распалась, а крошечная, но наглая Абия постепенно захватывала исконные земли соседей, и наконец, превратилась в ту самую Абидонию, которая отстаивает присвоенные себе владения. Был один благородный король, - Эдуард II, который хотел восстановить историческую справедливость, но его убили… Нет, я не осуждаю Марка де Мортирье, - он спас страну! Но, знаете, ваше величество, - Бог видит все, и рано или поздно он сам восстановит истинные границы всех королевств… - Этьен, Этьен, - какой еще Александр Македонский, он же правил в древности! – закричал Карл, - вы бредите, - я сейчас позову лекаря… - Нет, ваше величество, я в здравом уме! Александр Македонский – это и есть император Тьерри, завоевавший полмира! Древности, которую вы упомянули, не существовало вовсе, - это вымысел фальсификаторов–летописцев. - Допустим, - согласился Карл, - но Абия не была крошечной, - она была примерно как нынешняя Абидония, - правда, Тьерри разделил её на Северную и Южную части… - Ошибаетесь, ваше величество, Северная и Южная Абии – это на самом деле Мухляндия и Пенагония, - возразил Этьен. Вскоре после гибели императора ужасная комета пролетела над землёй, зацепила её хвостом, и развернула, вот так, как я сейчас поворачиваю на столе эту книгу. Весь мир изменился, произошли землетрясения, ураганы, наводнения, и с тех пор бывший север стал западом, а юг - востоком. Люди постепенно привыкли к тому, что солнце теперь встаёт на востоке, вместо юга, и лишь древние названия половин Абеляндии напоминают нам о былом расположении сторон света. - Ужас какой… - пробормотал король, - но как же Абидония? Вы хотите сказать, что её вовсе не было? А где же тогда находимся мы? И чем я правлю? - Подлинная Абия, - исторический центр империи – оставалась небольшим королевством, которое досталось в наследство младшим сыновьям Тьерри - Илберту и Деодату. Деодат, правда, вскоре погиб, или был убит своим братом – при попытке разделить маленькую страну. Другие имена Илберта и Деодата – Ромул и Рем. Потомки Ромула-Илберта стали расширять Абию, постепенно отвоёвывая у соседей земли, и так получилась современная Абидония. - А как же святые Филиберт и Стефана? – спросил Карл. - Это Амадиу Абийский и принцесса Од, - ибо обстоятельства их жизни совпадают во всём, - ответил Этьен. - Ох, я совсем запутался, - пробормотал Карл. - Не мудрено, ваше величество, - молвил Этьен, - я – дурной рассказчик. В книге Томе всё ясно и понятно написано, и думаю, что вам нужно её прочитать. - Придется, - вздохнул Карл, - должен же я знать истинную историю своей страны!

Княжна: Через несколько дней в королевский дворец была доставлена толстая книга, называвшая «Подлинная история Абидонии». Увидев огромный том, король тяжело вздохнул, представив, сколь долгим и утомительным будет его чтение. Но – странное дело, наперекор ожиданиям его величества, книга читалась очень легко и была совсем не похожа на скучные труды знаменитых абидонских историков. Когда Карл сказал об этом Этьену, последний объяснил королю, что учёные, занимавшиеся фальсифицированием истории, намеренно делали свои труды столь неудобными для понимания, чтобы читатели быстро утомлялись, и не замечали явных нелепостей и подтасовок фактов, а Анатоль Томе излагает все достаточно просто, ибо ему незачем скрывать правду. Еще не дочитав труд Томе до конца, Карл пожелал встретиться с великим ученым. Наивный король даже не попытался поставить под сомнение прочитанное, - он сразу же поверил в правдивость книги… Король ожидал увидеть степенного пожилого человека, убеленного сединами, - но Анатоль Томе оказался худощавым мужчиной сорока лет, с тёмными глазам, беспокойный взгляд которых невольно заставил Карла подумать, что ученый является еще и религиозным фанатиком, тем более что Томе был одет в чёрную мантию, придававшую ему сходство с монахом. - Господин Томе, я восхищён вашим научным трудом, - сказал король, - и я желаю, чтобы копии вашей книги оказались в библиотеках всех абидонских монастырей. - Благодарю вас, ваше величество, - о большей награде я даже не смел и мечтать, - ответил Томе. - Денежное вознаграждение тоже само собой разумеется, - продолжил Карл, - такой титанический труд заслуживает соответствующей оплаты. - Для меня важней всего одобрение моей книги вашим величеством, - сказал Томе, - но мой труд основывается на исследованиях великих учёных прошлого – Риния Сопливиуса, Свиния Слизния, и Дубиль Дубиньяка, которые в своих трудах убедительно доказали, что в десятом или одиннадцатом веке история Абидонии подверглась фальсификации, и в тоже время состоялся всемирный заговор историков, в результате которого в летописи была внесена лишняя тысяча лет. Разумеется, и я сам разоблачил множество поддельных летописей. - Вот как, - с глубокомысленным видом кивнул Карл, сделав вид, что хорошо знает в первый раз услышанные имена гениальных ученых Сопливиуса, Слизния и Дубиньяка, – во всяком случае, мои подданные должны узнать подлинную историю Абидонии! Кстати, у вашей книги очень подходящее название! - Если вашему величеству будет угодно велеть сделать несколько списков с книги, то не стоит доверять этого дела монахам, которые как раз и занимались фальсификацией истории, - сказал Томе, - лучше я сам найду ученых, мастерски владеющих пером, которые напишут копии моего труда. - Я полностью с вами согласен, господин Томе, - ответил король, - раз эти монахи фальсифицировали летописи, то могут и в вашу книгу внести поправки! Найдите тех, кто сможет сделать точные списки с ваших книг, а я оплачу все расходы! Профессор абидонского университета мэтр Бонифас Ланкрие, преподававший историю королевским дочерям, был потрясен, когда принцесса Мария с восторгом рассказала ему о прочитанной книге «гениального учёного» Анатоля Томе. - Ваше высочество, - дрожащим голосом произнёс взволнованный историк, - из всего рассказанного вами, я делаю вывод, что сия книга – есть бред сумасшедшего, и чтение ее - бесполезная трата времени… - Господин Томе вовсе не похож на сумасшедшего, - возразила принцесса. – Он ведет себя вполне благоразумно, - соблюдает этикет, не кидается на людей, и не считает себя императором Тьерри… - Тем хуже, ваше высочество, - значит он – подлый фальсификатор истории! – воскликнул Ланкрие. - Напротив, он восстанавливает истинную историю, которую фальсифицировали летописцы! – ответила принцесса. – Его книга так убедительна, что я не вижу причины подвергать ее сомнению! С вашей стороны опрометчиво называть бредом книгу, которую вы даже и не читали! - Пусть будет по вашему, принцесса, - да, я поступаю неблагопристойно, но того, что я услышал сейчас от вашего высочества, достаточно, чтобы подвергнуть сомнению труды этого Томе. Впрочем, я не отказываюсь от прочтения сей книги. На этом урок истории пришлось закончить, ибо профессор заметил, что принцесса не желает изучать царствие Филиберта и Стефаны, полагая, что сия королевская чета – вымысел летописцев. Ланкрие пришлось испросить приёма у его величества, дабы объяснить королю вред книги Томе. Увы, профессор не подозревал, как далеко всё зашло... - Прежде чем критиковать труды вашего коллеги, следует их прочесть, - холодно возразил Карл. – Лишь прочитав книгу «Подлинная история Абидонии» вы сможете оценить по достоинству глубину знаний Анатоля Томе. - Я обязательно сделаю это, ваше величество, но, должен заметить, что факты, изложенные её высочеством, вызывают огромные сомнения в научности сего труда: например, утверждение Томе что Александр Македонский и император Тьерри – одно и то же лицо, и обвинение летописцев в фальсификации истории… - Но это так и есть, господин профессор, - вмешался в разговор де Триган, - монахи-летописцы, а также учёные прошлых веков намеренно искажали исторические факты, действуя так, вероятно, по приказу королей из династии Аделард! Поверьте, я сам занимался историей, изучал старинные летописи, - вернее, их копии, ибо оригиналы, возраст которых старше двенадцатого века, утрачены, а в копиях летописей я находил множество странных несоответствий, что и позволило сделать вывод о фальсификации истории! Книга Анатоля Томе воссоздаёт истинную историю Абидонии, и обязательно её копия должна быть в библиотеке университета, да и преподавать историю следует теперь только по ней! - Простите, граф, - но это я должен решать, по каким книгам преподавать историю, - смело возразил Ланкрие. - Конечно, вам виднее, - согласился Этьен, - но, повторюсь, прежде чем критиковать труд Томе, его следует прочитать! - Хорошо, я займусь этим, - ответил Ланкрие, - и после прочтения мне будет легче подвергнуть труд этого псевдоучёного критике! Ваше величество, позвольте мне удалиться? - Ступайте, профессор, с миром, - ответил Карл, - а когда изучите труды Томе, можете вызвать его на диспут, - если конечно, у вас тогда еще останутся сомнения. - Непременно, ваше величество, - с поклоном ответил ученый. - Вы видели, как профессор упирался? – спросил Этьен. – Ланкрие заранее решил отрицать труды Томе, потому что сейчас рушится его мир, и скоро он не сможет преподавать фальшивую историю. - Я думаю, что когда господин Ланкрие ознакомится с трудами Анатоля Томе, он признает, что был не прав, и начнет преподавать моим дочерям истинную историю, - ответил Карл. - В противном случае, ваше величество может отстранить его от обучения принцесс, - и найти другого преподавателя, - например, самого Томе, - если конечно, это его не затруднит, - сказал де Триган. Не желая терять время, профессор Ланкрие принялся изучать «исторические труды» Анатоля Томе. Выражение ужаса почти не покидало лицо ученого во время чтения, словно он читал не книгу по истории, а сборник страшных легенд о вампирах. Когда Ланкрие перевернул последнюю страницу, и закрыл толстый том, он не ощутил того восхитительного состояния, которое возникало у него после прочтения интересных книг, - чувства благодарности и преклонения перед мудрыми авторами, открывшими ему новые источники знаний. Не было так же и ощущения выполненного неприятного и тяжкого труда, - напротив, Ланкрие понимал, что чтение этой сумасшедшей книги – это лишь начало нелегкого пути, который ему надо преодолеть ради спасения абидонской истории. Встав из-за стола, профессор с отвращением посмотрел на толстую книгу, и пробормотал: - Не вызвать негодяя Томе на диспут, чтобы оспорить его труд – значит совершить преступление! Анатоль Томе не раздумывая принял вызов профессора Ланкрие, но поставил условие, что диспут не будет проходить в стенах Университета. - Мне хотелось бы быть на равных с вами, господин Ланкрие, а в университете я буду чувствовать себя одиноким воином, сражающимся против целой армии, ибо мне известно, что все профессора настроены крайне враждебно ко мне, и во время диспута они будут всей душой поддерживать вас. Его величество желает, чтобы мы провели наш научный спор во дворце Пале, куда могут прийти лучшие ученые Абидонии, и где волей-неволей будут присутствовать мудрейшие государственные мужи нашего времени, которые также хорошо разбираются в истории. - Я согласен на ваши условия, - ответил Ланкрие, - и тем более меня радует, что наш диспут почтит своим вниманием сам король. В назначенный день профессор Ланкрие и восходящее светило абидонской науки – Анатоль Томе явились во дворец, где все было готово для проведения диспута. В центре главной залы стоял огромный стол, на одном конце которого лежал толстый том «подлинной истории Абидонии», и карты, наспех нарисованные Томе. Справедливости ради, следует заметить, что они были достаточно красивы и понятны. Так же там было несколько рукописей, посвященных античной истории. На противоположном конце стола лежали труды святого Рагнола, старинные летописи, имена авторов которых были утрачены, хроники Маттиу и Лотара, а также современные и древние карты Абидонии, Пенагонии и Мухляндии, и, конечно, красочная карта Абеляндии. В зале уже собиралось общество, - здесь присутствовало множество придворных, и уже пришли профессора из университета. Войдя в главный зал, Томе и Ланкрие церемонно поприветствовали друг друга, и подошли к противоположным концам стола. Вскоре в зал вошел Карл V в сопровождении принцессы Марии и герцога де Мортирье. Младшая дочь короля, принцесса Беатрис упросила отца освободить ее от присутствия на диспуте – двенадцатилетняя девочка не интересовалась науками, предпочитая игры и прогулки по саду утомительным лекциям скучных профессоров. Карл, вспоминая себя в ее возрасте, и не думал принуждать дочь выслушивать спор учёных. Но принцесса Мария – копия своей матери, умной и красивой королевы Анны – та, напротив, с нетерпением ждала спора учёных, и надеялась, что Анатоль Томе одержит победу над профессором Ланкрие. - Господа учёные, - начинайте ваш спор! – приказал король. Ланкрие выступил вперед, и, поклонившись королю, произнес: - Я вызвал господина Анатоля Томе на диспут, ибо не согласен с его смелой версией истории. Прочитав его книгу «Подлинная история Абидонии», я готов подвергнуть ее критике и опровергнуть заблуждения господина Томе. - Я принял вызов господина Ланкрие, и готов отстоять истинность своей книги, - ответил Томе, – но, прежде всего, я должен рассказать, что именно подтолкнуло меня к пересмотру той самой истории, что преподают сейчас в университете. Это фальшивые летописи, содержащие выдуманные события. К великому моему счастью, мне удалось отсеять зерна от плевел, - то есть сказки летописцев от крупиц истины, чудом сохранившихся в монастырских библиотеках. Должен сказать, что у меня были предшественники, – выдающиеся историки прошлого – Риний Сопливиус, Свиний Слизний, и Дубиль Дубиньяк… Приглушённые возгласы возмущения послышались со стороны профессоров, однако никто не стал перебивать Томе, продолжившего свой рассказ о лишней тысяче лет, внесенной в летописи, и искусственно созданной античной истории. - Таким образом, я установил, что лишняя тысяча лет была нужна для оправдания появления «античности», и исчезновения оригиналов абеляндских летописей, кое понадобилось, чтобы лишить абидонцев истории их королевства, - наконец-то закончил Томе, и, желая оценить впечатление, произведённое его рассказом, внимательно оглядел всех присутствующих. Как он и ожидал, учёные были в гневе, а дворяне растерянно переглядывались , не зная, что и думать об открытии гениального Томе. Лишь Карл, и принцесса Мария слушали его с явным удовольствием, да еще граф де Триган, который, как показалось Томе, тоже внимательно наблюдал за реакцией придворных на выступление историка. - С вашего позволения, теперь я задам вопросы, - сказал Ланкрие. – Итак, господин Томе, как же вам удалось установить, что большинство летописей – подделки? Вероятно, на них есть какие-то признаки их фальши? - Само собой, - ответил Томе, - обратите внимание, что все оригиналы летописей составленные ранее десятого-одиннадцатого веков, бесследно исчезли, тогда как оригиналы древней поэзии тех времен мирно хранятся в библиотеках! Странно поступило время, уничтожив исторические документы и пощадив баллады! Невольно возникает вопрос, - а сами ли эти беспощадные столетия так избирательно пожирали рукописи, или кто-то приложил усилия, чтобы уничтожить ценные труды монахов древности? - Все оригиналы? - переспросил Ланкрие. - Да, все, - подтвердил Томе, - остались только их копии… или подделки? - Вы ошибаетесь, господин Томе, - торжествующе произнес Ланкрие, - вот здесь у меня лежат оригиналы летописей, составленных монахами Лотаром и Маттиу. Убедитесь сами – несмотря на то, что эти книги трудно читать, они потемнели от времени, но это явно оригиналы, написанные пером великих хранителей абидонской истории! Великого труда стоило уговорить настоятелей монастырей святого Ивонна и святого Ланса отправить на время эти сокровища во дворец! К тому же, в наших монастырях есть и другие оригиналы летописей, составленные даже во времена императора Тьерри, и если вы пожелаете, я могу отправиться вместе с вами в путешествие по монастырям, дабы показать вам то, чего вы, вероятно не заметили, когда занимались изучением рукописей. - Нуу… Это всего только две рукописи, - капля в море… - протянул Томе. - Напомню вам, что есть еще множество рукописей, - повторил Ланкрие. - Следует еще доказать что те рукописи – не подделки! – воскликнул «гениальный учёный». - А вот списки утраченных летописей подло изменены фальсификаторами! - Но как же вы обнаружили ложь в списках, когда у вас нет возможности сравнить их с оригиналами? – спросил Ланкрие. - Например, «хроника монастыря святого Ивонна» - представляет собой список, сделанный с оригинала десятого века, но монахи продлили его до наших дней! Вот вам и фальсификация! – торжествующе воскликнул Томе. – Если уж хотели переписать хронику, то зачем они ее дополнили? - Монахи монастыря святого Ивонна ведут хронику со дня основания монастыря, - возразил Ланкрие, - и они последовательно вносят туда все значимые исторические события. Когда оригинал потемнел от времени и стал покрываться плесенью, монахи сделали список, и уже в новую книгу стали вносить последующие исторические даты. - А большинство так называемых «списков» - вообще подделки, и их оригиналов не существовало! – заявил Томе. - Простите, но чем вы это докажете? – осведомился Ланкрие. - Тем, что они копируют другие летописи! Например, все эти рассказы об античной истории, которые являются всего лишь копией истории древней Абии, - и предков династии Аделард, - королей Одриков! Кстати, и Одриков тоже было слишком много, - целых семнадцать! Сами то они друг друга как различали? Впрочем, я еще подробно не изучал их историю, но уверен, что Одрика было всего четыре! - Если вы еще не изучали подробно историю Одриков Абийских, то не стоит заводить речь о них, - заметил Ланкрие, - сначала найдите неопровержимые доказательства того, что Одрика было всего четыре. - Обязательно найду! – самоуверенно заявил Томе. Итак, я продолжу? - Постойте, я еще не задал вам все вопросы, - возразил Ланкрие. – Вы изволили упомянуть о трех ученых древности, коих назвали своими предшественниками – Риния Сопливиуса, Свиния Слизния, и Дубиль Дубиньяка. - Да, я считаю себя всего лишь их скромным последователем, - важно ответил Анатоль Томе. - Но Риний Сопливиус был лекарем, он не занимался историей, и следовательно, не оставил никаких исторических трудов. Или я неправильно вас понял, господин Томе, вы хотели сказать, что вам доступно искусство врачевания? - Сопливиус занимался множеством наук, - но его исторические труды не дошли до наших дней! – заявил Томе. - Свиний Слизний – это вообще выдуманный персонаж, - философ-пьяница, про коего и сейчас сочиняют анекдоты, - сказал Ланкрие, - впрочем, я склонен верить, что это псевдоним Риния Сопливиуса, под которым он издал псевдо философские сатирические трактаты. - Я готов поклясться, что Свиний Слизний существовал, - ибо не никто не мог придумать столь яркой личнсти! – воскликнул Томе, - и, разумеется, его исторические труды были уничтожены! - А есть ли у вас доказательства уничтожения трудов Сопливиуса и Слизния? – спросил Ланкрие. - А вот Дубиль Дубиньяк открыто заявлял, что Абидония расположена на Мухляндских землях! Не станете же вы оспаривать существование его трудов, кои хранятся в библиотеке короля Мухляндии!? - Мухляндец Дубиньяк, труды коего щедро оплачивал его король, написал очень удобную для мухляндцев версию истории, в каковой лживо утверждал, что Абидония и Пенагония должны подчиняться Мухляндии, ибо мухляндские короли из династии Ферран, являются потомками старшего сына императора Тьерри. По его мнению, Ферранд должен был быть императором Абеляндии, и править Абидонией и Пенагонией. Только вот не учел Дубиньяк, что сам Тьерри считал наследником своего третьего сына Илберта, а Ферранд и Отес должны были управлять теми окраинами, которые были родиной их матерей, но при этом подчиняться Илберту. - Ха-ха-ха! Уморительно! Тьерри назначил своим наследником третьего сына! – саркастически рассмеялся Томе, – вот это, как раз, и есть фальсификация! Император Тьерри был слишком набожным, чтобы пойти против законов Божьих и человеческих, назначив младшего сына наследником трона в обход старшего! Эту ложь выдумали примерно в десятом веке, дабы оправдать захват мухляндских земель. На самом же деле, Ферранд был законным правителем Абеляндии, и Отес, Илберт и Деодат должны были подчиняться ему. Потомки Илберта значительно расширили Абию, захватив огромную часть земель Мухляндии и Пенагонии, и они же велели летописцам исправить историю, и сочинить ложь про абийское наследство Илберта и Деодата. И надо признать, что они это мастерски сделали, ибо теперь все считают эту нелепую выдумку историей, и даже не задумываются о том, почему Тьерри так нарушил правила наследования! Мне удалось установить, что Тьерри, как и подобает всякому христианину, разделил большие части Абеляндии между старшими сыновьями, а Илберту и Деодату отдал совсем небольшие наделы, рассчитывая, что младшие сыновья уйдут в монастырь, которому принесут в дар свою землю, дабы искупить грехи отца. Но Илберт и Деодат – вернее Ромул и Рем попытались разделить на две части свое поместье, и Ромул убил Рема, а затем решил убить своих старших братьев, и захватить их владения, дабы самому стать императором Абеляндии. К счастью, ему не удалось совершить сие преступление, но честь его была замарана кровью младшего брата, и бессовестным грабежом старших, у которых он отвоевал немного земель, а его потомки продолжили завоевания, и где-то в десятом веке, захватив половины Мухляндии и Пенагонии, приказали летописцам изменить историю, обелив личность Тьерри – настоящее имя коего Александр Македонский! Александру, Ромулу и Рему придумали новые имена, уничтожили упоминания об убийстве Рема, и придумали Рему-Деодату фальшивую биографию, и выдуманную Стефану - его потомка, которая, якобы выходя замуж за Филиберта, соединила вымышленную Южную Абию с Северной, - и вот так получилась Абидония. Красивая и благородная версия, лишенная братоубийства, и захвата земель родственников!

Княжна: Смех придворных и негодующие возгласы ученых едва не заглушили слова Томе. - Господа профессора, я понимаю, как вам не нравится моя версия истории, но я готов доказать свою правоту! – заявил Томе, с вызовом глядя на абидонских учёных. – Но поскольку на диспут меня вызвал господин Ланкрие, сегодня я буду отвечать лишь на его вопросы! - Рад, что мне оказана столь высокая честь, - ответил Ланкрие, - и, пользуясь этим правом, снова спрошу, в каких источниках вы нашли доказательства того, что Александр Македонский и император Тьерри – одно и то же лицо? И где доказательства, что Тьерри не назначил наследником Илберта? - Я вам уже сказал, где! - несколько раздраженно ответил Томе, – доказательства в факте уничтожения оригиналов летописей, в которых был обстоятельный рассказ об истинном завещании императора Тьерри, - тьфу, то есть Александра Македонского! - Позвольте, а как же вот эти летописи, составленные Маттиу и Лотаром? Это оригиналы, в коих черным по белому написано, что Тьерри считал своим главным наследником Илберта! - Я более чем уверен, что монахи затерли текст завещания Александра, и поверх зачищенного пергамента написали то, что от них требовалось! Вы же видите, как стары эти летописи – там не черным по белому начертано, а черным по бурому! Теперь и разглядеть наверное нельзя следы правок! – воскликнул Томе. – А в доказательство того, что Тьерри и Александр одно и то же лицо, могу привести так называемую «античную» историю, - на самом деле, это сохранившиеся летописи восьмого века! Сравнивая биографию Александра Македонского, я увидел, что она во всём совпадает с биографией Тьерри, из чего я сделал вывод, что речь идет об одном и том же лице. Смотрите: оба были великими полководцами и создали обширные империи, Тьерри захватил Перн, Аго, Муго и Амоландо, - а Александр – Персию, Фивы, Финикию, Египет. У Тьерри было три жены – Хонори, Амбр, и Мерод, - и представьте, у Александра Македонского тоже было три жены – Роксана, Статира, и Барсина! - Однако Александр Македонский умер на тридцать третьем году жизни, а императору Тьерри на момент смерти давно перевалило за семьдесят! – возразил Ланкрие. - Так это потому, что лживые летописцы прибавили возраст императору Тьерри! – воскликнул Томе, - на самом деле Тьерри мог умереть в молодости! Но главное доказательство того, что Александр и Тьерри – один и тот же человек, является захоронение императора! Скажите, где находится могила Александра? - Могила была утеряна, и до наших дней никто не может найти ее, - ответил Ланкрие. - Потому что не там ищут! – торжествующе ответил Томе, - ибо похоронен Александр Македонский – он же император Тьерри - в соборе святого Ивонна! Это самое главное доказательство того, что оба императора – одна личность! Согласитесь, не может один человек иметь две могилы, поэтому существует только могила императора Тьерри! Сказку про утерянную могилу Александра придумали фальсификаторы истории, для того, что бы все решили, что Александр и Тьерри – разные люди. - Но есть еще неувязка с сыновьями двух императоров, - заметил Ланкрие – у Александра было двое сыновей, а у Тьерри – четверо. Сыновья Александра были убиты в детстве, а сыновья Тьерри дожили до старости. Как вы это объясните? - Сыновья Тьерри тоже были убиты, и не дожили до преклонного возраста! – заявил Томе, – фальсификаторы добавили им несколько десятков лет, как и самому императору! - Недавно вы заявили, что настоящее имя императора Тьерри – Александр Македонский. Однако в начале нашего диспута вы сказали, что античная история – выдумка, и, следовательно, великий полководец древности Александр Македонский тоже выдуманный персонаж… - Я ничего такого не говорил! – поспешно возразил Томе, - Александр Македонский жил шестьсот, а не тысячу шестьсот лет назад! Это его настоящее имя, а Тьерри выдумали историки, - истинные творцы легенд! Имя Александр показалось им слишком скромным, и они переименовали его в Тьерри! Да, вот еще одно подтверждение – Одрика XVII после рождения окрестили Александром, - а имя Одрик он взял, когда взошёл на трон Абии, как делали в те времена все его предки. Потом он, будучи ревностным христианином, стал называться своим подлинным именем. Имя Тьерри ему приписали уже после его смерти, для пафоса! - Но откуда вы узнали, что Одрика звали Александр? – спросил Ланкрие. - Да из книг, повествующих о якобы «античной» истории, - ответил Томе. - Но вы же утверждали, что оригиналы книг были уничтожены, а остались искаженные копии. Значит, сведения о том, что Тьерри звали Александр, тоже ложные? - Нет! Как раз те книги, в которых рассказывается про Александра Македонского, содержат истину, и они сохранились благодаря тому, что многие монахи не согласились фальсифицировать историю. Когда же выяснилось, что не все летописи были заменены на подделки, было принято разумное решение больше не уничтожать книги, а вместо этого внести в хронологии лишнюю тысячу лет, и назвать приписанный период «античной историей». Таким образом, императора Александра стали называть Тьерри, а те летописи, в которых сохранилось его истинное имя, объявили списками с древних античных источников, и постепенно все поверили, что тысячу шестьсот лет назад существовал великий полководец Александр Македонский. Ученые, которые знали правду, постепенно умирали, а новые поколения узнавали историю из поддельных летописей, и в результате мы пришли к тому, что теперь все считают Тьерри и Александра разными людьми. - Вы сначала уверенно утверждали, что все летописи были уничтожены, но спустя какой-то час говорите обратное, - заметил Ланкрие. Теперь, оказывается, половина летописей сохранилась… - Что вы придираетесь к словам?! – вспылил Томе. – Я говорил, что большинство оригиналов было уничтожено… - Нет, простите, вы заявили, что все оригиналы уничтожены, - ответил Ланкрие, - но мне сразу же удалось опровергнуть ваши слова. - Подумаешь, оговорился! Теперь вы не можете ничего мне возразить, и вспоминаете не совсем точную фразу! Найдите возражение посущественней! - Пожалуйста! Вы утверждали, что рассказ об утерянной могиле Александра придумали фальсификаторы, однако он содержится в тех самых, на ваш взгляд точных и правильных книгах. Как вы это объясните? - Я это объясняю тем, что правки могли сделать и в тех книгах, но разве в этом суть! – закричал Томе. – Разве его могила – это главное? Важно не то, где похоронен Александр, а как он жил. Увы, преступлений он совершил достаточно, но еще больше совершили его потомки. Взгляните! Вот истинная карта Абии, - той Абии, которая досталась в наследство Илберту! – с этими словами Томе показал всем присутствующим нарисованную им самим красочную карту, на котором Абия была изображена крохотным государством, с центром в городе Тераби. Клервилль находился на восточной границе, а земли, окружавшие его с севера, востока и юга, относились к Пенагонии. - Как видите, настоящая Абия, унаследованная Илбертом, была четвертью того вымышленного государства, которое мы сейчас называем Северной Абией. Оставшаяся большая часть северной Абии, равно как и Южная Абия входили в состав Мухляндии и Пенагонии! Вот более подробная карта, взгляните! – Томе взял другую карту, на которой Абидония была разделена пополам, ее восточная половина находилась в границах Пенагонии а западная - Мухляндии. - Вот так разделил Александр Абеляндию между своими наследниками! - провозгласил Томе. – Не желая, как положено, оставлять своих младших без земель, он дал им совсем крошечный надел. Увы, лучше бы он не делал этого! Ромул из-за клочка земли убил Рема, а его потомки, как я уже говорил, ограбили своих родственников, - сыновей и внуков Ферранда и Отеса, – то есть Полидевка и Кастора. - Но это невозможно!.. – послышались голоса профессоров, которые уже не могли сдерживать своего возмущения. Недовольны были и дворяне, самые образованные из которых решили, что Томе – сумасшедший. - Опираясь на какие источники, вы составили сию карту? – спросил Ланкрие. – Существует ли ее старинный оригинал? - Все оригиналы уничтожены, я следую лишь словесным описаниям. Но в монастыре города Тераби находится похожая карта Абии, которая является не совсем точным списком. Это так называемая карта Регулуса… - Позвольте, но римлянин Регулус жил в пятом веке, и составил он карту древней Абии для Одрика I! Это истоки абийской истории, а вовсе не начало девятого века! – возразил Ланкрие. После распада Римской империи абии постепенно изгнали римлян с юга, и в шестом веке Абия протянулась от Холодного Моря до Южного! Вы совершили подлог, выдавая карту пятого века за карту века девятого! - Следите за вашими словами! – вскипел Томе, – это уже оскорбление! – Сколько можно повторять, что к истории приписана лишняя тысяча лет, и, следовательно, от времени правления Одрика I до правления Одрика XVII не могло пройти четырёхсот лет! Одриков было всего четыре! Александр отдал младшим сыновьям ту самую Абию, которой владел в юности, возможно, решив, что Илберт, похожий на него, своим мечом завоюет себе состояние. И надо сказать, он не ошибся, Илберт поступил, как истинный сын своего отца-завоевателя, только вот в отличие от Александра, он нападал не на кровных врагов, а на своих братьев! - Но ранее вы говорили, будто Тьерри считал, что Илберт и Деодат уйдут в монастырь, пожаловав ему свои земли. Вы снова противоречите самому себе, господин Томе. - А вы снова придираетесь к словам, господин Ланкрие! Это всего лишь одна из версий! Я уже не раз повторял, что вы придираетесь к словам, не найдя разумных опровержений! - Простите, что позволил себе эту дерзость, - с иронией улыбнулся Ланкрие, – но у меня есть ещё один вопрос касательно Северной и Южной Абии. Вы утверждаете, что эти государства – вымысел? - Совершенно верно, вымысел фальсификаторов, перед которыми стояла задача придумать королевство и потомков убитого в ранней юности Деодата. - Тогда почему в представленных здесь мной летописях монастырей святых Ивонна и Ланса, кои являются оригиналами, содержатся упоминания о Северной и Южной Абиях? - Северной и Южной Абиями во времена Александра Македонского назвались нынешние Мухляндия и Пенагония, - ответил Томе. В то время нынешний запад был севером, а восток – югом. Но это было в первые годы правления Александра, а позже империю стали называть Абеляндией. После смерти Александра над землей пролетела огромная комета, развернувшая земную твердь, и стороны света поменялись местами. Солнце стало всходить на юге, который позже, для удобства стали называть востоком. Соответственно, и Пенагония стала находиться на востоке, и лишь в летописях сохранилось её старое название – Южная Абия, которое позже в своих гнусных целях использовали фальсификаторы… Речь Томе заглушили возмущенные возгласы всех присутствующих. - Не могла комета повернуть землю! – вскричал придворный звездочёт. - Ни в одной летописи вы не найдёте свидетельств этому, - поддержал его профессор, возглавлявший Университет. - Господа, да что мы тут слушаем этот бред?! – воскликнул граф де Кураж. - Ну, хоть повеселились… - ответил ему Луи, вытирая слёзы, выступившие у него на глазах от смеха. - Не смейте перебивать господина Томе! – разгневался король, – я хочу, чтобы в Абидонии уважительно относились ко всем учёным! - Благодарю вас, ваше величество, - ответил Томе. – Господа, я понимаю ваше негодование, – вы просто не можете принять крушения ваших представлений об истории! Но это скоро у вас пройдет, и лишь самые малодушные будут цепляться за фальшивую историю, не находя в себе мужества признать, что Абидония большей своей частью находится на захваченных землях, исторически принадлежавших Пенагонии и Мухляндии. Исключение составляют господа историки – им крайне сложно будет расстаться с делом всей их жизни – преподаванием фальшивой истории. Засим я считаю нужным прекратить наш диспут, - при таком накале страстей его все равно будет невозможно продолжить. Господин Ланкрие, как не старался, не смог опровергнуть результат моих трудов - книгу «Подлинная история Абидонии», он только нашёл небольшие нестыковки, которые я при дальнейших исследованиях, смогу объяснить. Благодарю вас, коллега, вы научили меня вдумчиво работать, проверяя все мелочи. Это я учту при написании своей следующей книги, а засим – до новой встречи! Ваше величество, благодарю вас, что позволили нам провести диспут в королевском дворце, и почтили его вашим королевским присутствием. Благодарю также всех благородных абидонских рыцарей и прекрасных дам, которые посетили сей диспут! С этими словами Томе поклонился, и, выйдя из зала, бросился бежать как заяц, стремясь уйти подальше от профессоров, которые могли настигнуть его, и задать вопросы, на которые он не сможет найти ответа. Изумлённый Ланкрие даже не успел попрощаться с ним. - Какой позор! – воскликнул Карл, - вы подняли такой шум, что учёный был вынужден прекратить диспут. Впрочем, он всё равно победил! Выйдя из королевского дворца, Патрик де Сильвен остановился, закрыв глаза, и вдыхая прохладный осенний воздух. Больше всего ему сейчас хотелось поспешить в библиотеку монастыря святого Ивонна, и углубиться в чтение исторических книг, чтобы прийти в себя после диспута историка Ланкрие, и безумца Томе. Профессор Ланкрие, по мнению юноши, сделал роковую ошибку, вызвав на научный спор умалишенного, но хуже всего было то, что король искренне считал помешанного Анатоля Томе великим ученым. - Ну, как, Патрик, проникся научными открытиями Анатоля Томе? – со смехом спросил юношу незаметно подошедший Луи де Мортирье. - Ради всего святого, герцог… Откуда только взялся этот безумец! - Я хотел спросить об этом у короля, но позже решил что не буду его сейчас злить, - ибо есть важное дело, - ответил Луи. – Моя супруга желает сделать дочку графа де Камомиль фрейлиной принцессы Марии. - Мерод? – воскликнул Патрик. - Её самую. Очаровательная девица, единственная дочь моего боевого друга, она недавно приехала в Клервилль. А если она станет фрейлиной принцессы – надеюсь, Томе не объявит, что императрица Мерод, - супруга Тьерри, и Мерод де Камомиль – одно и то же лицо! - Томе может это сделать, - ответил Патрик, - у него такой безумный вид… - Ну, тогда мы попросим вдову Александра Македонского рассказать подробней о завещании её супруга, - рассмеялся Луи, - но сегодня мне не удалось поговорить о ней с королём, - видел, Карл разгневался на то, что все не упали ниц пред мудрейшим Томе? - Но как может его величество верить Томе? - Кто знает, чем так понравились королю книги этого шарлатана, но я надеюсь, что это быстро пройдет. Надо будет на досуге посоветовать ему другие книги известных историков, более заслуживающих уважения, нежели Томе. Попрощавшись с Луи, Патрик поспешил домой, а герцог де Мортирье долго смотрел ему вслед. Граф де Сильвен провел последние пять лет жизни в замке Пенфорет, где был сначала пажом, а потом оруженосцем Луи. Кузен короля заменил мальчику рано умершего отца, и Патрик под влиянием Луи стал бесстрашным воином, которым гордился бы покойный Робер де Сильвен. Но сейчас повзрослевшему Патрику предстояло воспитывать своего сводного брата, и юноша решил, что когда Доминику исполнится тринадцать лет, мальчик тоже поступит на службу к герцогу де Мортирье, если конечно, Луи будет не против. Но, пока Доминик был еще мал, Патрик старался проводить больше времени с братом, и сейчас собирался в свое поместье Сильвен. Вот только увидеть бы Мерод де Камомиль до отъезда… Вернувшись домой, Патрик долго вспоминал, как прошлым летом граф де Камомиль гостил с Раулем и Мерод в замке Пенфорет. Патрик тогда срывал вишни для малышки Мерод, которая скоро будет представлена ко двору! Она и в детстве была красавица, а сейчас, вероятно, затмит саму принцессу... Прошло несколько дней, и Мерод де Камомиль была представлена ко двору. Девушка волновалась, когда вошла под руку с отцом в главную залу, где собрались знатнейшие из абидонских дворян. Чтобы чувствовать себя уверенней, Мерод отыскала взглядом супругов де Мортирье. Внезапно она заметила, что юноша, который стоял рядом с Луи де Мортирье, ободряюще улыбается ей. Какое знакомое лицо… Да это же Патрик де Сильвен, - бывший оруженосец герцога, тот самый который спас его во время битвы за Пустой Луг! А еще год назад Патрик так просто и по-дружески беседовал с ней в замке Пенфорет… Обрадованная тем, что встретила при дворе старого знакомого, Мерод точно обрела крылья, и страх покинул её. В этот вечер принцесса Мария, немного побеседовав с дочерью графа де Камомиль, нашла, что девушка очень умна, и через несколько дней, благодаря помощи госпожи де Мортирье, Мерод стала фрейлиной принцессы.

Княжна: Прошёл год после битвы за Пустой Луг. По давно сложившейся традиции, в годовщину крупных сражений, в храмах Абидонии проходили молебны за упокой душ погибших воинов, и в этот день королевское семейство собиралось на службу в собор Святого Ивонна. Солнечным утром принцесса Мария, одетая в чёрное, но, тем не менее, нарядное платье, была готова немедленно ехать в храм. Но до начала богослужения оставался еще целый час, и её высочество велела своей любимой фрейлине Мерод прочитать вслух отрывок из новой книги Анатоля Томе «Как создалась Абидония». Мерод де Камомиль, всего лишь год назад представленная принцессе, быстро завоевала её расположение. Это была умная и серьезная девушка, много времени проводившая за чтением, и, как и Мария, увлекавшаяся изучением истории. Но не только этим завоевала Мерод расположение её высочества – принцесса не любила глупых, болтливых и кокетливых девиц, которые думали лишь о нарядах и кавалерах. Мерод, в отличие от большинства фрейлин, была скромна, держалась с достоинством, не пытаясь привлечь внимание мужчин глупым смехом, так раздражавшим принцессу. Девушки с подобным характером часто не отличаются привлекательностью, - но природа щедро одарила Мерод, считавшейся одной из первых красавиц столицы. Девушка была чуть выше среднего роста, стройная, с правильными чертами лица, большими выразительными серыми глазами, и пышными русыми волосами, заплетёнными в толстые косы, по моде того времени уложенные у висков. Как имногие благородные девицы, Мерод занималась музыкой, и обладала прекрасным голосом, - она пела лучше других фрейлин, а так же выразительно читала книги, - слушать ее было особенно интересно, и принцесса часто просила мадемуазель де Камомиль прочесть отрывки из романов об Амадиу и Од. Но сейчас Мерод читала не рыцарский роман, а «научный труд» господина Томе, - увлекательные подробности которого могли составить конкуренцию фентези двадцать первого века. Принцесса с восторгом слушала про древнюю высокоразвитую цивилизацию умных, сильных и красивых абиев, породнившихся с завоеванными ими дикими племенами, и утратившими чистоту крови, а вместе с ней и свои невероятные способности… Но настало время ехать в собор Святого Ивонна, и чтение поневоле пришлось закончить. Королевское семейство в окружении придворных направилось в храм, чтобы помолиться о душах отважных рыцарей, погибших год назад, при защите границ Абидонии. По традиции, вечером во дворце должен был бы состояться пир, однако король счел неуместным празднование дня победы при Пустом Луге. «О каком празднике можно говорить, - размышлял Карл, - после того, как доблестные абидонцы погибали в никому не нужной войне за незаконно присвоенные чужие земли? Да если бы в тот проклятый день граф де Триган был в Клервилле, - он бы поддержал своего короля, и не случилось бы этой битвы, унесшей жизни благородных рыцарей, и не оплакивали бы сейчас жены своих мужей, дети – отцов, престарелые родители – юных сыновей… И отошли бы Шамп де Солей Пенагонии, - все равно, эти земли не так уж нужны, Абидония и без них достаточно богатая страна…». Король оглянулся на графа де Триган, и понял, что Этьен сейчас думает о том же, что и он. Во всем мире едва ли найдется столь умный человек, верный слуга короля, который сможет решить все проблемы, и найти выход из самого трудного положения. Вот только не повезло прошлой осенью, болезнь задержала его в поместье, и результатом этого стала кровопролитная страшная битва, которой так боялся король. Да, бесшабашный любитель приключений герцог де Мортирье смог спасти короля от участия в сражении, но у него не хватило ума предотвратить войну... Луи де Мортирье ехал на службу в сопровождении супруги и девятилетнего сына Альбера. Долгое время после заключения брака у супругов Мортирье не было детей, и когда они окончательно смирились с бесплодием, - случилось чудо, Инес родила сына, а несколькими годами позже на свет появились две девочки. Злые языки поначалу утверждали, что герцог де Мортирье не отец Альбера, ибо считали, что подозревавшая о бесплодии супруга Инес могла зачать ребёнка от своего никому не известного любовника, - но сходство сына с отцом заставило замолчать придворных сплетников. Да и сложно было подозревать в супружеской измене столь верную и любящую жену, как госпожа де Мортирье, - первую даму абидонского двора, заботливую тетушку двух осиротевших принцесс. После смерти королевы Инес уделяла много внимания юным принцессам, стремясь по мере возможностей заменить им мать, и результатом ее трудов было незаметное, но быстрое превращение вчерашних девочек в очаровательных благородных девиц королевской крови. Особенно радовала короля и госпожу де Мортирье принцесса Мария, - вылитая королева Анна, - красивая брюнетка с большими карими глазами, унаследовавшая ум своей матери, и ее тягу к знаниям. К сожалению, историю Абидонии Мария начала изучать слишком поздно, профессора Ланкрие, ее первого учителя, сменил Анатоль Томе, и, следовательно, в образовании принцессы оказался значительный пробел, о котором она не подозревала: фальшивому ученому не стоило большого труда обмануть юную девушку, уверив ее в правильности своей версии истории. Младшая дочь короля, принцесса Беатрис, была похожа на своего отца, унаследовав не только внешность, но, к несчастью и слабый ум Карла V. Казалось, что некое проклятие пало на несчастную Беатрис до ее рождения – принцесса появилась на свет в замке Ле Мюр Эпе, бывшем в то время тюрьмой Карла, а ещё раньше – местом заточения его безумной бабки. С тех пор беды преследовали Беатрис: девочка часто болела, и у нее были слабые нервы. Беатрис боялась темноты, собак, громких звуков, и одного лишь вида надгробий в церкви Святого Ивонна. Сильным потрясением для Беатрис была почти одновременная смерть ее бабушки и младшего братика. Долгое время после этого девочке слышались голоса умерших, - Беатрис уверяла, что Филипп и Агнесса зовут ее к себе. Учёба с трудом давалась юной принцессе - Беатрис точно так же, как и ее отец, с трудом запоминала пройденное, и разумеется, науки, в том числе и история, не вызывали у нее интереса. Беатрис не могла понять, почему Мария часами сидит над книгами, и как можно читать о падении Римской империи, и основании Абеляндии, когда яркое весеннее солнце приглашает на прогулку в сад, а в сумерках так увлекательно в углу своей комнаты строить дом для любимой куклы! Страшной трагедией для младшей принцессы стала смерть ее матери, после которой девочка решила, что она тоже скоро умрёт. Через год мрачные мысли о смерти оставили Беатрис, но вместе с этим, казалось, остановилось и ее взросление, - принцесса в свои тринадцать лет осталась ребенком, больше всего любившим играть в куклы. Эти особенности характера Беатрис, известные нам благодаря мемуарам Мерод де Камомиль, заставляют многих историков усомниться в том, что слабоумие Карла произошло не вследствие травмы, полученной в детстве, (иначе оно не передалось бы его дочери), а было унаследовано им от его безумных предков Д’Арбр. К счастью, в те далекие времена главной обязанностью женщины было продолжение рода ее супруга, для коего не нужно образование, а Беатрис, обещавшая через год или два превратиться в красавицу, могла удачно выйди замуж за иностранного принца, и, не обладая сильным умом и большими знаниями, стать примерной женой и, возможно, матерью наследника престола одного из соседних королевств. Патрик де Сильвен по дороге постоянно оглядывавшийся на красавицу Мерод, войдя в собор, еще раз обернулся, чтобы увидеть фрейлину принцессы, но многочисленная толпа придворных скрыла девушку от глаз юного графа. Зато теперь было хорошо видно королевское семейство, и печальный граф де Триган, скорбь которого, как показалось юноше, была неискренней. После того, как год назад Этьен, не участвовавший в битве, заявил, что надо было избежать войны и отдать спорные земли Пенагонии, Патрик чувствовал к нему смутную неприязнь. Граф де Сильвен перевел взгляд на короля и Луи, и заметил, что безвольный Карл V, испытывает те же чувства, что и его фаворит, а герцога де Мортирье снова гнетут мрачные мысли, преследовавшие его уже несколько месяцев… С начала лета Луи мучали дурные предчувствия – кузен короля отчего-то решил, что раздосадованные своим поражением пенагонцы предпримут новую попытку отвоевать спорные земли. Нелепая мысль пришла в голову в тот тёплый июньский день, когда он по настоянию короля закончил чтение знаменитой книги не менее знаменитого «историка» Анатоля Томе. Вечером герцог пригласил на ужин друзей – графа де Камомиль, графа де Кураж и барона Удилак, которые, так же как и он, считали Томе сумасшедшим. За бутылкой старого вина критика «Подлинной истории Абидонии» и ее автора была особенно приятна, и полна искромётного юмора. - Так что, благодаря нашему, не слишком умному королю (храни его Бог), - помешанный сказочник с отшибленными мозгами стал великим историком, - закончил свой рассказ Луи. - Однако, друзья, - шутки шутками, - но этот дурак Томе может оказать медвежью услугу Абидонии, если его дурные книги приобретут известность за границей, - заметил граф де Кураж. - Да, замечательный будет подарочек нашим соседям – Пенагонии и Мухляндии! – рассмеялся барон Удилак. – Половина Абидонии каждому – весьма недурно! - Вряд ли до этого дойдет, - ответил граф де Камомиль, - не такие уж дураки Максимилиан и Базиль, чтобы всерьёз принять эти глупости! - К счастью, это так, согласился Луи, - но представить страшно, что могло бы случиться, будь они так же легковерны, как мой венценосный кузен. - В таком случае, я бы ушёл в монастырь, и написал бы там чудесную книгу о том, что все мухляндские и пенагонские земли принадлежат Абидонии! – заявил Удилак. – И убедительно доказал бы, что моя версия истории – правильная! - Верное решение! – рассмеялись друзья. Но закончился весёлый вечер, разъехались друзья по домам, прошло лёгкое опьянение, и Луи, вспоминая слова Удилака и графа де Кураж, пришёл в ужас: «Силы небесные! Да ведь эта зловредная книжка и в самом деле, может принести немалую пользу нашим врагам! Ссылаясь на нее, пенагонские и мухляндские хищники пожелают разорвать на части Абидонию!..». Луи почувствовал, что ему не хватает воздуха, и открыл окно. Свежий ветерок ворвался в комнату, бывшую его кабинетом и одновременно библиотекой. Через несколько минут герцог успокоился, и решил, что его страхи преждевременны: «Что это на меня нашло, - думал он, - наши соседи Базиль и Максимилиан лучше, чем Карл, знают историю, и их не заинтересует бред сумасшедшего… Хотя… Ради политической выгоды можно и невеждами прикинуться… И затребовать себе земли, которые по мнению Томе, принадлежат их странам издревле…». Эти мысли терзали герцога целую неделю, - Луи то успокаивался, то снова начинал бояться, что соседи захотят потребовать себе большую часть абидонских земель. Со временем Луи успокоился, но его посетила мысль, что Максимилиан пожелает искупить позор своего прошлогоднего поражения, и снова бросит вызов Карлу V. Захват половины Абидонии ему, пожалуй, не по силам, но возвращение земель за Пустым Лугом - трудное, но выполнимое дело… Не раз герцог де Мортирье, насмехаясь над своими страхами, мысленно называл себя «мнительной старухой», и твердил себе, что боязнь новой войны – удел труса, а не воина. Напрасно Луи уверял себя, что потерпевший оглушительное поражение Максимилиан IV теперь заречется нападать на Абидонию, - дурные предчувствия возвращались снова и снова. Луи не хотел никому говорить о своих опасениях, но когда Патрик де Сильвен сообщил, что собирается в августе уехать в свое поместье, герцог убедил юношу остаться в Клервилле до середины осени. - Патрик, я полагаю, что на востоке Абидонии может снова может разразиться гроза. Тебе лучше повременить с отъездом домой, - хотя бы, до того времени, когда осенняя слякоть превратит дороги в болота. Да, я понимаю, тебе тогда сложно будет доехать до замка Сильвен, но, по крайней мере, тогда мы будем уверены, что наши соседи не желают объявить нам войну. Да, я опасаюсь нового нападения пенагонцев! – воскликнул Луи, прочитав в глазах юноши немой вопрос, - я пока не скажу тебе, почему я так решил, ибо мои страхи могут оказаться ложными, но поверь, - опасность войны существует. - Господин герцог, я верю вам безоговорочно, и не стану требовать доказательств ваших опасений, - ответил юноша, – я останусь в Клервилле, раз вы сочли это необходимым. Спустя несколько дней Луи пожалел о том, что задерживает в Клервилле Патрика, давно не видевшего младшего брата, и хотел было отпустить юношу, но снова обострившееся чувство опасности удержало его от этого. Герцог внезапно вспомнил, как много лет назад предчувствовал приближавшуюся кончину своей матушки: несмотря на то, что Мария де Мортирье выздоравливала, Луи не покидало ощущение, что самое страшное впереди, и, к несчастью, он не ошибся, - состояние старой герцогини внезапно резко ухудшилось, и вскоре она скончалась. Ныне же он испытывал тревогу, похожую на ту, что терзала его во время последней болезни его матери, только волновался он не за жизнь близкого человека, а за судьбу своей страны. Тревожные мысли не оставляли его и сейчас, во время молитвы за упокой погибших год назад воинов. Луи вдруг подумал, что не удивится, если по возвращении во дворец короля будет ждать посланник Максимилиана IV, который снова бросит перчатку к ногам Карла. Когда служба закончилась, и все вышли из храма, Луи подошел к Патрику, и прошептал: - Подожди еще около месяца, и если всё будет благополучно, отправишься в свой замок… Тем временем в Пенагонии так же состоялась поминальная служба, и она была ещё печальней, нежели в одержавшей победу Абидонии, ибо многие пенагонские воины погибли на поле боя, или умерли позже от ран. По окончании службы Максимилиан IV и Клаудиус Корниль, закрывшись в кабинете короля, вспоминали минувшую битву: - Прошёл год со дня моего поражения в битве при Пустом Луге, - произнес Максимилиан, и я за это время сделал выводы. Проигранная битва стала ценным уроком, и теперь я знаю, что излишняя самонадеянность и уверенность в лёгкой победе воюют на стороне противника. Но было ещё одно обстоятельство, нежданно вмешавшееся в наши планы… - Вы говорите о случае с нашим агентом? – спросил Клаудиус Корниль. - Да! Если бы не эта досадная помеха, мы избежали бы сражения… В дальнейшем надо позаботиться о том, чтобы в случае непредвиденных препятствий вовремя получать уведомления о нежданных осложнениях. Наши действия должны быть хорошо продуманы, и предусмотрены любые повороты событий… Яркий ковер из пожелтевшей листвы застилал землю, и лишь редкие клочки былого золотого одеяния остались на ветвях деревьев, - обычная грустная картина конца октября. Серое небо, пожелтевшая трава, и коричневые рощи обнаженных деревьев – мрачный осенний пейзаж вызывавший уныние, постепенно сменялся вечнозелеными еловыми лесами востока Абидонии. Природа словно умирала в центре страны, но здесь, в Эпинет, высокие ели оставались неизменными весь год, и местные густые леса не теряли своего очарования даже поздней осенью. Патрик свернул за поворот дороги, и в волнении остановился, увидав родной дом – строгий тёмный замок Сильвен был под стать высоким суровым елям, окружавшим его. Как долго Патрик не был в родовом гнезде!.. - Здравствуй… - чуть слышно прошептал юноша. Еще немного, и он войдет в свой небогатый, но все же любимый родной замок, а завтра… Завтра прямо с утра он поедет в замок Сурс, и вернется домой уже в компании любимого младшего брата. Правда, вместе Домиником в замок Сильвен приедет гордая, надменная и капризная госпожа Клод, но мачеха не так уж и сильно досаждала юному графу. Со скрипом опустился мост через ров, окружавший замок - привратники еще издали увидели графа, возвращения которого ожидали последние три месяца, и Патрик, его оруженосец и слуги въехали во двор, куда с приветствиями сразу сбежалась челядь. Вместе со слугами, конюхами и горничными на порог огромной башни вышла старая Жанна – кормилица графа, и мать его оруженосца. - Патрик!.. Господин граф!.. Пьер!.. Сынок! – пожилая женщина плакала от радости, не зная, кого обнять первым – своего сына, или молодого хозяина, которого она пестовала много лет назад. - Добрая моя Жанна! – воскликнул Патрик, - как я рад тебя видеть! Но ты поздоровайся сначала с сыном, без которого так скучала, - уж я–то знаю! Жанна обняла Пьера, а Патрик оглядывался в поисках управляющего и дворецкого. Но тут звонкий детский голос перекрыл все голоса слуг и эхом отразился от крепостной стены. - Брат! Патрик! - двенадцатилетний мальчик бросился навстречу графу. - Доминик! Ты здесь?! – воскликнул Патрик, обнимая младшего брата. – Но как же?.. - Когда ты прислал Жана с письмом, в котором сообщил, что приедешь осенью, мы с мамой сразу же приехали сюда, - объяснил мальчик. - Доминик, хороший мой, ты не представляешь, как я рад, - ответил Патрик, - я думал, что увижу тебя лишь завтра… Как себя чувствует матушка? - Хорошо, - ответил Доминик, - она, наверное, еще не знает о твоем приезде, я сообщу ей… - Моё почтение, господин граф, - поклонился Патрику управляющий Гильберт, - с приездом в ваши владения! - Здравствуй, Гильберт, - как дела в замке и поместье? – спросил Патрик. - Хвала святому Ивонну, все благополучно, - ответил управляющий. – Год был не столь урожайный, как прошлый, но я собрал неплохой оброк, к тому же, у нас осталась еще часть прошлогоднего урожая. Когда вашей милости будет угодно, я представлю подробный отчет, ибо у меня все записано. - Ладно, Гильберт, надеюсь, ты не обобрал крестьян до нитки, - ответил граф. – Имей в виду, что одного рыцаря, проживавшего недалеко от столицы, крестьяне убили вместе с его управляющим, и я не хотел бы для себя подобной судьбы. - Ваша милость, да как же такое может быть?.. – растерялся Гильберт, – видно, жаден был тот рыцарь, и его управляющий, раз с ними так поступили крестьяне! Тем временем в дверях показалась госпожа де Сильвен, - как всегда надменная, и в то же время утончённо-красивая. - Добрый день матушка, - произнес Патрик, целуя мачехе руку. – Как ваше здоровье? - Ах, да как всегда, - поморщилась Клод. – Скажи лучше, почему ты так поздно приехал? Мы ждали тебя еще летом, и я так и не поняла из твоего письма,что стало причиной твоей задержки. - По требованию герцога де Мортирье, - кратко ответил Патрик. – Я расскажу вам чуть позже, матушка. Но как же я рад, что вы вернулись сюда, не дожидаясь моего приезда! - И провели здесь лишний месяц, - недовольно ответила Клод. – Я боялась, что в этом году рано начнутся осенние дожди, и в таком случае сейчас мне бы пришлось ехать в замок Сильвен промокшей до нитки, и в промозглый холод, чего я бы не выдержала и слегла. В лучшем случае, мы могли бы утонуть в дорожной грязи. Конечно, если бы я знала, что осень будет сухой, то и сейчас оставалась бы дома. - Матушка, - устало вздохнул Патрик, - вы и сейчас дома, не забывайте. - Но все-таки замок Сурс мой родной дом, - возразила Клод, –ладно, не будем спорить, - я дома. (Графиня любила подчеркнуть, что не считает замок Сильвен своим домом, но сейчас ей и впрямь не хотелось пререкаться с только что приехавшим Патриком). За обедом Клод расспрашивала Патрика о королевском дворе, и жизни в столице, не забыв подробней узнать о причинах его задержки. - Матушка, вы, наверное, знаете, что герцог де Мортирье – бесстрашный воин, и дальновидный политик, и раз он посчитал, что мне, да и другим рыцарям следовало остаться в столице, значит, действительно существовала вероятность того, что нам снова придется сражаться на поле битвы. - А я подумала, что ты хочешь жениться… - разочарованно проговорила Клод. - Жениться? Матушка, клянусь вам, я даже и не задумывался бы об этом! – воскликнул Патрик. - Ты похож на Робера, - он тоже поздно женился на твоей матери… Пойми меня правильно, я вовсе не собираюсь женить тебя на дочери одного из соседей, - но знай, Патрик, - лучше не затягивать с этим, если в дальнейшем не хочешь оставить своих совсем ещё юных детей сиротами… Я уж молчу о том, как тяжела жизнь вдовы… - Матушка, прошу вас, не плачьте, - попытался успокоить мачеху Патрик. - Все хорошо… Я уже привыкла быть похороненной заживо в здешних лесах, - ответила Клод. - А почему вы не хотите переехать в Клервилль? – спросил юноша. - Что изменит жизнь в столице? Я все равно буду сидеть дома взаперти, потому что не могу выходить в свет без сопровождения мужа, - гордо ответила Клод. - Но многие вдовствующие дамы появляются при дворе, и даже на балах, - возразил Патрик. - Да, я слышала, - усмехнулась Клод, - жители столицы славятся своей распущенностью… Что поделаешь, мир катится в пропасть, - скоро и у нас в Эпинет начнется такое безобразие… Не стоит даже и говорить об этом, - лучше расскажи о друзьях твоего отца. Как поживает граф де Камомиль и его дети? Его сын Рауль не женился? А как дочь Мерод? - Нет, матушка, Рауль, тоже, как и я не торопится жениться, - ответил Патрик, а Мерод все называют любимой фрейлиной её высочества. - Она может очень удачно выйти замуж, - заметила Клод, - от души рада за неё… Патрик, что случилось? Ты меня слышишь? – воскликнула женщина, заметив выражение ужаса на лице юноши. - Ничего, матушка, вам показалось… - пробормотал Патрик, быстро овладев собой. Вечером, закрывшись у себя в комнате, Патрик вспоминал этот разговор. Почему его так напугало предположение мачехи, что Мерод может выйти замуж? Перед отъездом Патрик нанёс прощальный визит графу де Камомиль, но с Мерод он смог лишь недолго поговорить в суете королевского двора. Правда, Патрику показалось, что его отъезд огорчил Мерод, - девушка побледнела, и печально пожелала ему счастливой дороги… Да и что скрывать, как не спешил Патрик уехать из столицы, мысль о том, что он несколько месяцев не сможет видеть Мерод, омрачала радость возвращения домой. Вскоре после возвращения Патрика в родовое гнездо суровая осень окончательно вступила в свои права: холодные ливни, словно желая затопить Абидонию, превратили дороги в непроходимое месиво, а в начале декабря ударили морозы, и наступила снежная зима. В тот час, когда короткий зимний день подходил к концу, и солнце клонилось к закату, Этьен де Триган направился в дворцовую библиотеку. Чуть приоткрыв дверь, он замер, увидев красавицу Мерод, склонившуюся над старинной книгой. Лучи заходящего солнца, прорываясь сквозь мутное стекло окна, играли искорками в светлых волосах девушки, и, казалось, желали украсить позолотой ее белую кожу. Де Триган подумал, что если бы у него не было грандиозных планов, а предполагалась тихая спокойная жизнь, он, не задумываясь, попросил бы у графа де Камомиль руки его дочери. Но в сложившихся обстоятельствах Этьен знал, что его избранницей должна стать смелая и амбициозная женщина, лучше всего, уроженка провинции Интригань. К тому же отец Мерод не слишком богат, и брак с юной красавицей не столь уж выгоден для влиятельнейшего абидонского придворного, фаворита короля. Заметив Этьена, Мерод торопливо встала, и поклонилась. Несмотря на год жизни при дворе, фрейлина принцессы всегда робела в обществе влиятельных государственных мужей. - Не беспокойтесь, сударыня, продолжайте чтение, - улыбнулся де Триган. - Но я не желаю вам мешать, - произнесла Мерод. - Сударыня, вы ни в коем случае не мешаете мне, - ответил Этьен. – Могу я спросить, что именно вы читаете? - Труд господина Томе - «Отес, старший сын императора Тьерри». - Замечательная книга, - сказал де Триган, - истина, которую с таким трудом смог восстановить Томе. Смущенная Мерод не могла долго оставаться в библиотеке с графом де Триган, - скромной девушке казалось, что она мешает работать великому политику, поэтому, когда через пятнадцать минут солнце зашло, фрейлина принцессы нашла повод удалиться из библиотеки. «Она чиста, невинна и скромна, - подумал Этьен, и будет замечательной женой и матерью, - но мне нужна другая женщина. К тому же, нелепые убеждения графа де Камомиль… Его патриотизм просто смешон… Я думаю, что он не пожелал бы видеть меня своим зятем…». Вернувшись поздно вечером в свой особняк, граф де Триган закрылся у себя в кабинете, и написав загадочным шрифтом, напоминающим иероглифы, небольшое письмо, отдал его странному монаху в чёрной рясе, лицо которого скрывал огромный капюшон. Максимилиан IV с нетерпением сломал восковую печать, на которой отсутствовал герб отправителя, быстро прочитал загадочные письмена, затем встал, и подошел к карте, висевшей на стене его кабинета. Некоторое время он внимательно всматривался в карту, а затем решительно произнёс: - Пришло время действовать.

Княжна: Морозным зимним вечером герцог де Мортирье вернулся в Клервилль из замка Пенфорет, в котором провел три короткие недели, - он с удовольствием задержался бы там, но приближавшееся Рождество звало Луи и его супругу в столицу, ибо нет ничего веселее, чем рождественский бал во дворце Пале. Герцог сгорал от желания узнать столичные новости, и надеялся сразу же по возвращении отправиться во дворец, но после долгих часов езды на морозе, Луи уже не хотел отходить от пылавшего камина в гостиной особняка Мортирье. На следующий день Луи с утра направился во дворец, и первым вельможей, которого он там встретил, был де Резонабль. - Герцог де Мортирье! Рад вас видеть, - ибо вы вернулись вовремя! – воскликнул министр. - Вовремя? – переспросил Луи. - Ну, да, вовремя, ибо сегодня из Пенагонии прибыл де Скоре с письмом от короля Максимилиана. Король примет его с минуты на минуту, и право, лучше, если вы будете присутствовать при этом. В длинной галерее де Резонабль и Луи встретили графа де Триган, спешившего в кабинет короля. - Герцог де Мортирье? Вы уже вернулись? – спросил Этьен, и хотя он старался быть приветливым, в его голосе звучало с трудом скрываемое недовольство. - Как видите, граф, - ответил Луи, - не мог же я пропустить такое интересное событие, как письмо побежденного Максимилиана! - Ах, да, разумеется, - пробормотал Этьен. – Конечно, это может быть важным событием! Возможно, пенагонцы наконец-то… прошу прощения, господа, - его величество! – прервал сам себя де Триган, увидав короля, вошедшего в галерею. Луи, Этьен, и де Резонабль почтительно поклонились государю. - Кузен, я рад вас видеть, - ответил Карл на приветствие герцога. - Как себя чувствует ваша супруга? Мария и Беатрис скучали, и боялись, что она не вернется до Рождества. - Инес здорова, и скоро предстанет пред её высочеством, - ответил Луи. Король в сопровождении своего кузена, первого министра и всесильного фаворита вошёл в свой кабинет, куда через несколько минут пригласили де Скоре. - Приветствую тебя, король Абидонии! – сказал пенагонский посланец. – Мой король велел передать тебе сие письмо, и желает знать твой ответ. - Посмотрим, заслуживает ли письмо моего ответа, - высокомерно произнес Карл, предполагавший, что Максимилиан просит прощения, и желает возобновить былые дружеские отношения между двумя королевствами. Карл небрежно взломал печать с гербом Максимилиана, развернул конверт, и начал читать. Через минуту король побледнел, дыхание его стало прерываться, а руки – дрожать. - Этьен!.. – воскликнул он, передавая письмо графу де Триган, - прошу вас, прочтите всем… Этьен взял письмо, и начал читать вслух: «Приветствую тебя, король Абидонии Карл V! Год назад мои войска понесли сокрушительное поражение в битве за Пустой Луг, но я не держу зла на благородного врага, - напротив, я учусь на своих ошибках. И сегодня, я вновь желаю вернуть себе свои законные владения, - те земли, которые император Тьерри оставил своему сыну, а моему предку Отесу…» - Что?!.. – воскликнул Луи, - Максимилиан рехнулся?! - «… и которые незаконно захватили бесчестные короли из династии Аделард. Полагаю, что Карл V из династии Мортирье исправит проступки своих предшественников, и вернет Пенагонии ее исторические земли, - а именно Тер-дю-Норд, Форе-д-Орьен, Эпинет, Интригань, Тервинь, Шамп де Солей, восточную часть Валеаро, восточный кряж Южных гор, восточную часть Мермонтань, и город Галевилль. Подробную карту владений прилагаю к письму. Девиз моего предка Отеса, старшего сына и наследника императора Тьерри был «Не отступать», и я, как и он, не отступаю, когда дело касается наследства, завещанного мне моими предками, и незаконно захваченного королями Абидонии. Желаю тебе доброго здравия, Абидонии – мира и процветания, - в ее исторических границах, и как всегда верю, что любой земельный спор можно решить миром Максимилиан IV, милостью Божией король Пенагонии.». На миг в кабинете короля воцарилось молчание. Де Резонабль был растерян, де Триган печально и сосредоточено думал о чём-то, Карл в отчаянии закрыл лицо руками, а Луи еле сдерживал гнев. - Что там было в письме о карте? – спросил он. - Карта прилагается? - Вот она, - ответил де Скоре, и с поклоном протянул карту не замечавшему ничего вокруг королю. Луи выхватил карту из рук пенагонского посланника, и уставился на нее мечущим молнии взглядом. - Так я и думал! – воскликнул он. – Это точная копия карты безумца Томе, будь он проклят! Ваше величество, вы признали великим учёным умалишённого, и сделали всё для того, чтобы прославить его имя, - и вот вам результат! Король Пенагонии прочитал его проклятые книги, и решил воспользоваться его толкованием истории, для того, чтобы захватить абидонские земли! Умоляю вас, прикажите арестовать Томе, и изъять из библиотек все копии его книг! - Причем здесь Томе, герцог, - поморщившись, устало промолвил Этьен. – Томе всего лишь открыл абидонцам историческую правду, которую давно знал образованный Максимилиан. - Что?!. – Луи на мгновение растерялся. – Вы хотите сказать, что верите этому пройдохе? - Оскорбляя учёного, вы позорите свое имя, - возразил Этьен, – прошу вас не браниться в присутствии короля. А вы, ваше величество, позволите мне сейчас говорить от вашего имени? - Да… - еле слышно ответил Карл. - Господин де Скоре, - обратился к посланнику из Пенагонии Этьен, - вы можете быть свободны. Мой король непременно даст ответ Максимилиану IV, - но не сейчас. Его величеству следует всё обдумать, прежде чем принимать столь важное, я бы сказал, историческое решение. - Понимаю вас, господин де Триган, - с улыбкой ответил де Скоре, - и ни в коем случае не смею торопить его величество Карла V с ответом. Едва лишь за пенагонским посланником захлопнулась дверь, - Луи приблизился к Этьену, и, глядя ему прямо в глаза, резким тоном произнес: - Граф де Триган, называя безумца Томе учёным, вы поддерживаете врагов Абидонии, желающих отобрать значительную часть её земель! Как это понимать?! - Сейчас не время спорить о правильности различных версий истории, - ответил Этьен. – Прошу вас, уймитесь, герцог де Мортирье, - и дайте мне спокойно подумать о том, как решить проблему спорных земель! - Да что там решать, - отказать ему и всё! Многого захотел, - половину Абидонии! Пусть умерит свои аппетиты, а не захочет, так снова получит по башке, ровно как год назад! И да, земли эти не спорные, а исконно абидонские! – Луи был так разгневан, что уже не выбирал выражений. – Если Богу так угодно, снова пойду я воевать за Абидонию, как и мой отец воевал… Стон Карла прервал пламенную речь Луи. - Ваше величество, вам дурно? - испугался Этьен, – я позову лекаря! - Воевать… - плачущим голосом вымолвил Карл, – снова война… - Кузен, вы можете, как и тогда, отсидеться дома, - ответил Луи, - главное, я крепко держу меч… - Прекратите, герцог! – закричал де Триган. – Вам бы только воевать! Неужели нельзя решить дело миром?! - Миром? Это, каким миром? – возмутился Луи, – подарить наши земли Пенагонии что ли? Я правильно вас понял, граф де Триган? - Решить дело миром – значит найти компромисс, - ответил Этьен. - Какой еще тут может быть компромисс?! – закричал, теряя терпение Луи. - Возможно, я уговорю Максимилиана оставить нам бывшие пенагонские земли. - Бывшие пенагонские?! – с горечью переспросил Луи. – Наши, земли, наши, абидонские! - Называйте их, как хотите, - от этого они не перестанут быть наследством Отеса. - Да вы с ума сошли, граф де Триган! Какое, к чёрту, наследство Отеса!!! Но тут в разговор вмешался молчавший до сих пор де Резонабль. - Постойте, господа, так у нас ничего кроме ссоры не выйдет, - сказал он. – Вы, герцог, постарайтесь держать себя в руках, а вы, граф де Триган, не подливайте масла в огонь, называя наши земли пенагонскими. Возможно, что Томе прав, и прежние короли Абидонии захватили эти земли силой у Пенагонии, но большинство абидонцев считают их исконными абидонскими. Поэтому, давайте пока называть эти земли своими. Итак, на наши земли претендует король Пенагонии, а мы не желаем их отдавать. Положение усложняют псевдоисторические доказательства господина Томе, который первым назвал эти земли территорией Пенагонии. Что мы можем сделать? Во-первых, найти настоящих учёных, которые предъявят старинные карты, и документы, подтверждающие, что эти земли были наследством Илберта и Деодата. - Я боюсь, господин министр, что настоящие ученые подтвердят правильность выводов господина Томе, - усмехнулся Этьен. - Допустим, что это так, - ответил де Резонабль, но поверьте, всю свою жизнь я слышал, что нынешняя Абидония была унаследована Илбертом и Деодатом, а не Отесом. Значит, нужно, что бы именно эту традиционную версию истории подтвердило большинство наших ученых. Если же король Пенагонии не откажется от своих притязаний на абидонские земли, мы постараемся толково объяснить ему, что абидонцы не пожелают становиться пенагонцами, и, следовательно, получив наши земли, Максимилиан вместе с ними получит бесчисленные мятежи недовольных бывших подданных абидонского короля. Сможет ли король Пенагонии подавить мятежи? Не лучше ли ему просто получить выкуп за наши земли?.. Хотя… Постойте, может ему и впрямь нужны деньги, и Максимилиан таким образом решил пополнить свою казну? Ибо как он может рассчитывать на то, что выиграет войну за половину Абидонии, когда всего лишь год назад проиграл битву при Пустом Луге? - Сомневаюсь, - ответил Этьен, - хотя, конечно, мы можем предложить Максимилиану выкуп. Если он утратил уважение к памяти предков, то может принять деньги. Вопрос в том, сколько золота ему в таком случае будет нужно. Может случиться, что он затребует такую сумму, что проще его величеству будет отдать эти земли. - Ошибаетесь, граф, - возразил Луи, - проще будет снова задать Максимилиану хорошую трёпку! - Вы упускаете из виду, что Максимилиан сделал выводы из прошлогоднего поражения, - о чем он не преминул сообщить нам в своем письме. Я хорошо знаю его, - и могу с уверенностью сказать, что король Пенагонии не бросает слов на ветер. Значит, он основательно подготовился к битве, и теперь уже не допустит своих прежних ошибок, а, следовательно, хорошую трёпку, как вы выразились, герцог, в этот раз можем получить и мы, - задумчиво произнес Этьен. – Мы выигрывали все предыдущие битвы, - но любое везение рано или поздно заканчивается… - И что? – усмехнулся Луи, - опасаясь поражения, вы предлагаете сдаться? - Скажите прямо, герцог, - вы намекаете, что я трус?! – вспылил Этьен - Господа, прошу вас, - взмолился де Резонабль, - не время ссориться! - Ни в коем случае не желал оскорбить графа де Триган, но не могу понять, почему он так желает избежать войны, - сказал Луи. - Потому что если мы потерпим поражение, то тогда уж точно потеряем половину Абидонии, - ответил Этьен. – Ваше величество, - мы ожидаем вашего решения! - А?.. Что?.. – растерянно переспросил Карл, который был так потрясен угрозой новой войны, что плохо понимал, о чем говорят его вельможи. - Ваше величество, - вы должны решить, можем ли мы предложить выкуп за бывшие пенагонские земли королю Максимилиану? – пояснил Этьен. - Да-да, конечно… Лучше выкуп… - пробормотал Карл. - Тогда, господа, обсудим это подробнее, - произнес Этьен, - хотя мне слабо верится… Ну, ладно, - прервал он сам себя, - займёмся делом. Целый час Луи, де Триган и де Резонабль обсуждали, как лучше предложить королю Пенагонии выкуп за спорные земли, а несчастный король лишь тяжело вздыхал, и горестно кивал головой, соглашаясь во всём с мнением Этьена. Вельможи уже начали составлять письмо Максимилиану от имени Карла, но тут их занятие прервал паж, доложивший королю, что Мухляндский посол просит аудиенции его величества. - Мухляндский посол? ДеТрандль? - переспросил Карл. – Зови его сюда. Когда паж удалился, Карл испуганно и растерянно поглядел на дворян: - А ему-то что надо?.. - Простите, ваше величество, но мы не можем знать, - поспешно ответил де Триган. Через несколько минут в кабинет короля вошел посол Мухляндии – граф де Трандль. - Мое почтение, ваше величество, - с поклоном произнес он. – Сегодня гонец из Мухляндии доставил срочное письмо от короля Базиля II, которое я должен незамедлительно передать вам. - О, господи… - чуть слышно прошептал Карл. – Дайте мне письмо вашего короля. Торопливо сорвав печать дрожащими руками, Карл принялся в спешке читать письмо. Внезапно он побледнел, и, лишившись чувств, упал на пол. - Лекаря! Лекаря скорей! – закричал де Триган, поднимая короля. – Немедленно зовите мэтра Леталь! Тем временем Луи и де Резонабль с мрачным подозрением смотрели на причину обморока Карла – письмо короля Мухляндии. Герцог де Мортирье поднял письмо с пола, и, прочитав его, побледнел, так же, как лежавший без сознания Карл. Молча он протянул письмо первому министру Абидонии. - Святой Ивонн… за что?.. – чуть слышно прошептал де Резонабль, прочтя письмо. - За дурость, - ответил Луи. - За дурость, равную предательству. Через несколько минут прибежал Леталь, и принялся приводить Карла в чувство, а де Трандль, как прирождённый дипломат, удалился, принеся извинения, и выразив надежду, что когда король Абидонии поправится, он не оставит письмо Базиля II без ответа. - Господа, где письмо? – спросил Этьен, едва лишь де Трандль оставил кабинет короля. - Вот, граф, прочтите, - ядовито ответил Луи. – Вляпались мы по вине вашего гениального учёного! Развернув письмо Базиля II, де Триган принялся читать вслух, хотя в этом уже не было необходимости. «Приветствую тебя, мой венценосный кузен Карл, король Абидонии! Душа моя желает, чтобы Абидония и Мухляндия всегда были союзниками, и чтобы впредь укреплялись дружеские отношения, и торговля между нашими королевствами. Воистину, наши страны можно назвать сестрами, ибо Мухляндия, Абидония, и Пенагония дочери матери Абеляндии, созданной великим императором Тьерри. Как ты знаешь, Тьерри, мой предок, разделил свою империю между сыновьями, и завещал старшему сыну Ферранду, чьим потомком являюсь я, большую часть абеляндских земель. Второй сын, Отес, тоже получил много земель, - ну а младшим, Илберту и Деодату, - коих многие историки считают бастардами, оставил он совсем небольшой надел, который в будущем должен был бы отойти к церкви. Но мятежный дух Илберта не мог смириться с волей его отца, и сей дерзкий воин нагло совершал захваты земель, принадлежавших Ферранду и Отесу, и дело его продолжили его потомки. Бог наказал потомков Илберта, и род братоубийцы пресекся. Предкам твоим, Карл V де Мортирье, досталось наследство Илберта и Деодата Аделард, и в этом я вижу справедливость, ибо последний король из династии Аделард – Эдуард II был кузеном Марка де Мортирье. Земли, завещанные Илберту и Деодату, являются твоими по праву, и всегда будут твоими, - но земли, захваченные твоими предшественниками у потомков первого короля Мухляндии Феррнада ты должен вернуть, ибо негоже королям из династии Мортирье владеть чужим наследством. Оные земли указаны мной на карте – Терлуэ, Форешене, Або-прери, западная часть провинции Валеаро, вместе с богатым городом Тернуар, Вертмонтань, западные отроги Южных гор, западную часть Мермонтань, и полуостров Веразур. Я полагаюсь, на твою рассудительность, Карл V, и верю, что твоя честь не позволит тебе незаконно владеть чужими землями. В противном случае, я, несмотря на мой возраст, готов с мечом в руке отстоять земли, завещанные моим предкам императором Тьерри. Но не люблю я лишних жертв, и разрушений, и поэтому, верю, что согласишься ты по доброй воле передать Мухляндии ее земли. Желаю я процветания Мухляндии и Абидонии, - а война не принесет нам его, так что стоит нам решить мирно все наши споры. Базиль II, волей Божией король Мухляндии.» Дочитав письмо, Этьен растерянно смотрел на карту, изображенную под текстом. На ней были указаны земли, которые, по мнению Базиля II, были захвачены у Мухляндии абидонскими королями, - те самые земли, которые и Томе на своих картах обозначал, как наследство Ферранда. - Чёрт побрал бы… И Базиль туда же… - пробормотал Этьен. - Следовало ожидать, граф! – всё с тем же ядом в голосе произнёс Луи. - Да… Следовало… - растерянно ответил де Триган. - Немедленно прикажите арестовать мерзавца Томе! Какого чёрта вы не сделали этого раньше, - еще год назад, когда он написал свою книжонку! - воскликнул Луи. - Причем здесь Томе, герцог? – возмутился Этьен, - я уже устал повторять вам, что учёный не виноват в захвате мухляндских и пенагонских земель… Стон пришедшего в себя короля прервал возобновившийся было спор. Граф де Триган поспешно склонился над лежавшим на полу Карлом. - Ваше величество, как вы себя чувствуете? – спросил он. - Базиль… - пробормотал Карл. - Я знаю, ваше величество, - ответил Этьен. Де Триган и Леталь помогли королю подняться, и усадили его в кресло. Карл снова застонал, и закрыл лицо руками. Луи подошёл к королю, и, склонившись над ним, произнёс: - Мужайтесь, ваше величество. Я сделаю все, что бы сохранить Абидонию такой, какой ее вам передал Филипп III. Нам будет трудно, война предстоит страшная, ибо сразу две страны претендуют на абидонские земли, но я верю, что с помощью Божией и Святого Ивонна мы отстоим нашу страну! - Герцог де Мортирье! - закричал Этьен, - да вы хоть понимаете, что говорите? Вы, что, думаете, что сначала разобьёте пенагонцев, а затем мухляндцев? Как бы не так, - раз уж они одновременно потребовали, чтобы мы вернули им их законные земли, то и напасть они могут на Абидонию одновременно, - с запада и востока, - и война будет идти на два фронта! Знаете, чем это грозит? - Я понимаю, что грядущая война будет страшной, и кровопролитной, - но я не вижу другого выхода, - решительно ответил Луи. - Простите, герцог, но чем больше я вас слушаю, тем сильней моя уверенность в том, что вы плохо разбираетесь в ситуации. Против одной Мухляндии или Пенагонии Абидония может выстоять, - но если они вместе объявят нам войну, Абидония столкнётся с войском, в два раза больше её собственного. - Граф, - я не дурак, и знаю, какая опасность грозит Абидонии. Но лучше сложить голову на поле боя, чем обреченно сдаться сумасшедшим наглецам Базилю и Максимилиану. - А я думаю, что можно обойтись и без войны, - возразил Этьен, - и как предлагал господин де Резонабль, выкупить мухляндские и пенагонские земли. - Не разоримся на выкупе? – со злой иронией спросил Луи. – Вы же сами боялись, что одна только Пенагония потребует сумму, которую Абидония не сможет выплатить. А ведь теперь ещё и Мухляндия претендует на наши земли! - Во всяком случае, следует хотя бы попытаться, - ответил де Триган, - возможно, что выкуп не будет столь велик, как мы думаем. - Смешно, просто смешно вас слушать! – закричал, окончательно выйдя из себя, Луи. – Абидония, по-вашему, должна платить выкуп за свои собственные земли! Да над нами весь мир будет смеяться! Позор! И вы, граф де Триган, один из самых образованных дворян Абидонии, защищаете неизвестно откуда взявшегося проходимца, и повторяете бред, который он пишет в своих книгах, как будто не понимаете, что это лишь вредит Абидонии! Надо было сжечь книги Томе, а его самого высечь плетьми на площади, а не заставлять монахов переписывать все эти глупости! Вот, поплатились теперь, - книжонки Томе дошли до Пенагонии и Мухляндии, чем сразу же воспользовались Максимилиан и Базиль! Чёрт побрал бы!.. Вы тоже виноваты в том, что случилось! - Герцог де Мортирье, - ваши упрёки безосновательны, - Томе истинный учёный, а не проходимец, - подчеркнуто спокойным тоном произнес Этьен, - и если я говорю, что Абидония захватила часть пенагонских и мухляндских земель – то это только потому, что я лучше, чем вы знаю историю. - Ах, вот как?! Историю знаете?! Ну и оставайтесь со своей историей, можете поцеловать Томе в… сказать куда?! А я лучше пролью свою кровь до последней капли за Абидонию, и уверен, что большинство наших славных рыцарей согласятся со мной, и предпочтут пасть на поле битвы, нежели унижаться и платить выкуп за свои земли! Да, лучше уж погибнуть, чем… Рыдания Карла прервали гневную речь Луи. - Господа, - воскликнул Леталь, - его величеству нужен покой! Будьте милосердны, не упоминайте в присутствии короля о войне! - Простите, ваше величество, - произнёс, склонившись над Карлом, Этьен, - видит Бог, - не я здесь говорю о войне, - я, как верный слуга короля, пытаюсь решить всё миром. - Чёрт раздери!!! – воскликнул в сердцах Луи, и, хлопнув дверью, вышел из кабинета короля. Выбежав из дворца, герцог де Мортирье вскочил на коня, галопом пронесся по улицам Клервилля, и, ворвавшись во двор особняка графа де Камомиль, закричал: - Камомиль! Измена! Предательство!!!

Княжна: Услышав крики во дворе, граф де Камомиль выглянул из окна, и, увидав Луи, сразу понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее – ибо никогда ему не доводилось зреть герцога де Мортирье в столь возбужденном состоянии. - Что случилось? – воскликнул граф, - Война? Заговор против его величества? - Заговор против Абидонии, чёрт возьми! – ответил Луи. Войдя в дом графа, Луи сразу же попытался рассказать хозяину о том, что произошло в кабинете короля, но речь его была бессвязна, и изобиловала проклятиями в адрес Томе и Этьена де Триган. - Герцог, прошу вас, успокойтесь, выпейте вина, - потом расскажете, - ибо сейчас я все равно не в силах понять вас – взмолился граф. Как это ни странно, кубок Тервиньского вина помог Луи обрести ясность мысли, и вскоре герцог довольно внятно рассказал графу де Камомиль о письмах Базиля и Максимилиана, а также о подозрительном поведении Этьена де Триган, считавшего обоснованными требования пенагонского и мухляндского королей. - Триган утверждает, что половина земель Абидонии законно принадлежит Пенагонии, а другая половина – Мухляндии, - и, опасаясь воевать, хочет решить дело миром. Вот и думайте после этого, граф, - трус Этьен де Триган, или просто предатель, - закончил свою речь Луи. Поражённый услышанным, граф де Камомиль долго молчал, а затем тяжело вздохнул: - Не думал я, что доживу до такого, - проговорил он. – Сразу две страны требуют земли Абидонии, и угрожают войной… Постойте, а что будет, если они завладеют этими вожделенными землями? Вы сказали, что Базиль и Максимилиан требуют себе каждый половину Абидонии? Так если мы проиграем в войне, - от Абидонии ничего не останется?! - Останется часть древней Абии времен королей Одриков – Тернаталь, да Клервилль, - ответил Луи. – Даже Валеаро, и Або-Прери эти хищники поделили между собой. Я уверен, что Максимилиан и Базиль в сговоре, - и их письма, присланные одновременно, - часть хитрого плана… Да и Томе – никогда не внушавший мне доверия – скорее всего, написал свою «историю» по указке из-за границы... Кстати, где он жил раньше? В Мухляндии или Пенагонии? Как бы то ни было, он тоже участник заговора… - Но неужели де Триган тоже? – с болью в голосе спросил граф де Камомиль, – хотя… Вы помните, как год назад, после победы в битве при Пустом Луге, он, опоздав на войну, заявил, что нам не стоило воевать, а надо было решать тот конфликт миром? Мне тогда это показалось весьма странным… - Эти же слова он повторяет и сейчас, - ответил Луи, - но я, убей Бог, не могу понять, какое может быть мирное решение земельных споров, кроме уступок части наших владений. - Но и мы виноваты, - вдруг сказал граф де Камомиль, - да, герцог, мы виноваты, ибо проглядели врага, тайно проникшего в королевский дворец. И если у меня есть еще некоторые сомнения относительно графа де Триган, - то насчёт Томе я уверен - его труды оплатил не только наш простак Карл, но и Максимилиан с Базилем. Вспомните, как мы смеялись, когда он спорил с профессором Ланкрие, - и как беспечно отнеслись к тому, что король назначил его учителем принцесс. Мы должны были поднять тревогу, и сразу же объяснить всё его величеству… Ладно, пусть мы не осознали год назад, чем опасны книги Томе, - но ведь не далее как этим летом на дружеской пирушке кто-то сказал, что если короли Мухляндии и Пенагонии прочтут труды Томе, они могут использовать их против нашей страны… - Упущенного зверя нам уже не догнать, - вздохнул Луи, - но надо думать, что делать дальше. Меня не пугает кровопролитная война,- наоборот, страшит навязываемое де Триганом мирное решение. Он вполне может уговорить Карла отдать Мухляндии и Пенагонии земли, на которые они претендуют. Мы должны убедить короля не отдавать наши земли, - но вот только как это сделать? - Прежде всего, нам надо собрать всех наших единомышленников, - ответил граф де Камомиль. – Я могу ручаться за моего сына, и думаю, что де Кураж, и Удилак, также будут на нашей стороне. - Я осторожно расспрошу виконта Флёр-д’Оранж, - возможно, он будет нашим союзником, - и первого министра, - сказал Луи. – Как мне показалось, де Резонабль не в восторге от исторических «открытий» Томе… Правда, он обсуждал с де Триганом пути мирного решения… Чёрт! Я уже никому не могу полностью доверять!.. Ещё есть Патрик де Сильвен – но он сейчас не в столице. Как я жалею, что его отца уже нет с нами… Робер был одним из лучших рыцарей Абидонии… - И всё же стоит выяснить, на чьей стороне де Резонабль, - заметил граф де Камомиль. – Первый министр славится своей рассудительностью, однако и храбрость его также хорошо известна. К тому же, де Резонабль неоднократно доказал, что радеет лишь о благе Абидонии – сомневаюсь, что он будет предателем. - Возможно, вы и правы, граф, - ответил Луи, - просто после того, что я узнал сегодня о графе де Триган, я стал подозревать всех в предательстве. - Это вполне естественно, герцог, - полагаю, что в ближайшее время все покажут свои истинные лица, и нам придется разувериться во многих наших соотечественниках, - даже в тех, кого мы раньше считали образцами благородства, - задумчиво промолвил граф де Камомиль. – Но знайте, - как бы не было велико разочарование в людях, - всё же истинных патриотов, готовых отдать жизнь за Родину, гораздо больше, чем предателей. Я думаю, что большинство отважных рыцарей поддержит нас, и поможет нам сохранить Абидонию. Чем больше мы обретем единомышленников, тем легче нам будет убедить короля не отдавать наши земли. - Хуже всего будет, если нам придется ослушаться короля, и пойти против его воли, рискуя быть казнёнными, - произнёс Луи, - но ради спасения страны я считаю себя вправе пойти против неразумного короля. - Господи, дай нам избежать этого, помоги переубедить короля, - прошептал граф де Камомиль. Тем временем Этьен с печальным видом сидел в королевской опочивальне возле ложа Карла, пытаясь успокоить потрясённого и растерянного короля. - Просите меня, ваше величество, - я должен был приказать слугам отнести вас сюда как только вам стало дурно… Но герцог де Мортирье совершенно сбил меня с толку… Какой позор, - мой король лежал без сознания на полу, как простолюдин… Мне нет прощения… Стоило ли мне слушать безумные слова Луи, - только время потерял. Де Мортирье не понимает разумных доводов. - Почему он так громко кричал? – спросил Карл, который из-за потрясения не помнил, о чём спорили вельможи на совете. - Герцог не умеет логически доказать свою правоту, и поэтому переходит на вопли и оскорбления, - ответил Этьен. – Как и всякому недалёкому человеку, ему очень хочется воевать, - сказывается его природная кровожданость. К тому же и с головой у него не всё в порядке, - ну вы же знаете, ваше величество. - Что? У кого с головой не в порядке, - у Луи? – удивился Карл. - Да. Разве вы не замечали? Вы слышали историю о том, что его в годы юности укусила бешеная собака? Кажется, он сам её мне когда-то рассказывал… - Да, это было… - ответил Карл, - но причём тут собака? - Дело в том, ваше величество, что укус бешеной собаки не проходит без последствий, и, несмотря на то, что герцога, по его утверждению, вылечил некий знахарь, проживавший в его поместье, - Луи де Мортирье, несомненно, не совсем здоров, и некоторые признаки бешенства иногда становятся заметны. - Вы хотите сказать, что лекарь не до конца вылечил Луи? – переспросил Карл. - Именно, - ответил Этьен, - ну посудите сами, ваше величество, - несчастные, которых кусают бешеные собаки, тоже впадают в бешенство, кидаются на людей, а затем умирают в жестокой агонии. Я никогда ранее не слыхал, что кто–то избег смерти после укуса, особенно, когда признаки заражения стали проявляться, - так как было у герцога. Клянусь, сначала я даже решил, что Луи лжёт, - возможно, собака, укусившая его, не была бешеной, а рана от укуса воспалилась, потому что туда попал воздух, и целитель просто вылечил воспаление. Но теперь я не сомневаюсь в мастерстве лекаря, - правда, сохранив герцогу жизнь, он не смог сохранить рассудок своего господина. Чем больше я общаюсь с герцогом, тем яснее вижу последствия его болезни. - Луи снова может взбеситься и умереть? – испугался плохо понявший Этьена Карл. - Не думаю, ваше величество, что герцог умрет, и вряд ли он подобно собаке, покусает нас, - но точно уверен в том, что трезво рассуждать Луи не может. Вы же сами слышали, что он хочет воевать с Мухляндией и Пенагонией одновременно, - ну посудите сами, можно ли находясь в здравом уме, желать войны на два фронта? - Война! Опять война! – со слезами воскликнул Карл. – Этьен, что делать?! Можно ли нам хоть как-то избежать её? - Именно это я и пытаюсь сделать, - ответил Этьен, - любым способом избежать войны, которая может уничтожить нашу страну. Не скрою, положение наше сложное, но всё ещё можно поправить, - только бы мне не мешали! Но, судя по всему, главной помехой станет герцог де Мортирье, страстно желающий войны. Я почти уверен, что он будет уговаривать ваше величество вступить в кровопролитную войну, гибельную для Абидонии. Если это случится, то прошу вас, мой король, проявить твердость, и не поддаваться на уговоры вашего безумного кузена. - Луи больше никогда не уговорит меня воевать, - сказал Карл, - и если бы год назад я знал, что он безумен, то не пошел бы на такой риск, а отдал Шамп де Солей Пенагонии. - Правильно, ваше величество, - вот так и следовало тогда поступить! – подтвердил Этьен. – Вы хорошо разбираетесь в политике, и прекрасно понимаете, что лучше предложить Мухляндии и Пенагонии выкуп за их земли! - Разумеется, - согласился наивный король. - Тогда вам следует отправить Максимилиану и Базилю письма с предложениями выкупа их земель. Но – помните, пока вы будете ждать ответа, герцог де Мортирье станет настаивать на войне с Пенагонией и Мухляндией, и боюсь, что он не даст покоя вашему величеству. Вам следует не поддаваться уговорам безумного Луи. - Но как? – растерянно спросил Карл. – Как это сделать?.. - На все его вопросы вашему величеству следует отвечать, что вы – король Абидонии, и сами решаете, как вам следует поступать при любом раскладе дел, и что не желаете ничего обсуждать с герцогом. Даже если Луи де Мортирье будет подробно расписывать вам преимущества войны, - (а он, надо сказать, умеет убеждать) – не слушайте его, памятуя о сумасшествии герцога. - Я всё понял… - вздохнул Карл, - но мне будет трудно… - Нам всем трудно, ваше величество, - мы спасаем Абидонию от внешних врагов, и от таких безумцев как Луи де Мортирье. После разговора с графом де Камомиль, герцог де Мортирье направился к виконту Флёр-д’Оранж. Кратко рассказав виконту о совещании в кабинете короля, Луи даже не успел задать ему главный вопрос, - Флёр-д’Оранж разразился яростными проклятиями в адрес графа де Триган, и заявил, что умрёт, но не допустит разделения Абидонии. Успокоенный тем, что у него есть уже два единомышленника, Луи вернулся домой, и поспешил рассказать обо всём Инес, но их разговор прервал внезапный визит министра де Резонабль. - Прошу простить меня, герцог, за то, что явился без приглашения, - но при сложившихся обстоятельствах не до соблюдения правил этикета, - с поклоном произнес первый министр. - Однако же вы, принося извинения, соблюдаете все правила приличия, - ответил Луи, - но право, для меня сейчас важней узнать, чем закончился совет, с которого я дерзнул удалиться. - После вашего ухода совет завершился, мы не смогли продолжать обсуждение, ибо его величество был очень плох после перенесённого обморока. Немного помолчав, Луи посмотрел министру в глаза, и решительно спросил: - Что бы обо всём этом думаете, де Резонабль? - То же, что и вы, герцог, - я окончательно убедился в том, что де Триган – предатель. - Окончательно убедились? – переспроси Луи. - Да. С тех пор, как граф де Триган вернулся из Пенагонии, он занимается всеми государственными делами, и по какой-то случайности, результаты его деятельности большей частью приносят вред, а не пользу Абидонии. Я сперва допускал, что это происходит из-за его неопытности, - ибо быть послом и управлять королевством – это не одно и то же, - но чем больше проходило времени, тем сильней меня терзали сомнения. Что скрывать, - я первый министр лишь по званию, - большую часть моих обязанностей выполняет де Триган, - с горечью усмехнулся де Резонабль, - но поверьте, герцог, я полностью смирился со своим положением, и, к счастью, в те дни, когда Этьен отлучался в своё поместье, я пытался смягчить последствия его неумелого управления, чем вызывал недовольство графа по его возвращении. Последней каплей стал псевдоисторик Томе, которому покровительствовал де Триган. Граф весьма выгодно представил этого пройдоху его величеству, и уверил короля в подлинности небылиц, изложенных в «научных трудах» Томе. Обратите внимание, – де Триган, много лет проведший в Пенагонии и Мухляндии, знакомит короля с мухляндским уроженцем Томе, и его книгами, которые обретают все большую известность, и через год, Базиль и Максимилиан одновременно требуют себе те абидонские земли, которые горе-учёный приписал к их королевствам. Можно ли считать всё вышеперечисленное цепью случайных совпадений? Я думаю – нет, здесь явно прослеживаются интриги соседей, решивших таким хитрым путем захватить абидонские земли. - Я полностью с вами согласен, - произнёс Луи. - Заметьте, - продолжил Резонабль, - Базиль и Максимилиан хотят забрать эти земли без войны, рассчитывая, что Карл добровольно отдаст их. Я полагаю, что война им не нужна, - и их слова о готовности сражаться, всего лишь пустые угрозы нашему королю, который, как им известно боится сражения… Во всяком случае, Максимилиан не столь глуп, чтобы угрожать новой войной через год после поражения… Постойте… Тогда де Триган опоздал на войну из-за болезни, настигшей его в родном замке, и мне показалось, что он был крайне недоволен нашей победой… - Вот именно, министр! – воскликнул Луи. – Я полагаю, что если бы де Триган тогда был в столице, он предложил бы отдать земли за Пустым Лугом без боя, подтвердив права Максимилиана с помощью Томе! Возможно, что он хотел познакомить короля с Томе сразу после предъявления Максимилианом претензий на наши земли, или чуть раньше. Но из-за задержки по болезни, ему пришлось сделать это уже после битвы. Если бы планы Максимилиана и Базиля удались, Карл сначала отдал бы земли за Пустым Лугом, и Шамп де Солей, а затем и все остальное… Я более чем уверен, что будь Карл похож на короля Филиппа, Максимилиану и Базилю и в голову бы не пришло претендовать на наши земли таким способом, - бесстрашный воин отверг бы их притязания, не побоявшись сражения. - Да, план наших соседей рассчитан именно на Карла, - промолвил де Резонабль, - и к сожалению, он удачно выполняется… Но мы должны сорвать его во что бы ни стало. - Пока нас четверо, - сказал Луи, - я, вы, граф де Камомиль, и виконт Флёр-д’Оранж. - Уверен, что мы сможем найти больше союзников, - заметил де Резонабль, - ибо мало кто захочет разделения Абидонии. Сейчас нам важно привлечь на свою сторону как можно больше дворян. - Я считаю, что мне следует поговорить с его величеством, дабы убедить его не отдавать наши земли, и, разумеется, не предлагать выкупить их у якобы законных хозяев, - как вы считаете, министр, правильно ли я поступлю? – спросил Луи. - Разумеется, но де Триган не должен присутствовать при вашей беседе, и вам надо быть осторожней, - возможно, лучше согласиться с тем, что эти земли и впрямь были отвоёваны нами у соседей, - ибо король убежден в этом. Не стоит ему противоречить, лучше доказать, что бесчестно отдавать земли, с таким трудом завоеванные предыдущими королями Абидонии. - Вы абсолютно правы, министр, именно так я и поступлю. На другой день утром Карлу пришлось заняться делом - написать письма Базилю и Максимилиану, предлагая выкуп за земли, на которые они претендовали. Когда короли Абидонии писали личные письма соседям, они, согласно традиции не прибегали к услугам писца, - разве что в случае ранения в руку или паралича. Как и его предки, Карл писал письмо Базилю собственноручно, но он всего лишь переписывал черновик графа де Триган. «Венценосный кузен мой, король Мухляндии Базиль! Требования твои законны пред Богом, ибо прав ты, желая вернуть себе наследство предков твоих, данное им великим императором Тьерри. Признаю, что незаконно захватил Илберт земли своего старшего брата, чем обесчестил себя навеки вечные, и желаю я исправить его ошибки, однако нахожусь в весьма большом затруднении: как я смогу сделать сие? Народ Абидонии весьма дик и глуп, почти никто не знает истории. Как смогу я объяснить моим подданным, по какой причине отдаю Мухляндии большую часть земель? Страшно помыслить о том, в какой гнев придут дворяне и чернь, когда сочтут они, что добровольно предал я их, и отдал с имениями их под твою власть. Не верных подданных, готовых отдать жизнь за тебя, получишь ты, но смутьянов, проклинающих тебя, и готовых предать в любую минуту, дабы вернуться скорей в Абидонию. Желаешь ли ты беспорядков и восстаний в Мухляндии? Я предлагаю тебе денежный выкуп золотом за земли, принадлежавшие ранее твоим предкам. Не озлобленных подданных получишь ты, но плату золотом, которая будет выгодней всех утраченных Мухляндией провинций. Сам назови цену твоим землям, и я выкуплю их, но в обмен на письменное твоё обязательство впредь не требовать себе Терлуэ, Форешене, Вертмонтань, западную часть Мермонтань, половину Валеаро, Або-Прери и Веразур. Карл V де Мортирье, милостью Божией король Абидонии.» - А теперь, ваше величество, напишите ещё одно такое же письмо, но уже к Максимилиану, - сказал Этьен, когда король закончил писать Базилю. Не забудьте только заменить Мухляндию Пенагонией, и впишите другие названия провинций – Эстаби, Тер-дю-Норд, Форе-д-Ориен, Эпинет, Интригань, Тервинь, восточную часть Мермонтань, и также половину Валеаро. Чем скорей мы отправим эти письма, тем будет лучше. Когда письма были написаны, Этьен удалился, а Карл некоторое время отдыхал в одиночестве. Переписывание писем было для него тяжелым трудом. Но тут паж доложил королю, что герцог де Мортирье желает поговорить с его величеством с глазу на глаз. Вспомнив, что рассказывал накануне де Триган про Луи, Карл испугался, но не отказался принять родственника, решив отвечать ему так, как советовал Этьен. - Ваше величество, - произнёс с поклоном герцог де Мортирье, - я прошу вас простить меня за самовольный уход со вчерашнего совета. Мне следовало сдержать себя, и внимательно выслушать ваше решение относительно земель оспариваемых Базилем и Максимилианом. - Я не сержусь на вас, кузен, - отвечал Карл, - что касается решения, то я написал письма королям Пенагонии и Мухляндии, в которых я… - Карл несколько замешкался, сообразив, что не следовало ему рассказывать Луи об этих письмах. - Так что? – спросил Луи, - вы не договорили, ваше величество. - Да? Разве я не договорил? – делано удивился Карл, - ну так я предложил выкуп Максимилиану и Базилю за их земли. - Простите, ваше величество, - за их земли? – переспросил Луи. - Да, именно так, выкуп за пенагонские и мухляндские земли, кои в прежние века были захвачены королями Абидонии, - подтвердил Карл с непоколебимой уверенностью. - Да-да, конечно, это бывшие земли Пенагонии и Мухляндии, - угодливо произнес Луи, во время вспомнив совет министра де Резонабль. – Так вырешили выкупить эти земли? Похвально, ваше величество, хороший ход. Могу ли я узнать сумму, которую вы выплатите нашим соседям? - Цену назначат Базиль и Максимилиан, - ответил Карл. - То есть они сами, назначат, - не вы, - повторил Луи. – Уж они-то назначат, так назначат… И что вы будете делать, ежели Максимилиан с Базилем назовут сумму, которую вы не сможете выплатить? - Луи, - негромко произнес Карл, глядя герцогу в глаза, - я король Абидонии, и в том случае я сам решу, как мне следует поступать. Не тревожьтесь, я найду выход. - И всё же к такому повороту дел надо подготовиться заранее, - не отступал Луи, - неужто вы думаете, что хищники Максимилиан и Базиль удовольствуются небольшой суммой? Возможно, что вашей казны не хватит, для того, чтобы совершить выкуп. Где вы возьмёте деньги в таком случае? Увеличите налоги, вызвав недовольство дворян, и крестьянские бунты? - В таком случае, я… я решу что делать, - повторил Карл. - Решать надо уже сейчас, ваше величество, - я не сомневаюсь, что за свои земли короли Пенагонии и Мухляндии потребуют огромный выкуп, который мы не сможем выплатить. К тому же, они могут быть оскорблены предложением выкупа, потому что наследство предков для них дороже любых денег. Что вы будете делать тогда? - Если они откажутся, я решу что делать, - машинально повторил Карл. - Вы решите, или граф де Триган? – не выдержал Луи. - Герцог де Мортирье, - воскликнул Карл, выпрямившись и приняв величественный вид, – Я - король Абидонии, и я сам всегда решаю все государственные дела своего королевства! - Да я и не сомневался в мудрости вашего величества, - с подобострастным поклоном ответил Луи, - но прошу вас, венценосный кузен, - развейте мои сомнения, хотя бы намекните, что вы будете делать? Видит Бог, я никогда не разглашал государственной тайны! Тяжело вздохнув, Карл уставился в потолок, не зная, что ответить. - Что мы будем делать, если они откажутся принять выкуп? – повторил Луи. – Неужели вы просто так отдадите Максимилиану и Базилю эти земли? - Земли, которые принадлежат им по праву, - заметил Карл. - Принадлежали их предкам, когда император Тьерри составил завещание, возразил Луи, - но затем потомки Илберта отвоевали их у Мухляндии и Пенагонии, и ныне эти земли по праву принадлежат Абидонии. Наши предки из рода де Мортирье тоже сражались за них под знаменами королей из династии Аделард, и нам негоже отдавать их сейчас! - Понятно, герцог, - мы ничего не отдадим, а Максимилиан с Базилем объявят нам войну, - и тогда мы потеряем сразу всю Абидонию, - ответил Карл. - Но почему мы должны её потерять? – удивился Луи. – Год назад мы победили в битве за Пустой Луг, почему вы думаете, что ныне мы проиграем войну? - Потому что Максимилиан и Базиль могут напасть на нас одновременно, как вы не понимаете! - воскликнул Карл. - Ошибаетесь, ваше величество, - не нападут они одновременно, - только один Базиль может осмелиться пойти на нас войной. Максимилиан не нападет, он просто хочет напугать вас. Как он сможет напасть на Абидонию через год после своего поражения? Если только он совсем ума лишился! - А вдруг он и в самом деле… - пробормотал Карл. - Так это же замечательно! – воскликнул Луи. – Сумасшедшего короля победить очень легко! Если король безумен, сражение не спасут даже самые гениальные военачальники, ибо трудно представить, что он может выкинуть на поле битвы! - Вы полагаете, что Максимилиан не является серьёзным противником? – робко спросил Карл. - Я это знаю! – ответил Луи. – Более того, воины, которые в числе первых ворвались в пенагонский лагерь, рассказали мне, с какой скоростью удирал от нас Максимилиан! Базиль тоже сомнительный воин – ибо он уже очень стар, - ему скоро будет семьдесят лет. Да и сможет ли он сесть на коня? Я вам прямо скажу, ваше величество, - наши обнаглевшие соседи никчёмные воины, и потому они хотят напугать вас угрозой двойного нападения, чтобы вы отдали им их бывшие земли. Прошу вас, не отдавайте им ни дюйма абидонской земли! Я своим мечом сохраню границы вашего королевства! Карл посмотрел в горящие глаза Луи, и на миг поверил отважному герцогу. «В самом деле, разве осмелится Максимилиан напасть… Да и Базиль – дряхлый старик…» - подумал король. Но тут он вспомнил слова Этьена: «…трезво рассуждать Луи не может… посудите сами, можно ли находясь в здравом уме, желать войны на два фронта?». Слегка отшатнувшись, Карл проговорил дрожащим голосом: - Поймите, Луи, - я король Абидонии, и я сам решу, что делать, когда придёт ответ… - Решать, конечно, вам, ваше величество, - но помните, что отдав абидонские земли, вы покроете своё имя позором, - потеряв терпение, сказал Луи. - Повторяю, кузен, - я сам решу что делать, - ответил Карл, - и действовать буду исходя из ситуации. Пока я не могу сказать вам, какое решение я приму. - А кому вы можете сказать, - графу де Триган? – с иронией спросил Луи, – или же это он подскажет вам, какое решение следует принять? - Герцог, вы забываетесь! – разгневался Карл, - я король Абидонии, и я решаю!.. Луи невольно резко встряхнул рукой – это был жест еле сдерживаемого отчаяния, но Карл, считавший герцога де Мортирье безумным, превратно истолковал его. - Не подходи!!! – закричал он, отскочив на несколько шагов. – Луи, не приближайся! Пожалуйста, не трогай меня! - Ваше величество, что с вами?.. – растерялся Луи, - у меня и в мыслях не было намерения причинить вам вред… - Вот и хорошо, - дрожащим голосом пробормотал Карл, - если не хочешь причинить мне вред, - уходи. - Как прикажете, ваше величество… - Уходи, пожалуйста, уходи, - а то я позову стражу… - взмолился дрожавший от страха Карл. Когда растерянный Луи вышел из кабинета короля, Карл подбежал к двери, и в спешке закрыл ее на ключ. В этот миг он больше всего боялся, что Луи вернется, и убьёт его.

Княжна: Прошло более двух недель после того как в Пенагонию и Мухляндию были отправлены письма с предложениями выкупить оспариваемые Базилем и Максимилианом земли. За это время Луи больше не пытался разговаривать с королём, чему были рады Карл и Этьен. Граф де Триган хвалил короля за то, что он не поддался на уговоры полубезумного Луи развязать войну, и уверял короля в том, что врождённое благородство потомков старших сыновей императора Тьерри не позволит им потребовать от Карла непосильный выкуп. Как это ни странно, Луи почти не общался не только с королем, но и с Этьеном, - что несколько удивило последнего – он был почти уверен в том, что герцог бросит ему в лицо обвинения в предательстве, - но де Мортирье, казалось, перестал замечать графа де Триган. «Луи, вероятно, хочет задеть меня, делая вид, что я для него не существую, - думал Этьен, – да плевать на него, - хорошо, что бешеный пёс не лает…». Но чем больше проходило времени, тем явственней Этьен при общении с придворными стал замечать недоверчивость и холодность окружающих. Не льстивыми улыбками встречали его, а хмурыми и насторожёнными взглядами, мало кто теперь непринуждённо беседовал с ним об охоте и прочих интересных делах, и всё чаще Этьену казалось, что он слышит за своей спиной осуждающий шёпот. Никто еще не проявлял открытой вражды, но де Триган понимал, что долго это не продлится, - и рано или поздно ему придется испытать на себе ненависть окружающих. «Да кто они такие, - успокаивал себя Этьен, - песчинки в море. Любого из них король по моей просьбе может отправить в ссылку или даже в темницу…». Малозаметные перемены в отношении придворных к королевскому фавориту объяснялись, конечно же, деятельностью герцога де Мортирье и его сторонников. Луи, де Резонабль и граф де Камомиль не сидели без дела, - они ежедневно привлекали на свою сторону отважных рыцарей, которым была небезразлична судьба Абидонии. Конечно, делать это приходилось крайне осторожно, дабы не раскрыть свои планы, приняв по неосмотрительности в свои ряды приверженцев графа де Триган, - которых тоже было немало, ибо во все времена влиятельных фаворитов королей окружали лизоблюды и подхалимы. Настал, наконец, день, когда письма с ответами Базиля и Максимилиана были доставлены Карлу. Как это ни странно, письма снова пришли в один день, - хотя по расчётам Карла и Этьена, - первым ответить должен был Максимилиан, ибо Пернилль был гораздо ближе к Клервиллю, нежели Моуген, - столица Мухляндии. Дрожащими руками Карл сломал печать, и стал читать письмо короля Базиля. «Приветствую тебя, король Абидонии Карл V! С прискорбием узнал я из твоего письма, что страшась вернуть мне мои земли, ты дерзаешь предложить мне денежный выкуп. Для меня, потомка Ферранда, - старшего сына императора Тьерри первым является древность рода моего, и память о славных предках моих, - кои невозможно купить за золото. Отречься от наследства предков, и променять земли, завещанные Тьерри Ферранду, на золотые монеты – значит навеки опозорить род Ферран, и запятнать мой герб. Не продам я моих земель за самую высокую цену, ибо не всё можно продать или купить. Страшит тебя, что возмутятся вассалы твои, и воспротивятся стать моими подданными. Но в моих силах поступить так, что с радостью возжелают они моего покровительства, ибо узрят большие для себя выгоды. С ужасом, а не скорбью, будут вспоминать они Абидонию, и гордиться тем, что стали мухляндцами. Возвратив Мухляндии её земли, укрепишь ты на веки мир между нашими королевствами, дабы не было более кровопролитных войн. Возможен супружеский союз между нашими династиями - суть благо, которое окончательно укрепит мир, да и проще станет предоставить Мухляндии ее земли в качестве приданного невесты моего сына. Базиль II милостью Божией король Мухляндии». Завершив чтение, Карл молча передал письмо Этьену, и, всхлипнув, закрыл лицо руками. Несчастный король был не в силах говорить. Взяв письмо, де Триган быстро прочел его, и глубоко задумался. - Да, ваше величество, Базиль не дурак… - промолвил он. – Своего он не упустит… Но ведь вы, ваше величество, еще не прочли письмо Максимилиана! Прошу вас, мой король, сначала узнать ответ короля Пенагонии, - а уж тогда вы решите, как следует поступить. Возможно, что Максимилиан не столь горд как Базиль, и согласится принять выкуп за свои земли. С тяжелым вздохом терзаемый дурными предчувствиями Карл принялся читать письмо Максимилиана. «Приветствую тебя, Карл V, король Абидонии! Возжелав оставить себе наследство предка моего, Отеса, ты чаешь выкупить пенагонские земли, некогда захваченные твоими предшественниками. Желаешь ты, чтобы я сам назвал тебе ту сумму, кою должен ты заплатить взамен моего обязательства не претендовать более на сии земли. Цена наследства предков моих – три триллиона золотых монет. Ежели таковая сумма найдется в твоей казне, то земли сии останутся твоими. Но если ты не готов заплатить таковой выкуп, то верни мне наследство моего предка. Беспокоит тебя, как должно это сделать, - будет лучшим, ежели решив укрепить дружбу между нашими королевствами, ты выдашь свою старшую дочь принцессу Марию за моего сына Гастона, и земли сии будут даны ей в приданное. Подданные твои, проживающие на сиих землях, вскоре узнают, что не абидонцев они потомки, но пенагонцев, и увидят больше пользы для себя стать пенагонцами, нежели оставаться в Абидонии. Видит Бог, жажду я сохранить мир, а посему уповаю, что согласишься ты миром передать земли сии Пенагонии. Ежели же ты воспротивишься сему – знай, что выкуп меньший чем три триллиона я не возьму, - ибо честь не позволит мне дёшево оценить наследство предков. Максимилиан IV, милостью Божией король Пенагонии.». - Этьен, - три триллиона золотых монет, - это ведь очень много? – спросил Карл. - Хм, три триллиона золотом… - задумался де Триган – да во всем мире не найдётся столько денег… Позвольте, ваше величество, - Максимилиан что?.. - Он требует эту сумму за земли, - пояснил Карл. - Он совсем рехнулся! – воскликнул Этьен. – На три триллиона можно купить весь мир вместе с солнцем и луной! Кажется, Максимилиан решил посмеяться над вами! - Я не такой дурак, чтобы не понять этого, - вздохнул Карл. – Всё пропало… Придётся отдавать ему его владения, и Марию в придачу… - Марию? Принцессу Марию? – переспросил де Триган. - Да, - вот прочтите его письмо… Прочитав письмо короля Пенагонии, граф де Триган тяжело вздохнул: - Да, похоже, Максимилиан издевается, требуя столь высокую плату за выкуп его земель… Но, ваше величество, - ободритесь, - не все так плохо, как вам показалось вначале! Максимилиан желает женить своего сына, принца Гастона, на вашей дочери! Лучшего супруга для её высочества вам не найти! Да и Базиль тоже… Позвольте, где его письмо… Да, вот он намекает на супружеский союз между династиями… Вероятно, имеет в виду Беатрис и своего сына Андре, так как Мария значительно старше мухляндского принца. - Но и Беатрис старше Андре, - возразил Карл, - разница в их возрасте примерно три года… - Пустяки! – ответил Этьен, - в Мухляндии считается хорошим тоном, когда жена немного старше мужа, - ибо мать Ферранда, родоначальника династии Ферран, - Хонори, первая жена императора Тьерри была лет на девять-десять старше его. Выдав ваших дочерей за сыновей Базиля и Максимилиана, вы передадите нашим соседям их земли в качестве приданого. - Другого выхода нет? – дрожащим голосом спросил король. - Нет, ваше величество. У вас только два выхода - добровольно отдать Максимилиану и Базилю их земли, или ввязаться в кровопролитную войну с двумя соседними королевствами. И если год назад мы могли победить пенагонцев, - то сейчас враги нападут на Абидонию одновременно, - с запада и востока. Абидония может продержаться долго, но можно ли выстоять против сразу двух неприятельских армий? В конце концов, Абидония падёт, вас и ваших дочерей убьют или, взяв в плен, заточат в темнице… - Нет!!! О, Нет! – закричал испуганный Карл. - Это непременно случится, ваше величество, - если мы вздумаем воевать с Пенагонией и Мухляндией, - убежденно произнес Этьен. – Но есть другой выход, - ваши дочери выходят замуж, а вам остается древняя Абия – те самые земли, которые оставил Илберту его отец Тьерри. Поскольку ваш сын умер, вам не придется сокрушаться по поводу того, что вашему наследнику досталось так мало земель… Так что выбирайте, мой король – война, и неминуемая гибель, - не только ваша, но и ваших дочерей, или спокойная жизнь на земле предков. Решать вам, ваше величество! Выслушав Этьена, Карл вытер слезы, и произнес дрожащим голосом: - Я не так глуп, чтобы вступив в войну, приговорить себя, своих дочерей, и множество моих подданных к верной гибели. Я отдам Пенагонии и Мухляндии эти чёртовы земли в качестве приданного Марии и Беатрис. Этьен молчал с минуту, глядя на шмыгавшего носом короля, а затем негромко, но выразительно сказал: - Вы мудрый правитель, ваше величество. Да будет так. Тем временем король Мухляндии, Базиль II, закрывшись в своем кабинете, тоже изрядно волновался, размышляя о том, какой ответ даст ему Карл. Базиль был высокий худощавый старик, семидесяти лет с виду, - но на самом деле он был несколько моложе, - семейные трагедии состарили его раньше времени. Первая его супруга, принцесса Южноморская, разрешившись от бремени мертвым младенцем, скончалась от родильной горячки, а дети второй жены - королевы Елизаветы, - умирали в младенчестве, – из десятерых выжили только принцесса Филиси и сын Базиль, у которого открылась неизлечимая болезнь сердца. Когда король овдовел во второй раз, он принял решение жениться снова, ибо прекрасно понимал, что его единственный сын – не жилец на этом свете. Король Мухляндии женился на Эухении Шампиньонской, - младшей сестре абидонской королевы Анны, и через год молодая королева родила сына Андре, ставшего наследником престола, ибо к тому времени принц Базиль умер. Тяжело переживавший потерю старшего сына король всем сердцем желал, чтобы судьба его младшего, и единственного сына складывалась счастливо. Базиль II надеялся дожить до совершеннолетия принца Андре, чтобы своими глазами видеть его свадьбу, и само собой разумелось, что супруга Андре будет безукоризненной во всех отношениях. Казалось, ничто не могло изменить планов короля Мухляндии относительно его сына, но несколько лет назад Базиль не без помощи своей сестры Розалины, вдовы короля Пенагонии Донатиана, и её сына Максимилиана впутался в интригу, результат которой, принеся немалые выгоды для Мухляндии, мог печально отразиться на судьбе принца Андре. - Черт побрал бы… - пробормотал Базиль, перечитав копию своего письма к Карлу. – Почему меня не оставляет мысль, что я совершил непростительную глупость, решившись выдать своего сына за Беатрис Абидонскую… - Опасения вашего величества совершенно излишни, - ответил герцог де Курабье, - первый министр Мухляндии. – Де Трандль описывает Беатрис как милую и скромную девушку, обещающую в будущем стать ослепительной красавицей. Да, она не стремится к знаниям так, как ее старшая сестра Мария, - но, поверьте, лучше простоватая королева, которая станет примерной женой и матерью, а умные и образованные принцессы со временем становятся весьма опасными королевами-интриганками. - И всё же я бы предпочёл, чтобы Беатрис была похожа на свою старшую сестру, - заметил Базиль. – Кто знает, может она не стремится к знаниям, потому что слабоумна, как и её отец? Много лет назад я решил, что никогда род Ферран не свяжет себя брачными узами с потомками Филиппа III Абидонского, - ибо род де Мортирье мог унаследовать безумие королевы Маргариты, и её проклятых предков. Я не сомневаюсь, что глупец Карл может окончательно сойти с ума, - и в будущем такая же участь грозит его дочерям, и будущим внукам… - Но ваше величество знает, что безумие Карла является следствием того, что пьяный Филипп запустил в него бутылкой, серьёзно ранив в голову, - возразил де Курабье. - Конечно! Удар бутылкой, - усмехнулся Базиль, - помнится, в юности я упал с коня, ударившись головой о булыжник, - так почему же я не стал таким трусливым дурачком, как Карл? Нет, здесь какая-то другая причина… Изменив своему давнему решению, я поставлю под удар всех своих потомков, ибо обретя новые земли, Мухляндия может получить в придачу безумие рода де Мортирье… - Ваше величество, вы упали с коня, когда вам было уже двенадцать лет, - а Карлу в момент удара было всего четыре года, - в этом возрасте череп слишком тонок, чтобы удержать в голове разум, - ответил министр, - и если бы Карл в тот момент был старше, он не повредился бы рассудком. Заметьте, Карлу с трудом давалось учение, а принцесса Мария имеет склонность к наукам, это доказывает то, что безумие ее отца не наследственное, а вызвано ударом в голову. Я знаю, что вас несколько пугает сумасшедшая бабка короля Карла, - но ведь его слабоумие сильно отличается от безумия королевы Маргариты – Карл всего лишь глуп и труслив, а Маргарита была опасна для окружающих, так что ее пришлось держать в заточении. - Сумасшедшая Маргарита – не единственная в своём роду, - возразил король, - её мать и бабка так же были безумны. - Если уж ваше величество так опасается женить сына на принцессе из безумной семьи, то следует отказаться от этой идеи, - и с оружием в руках захватить абидонские земли. - Де Курабье, ты же знаешь, что Мухляндия не готова к такой войне! – воскликнул Базиль, – чтобы захватить половину Абидонии, нужна армия, в десять раз превосходящая ту, которой мы располагаем! - Совершенно верно, ваше величество, мы не можем захватить половину Абидонии, но можем получить её как приданное невесты принца. Другого выхода нет, Карл, как он не был глуп, просто так не отдаст нам западную часть Абидонии, - но это мы уже неоднократно обсуждали. - Ты прав, де Курабье, - за всё приходится платить, - вздохнул Базиль. – Мухляндия станет на треть больше, но мой сын женится на принцессе из весьма нездорового рода… Достойная цена за товар… - Ваше величество, - уж если выяснится, что Беатрис безумна, как и ее бабка, то она вполне может повторить её судьбу. Кто посмеет запретить вам заточить сумасшедшую невестку в отдалённом замке? - Разумеется, в таком случае я так и поступлю, - но к тому времени у меня могут появиться безумные внуки, - ответил король. - Это не так страшно, - ваше величество, - их можно будет законно отстранить от престолонаследия, - а сумасшедшую принцессу, подержав некоторое время в заточении, можно будет отправить в иной мир, - хитро усмехнулся де Курабье. – Ну а потом его высочество сможет жениться на другой принцессе, из совершенно здоровой семьи. Король Мухляндии рассмеялся вместе со своим министром, но затем снова стал серьёзен: - Вот что, де Курабье, - если Беатрис сойдет с ума после моей смерти, именно ты устроишь её безвременную кончину. Имей в виду, - Эухения ничего не должна знать об этом, ибо она не сможет умертвить свою безумную племянницу! Королева всем сердцем желает женить сына на его кузине, - дочери своей старшей сестры Анны. Я хорошо знаю свою супругу, - она слишком набожна, чтобы отравить неугодного члена семьи. - Да продлит Господь годы вашего величества, - ответил министр, - но в случае вашей кончины я выполню ваш приказ. - Смотри не забудь! После моей смерти судьба Мухляндии будет во многом зависеть от твоих действий, - ибо Андре еще мал, а Эухения не сможет править страной в одиночку. - Всё сделаю, как желает ваше величество, - с поклоном ответил де Курабье. - Ты сделаешь это не потому, что я желаю, - жестко ответил Базиль, - а для блага Мухляндии! - Как прикажете, ваше величество, - повторил де Курабье. - Теперь можешь идти, - проворчал король, - я желаю остаться один. Де Курабье, поклонившись, вышел, и Базиль тяжело вздохнул: - Всегда одно и то же, - «как прикажете, ваше величество»… И это умнейший вельможа моего двора. Чем согрешил я, что в моём королевстве не родятся дворяне, умеющие рассуждать? Как был бы я благодарен судьбе, будь у меня мудрый советник! Тогда мне не так страшно было бы умирать… Или это я столь глуп, что не могу понять, кто из моих вельмож одарён великим разумом? Как же счастлив мой племянник Максимилиан IV Пенагонский, у которого есть столь мудрый министр, как Клаудиус Корниль! Я уверен, что весь этот хитрый план разрабатывал именно он, - идея, возможно, зародилась в головах Максимилиана и Розалины, но детали продумал первый министр Пенагонии… Базиль вспомнил, как несколько лет назад он получил письмо, в котором Максимилиан и Розалина сообщили ему, что намерены воспользоваться глупостью короля Карла, и захватить значительную часть Абидонии. Базиль подозревал, что его сестра Розалина подталкивает племянника совершить этот рискованный поступок. Некогда красивая нежная мухляндская принцесса была помолвлена с абидонским принцем Луи, и в мечтах видела себя королевой Абидонии. Увы, мечты не всегда сбываются, - жених Розалины умер от болезни, а его младший брат, за которого хотели выдать мухляндскую принцессу, вызывал у неё столь сильный страх, что девушка наотрез отказалась выходить замуж за Филиппа Абидонского. В скором времени отец выдал Розалину за Донатиана Пенагонского, в браке с которым она прожила счастливые тридцать лет. Но, несмотря на удачное замужество, Розалина в глубине души жалела о том, что не стала королевой Абидонии – страны, в которую она влюбилась ещё в юности. После смерти мужа эти мысли все чаще навещали властную старуху, и когда несколько лет назад её сын предположил, что можно запугав трусливого Карла, вернуть Пенагонии земли за Пустым Лугом, старая королева заявила, что таким образом можно получить не только те самые спорные земли, а гораздо большую часть Абидонии. Ну а дальше именно Клаудиус Корниль нашёл нужного человека, некоего Анатоля Томе, - прославившегося спорными псевдоисторическими открытиями, который выполнил задание первого министра Пенагонии, полностью переписав историю Абеляндии. Вот только начало захвата абидонских земель вышло неудачным, - Максимилиан проиграл сражение при Пустом Луге, - но это не остановило короля Пенагонии. Сражение состоялось только из-за того, что агент влияния Пенагонии, - граф де Триган, - продажный фаворит абидонского короля, задержался из-за болезни в своём замке, - а будь он тогда в Клервилле, то убедил бы Карла отдать Пенагонии спорные земли. Поражение в битве только заставило Максимилиана быть осмотрительней, и обратиться за подмогой к своему дяде Базилю Мухляндскому. В награду за помощь королю Мухляндии причиталась половина Абидонии, тогда как другую половину Максимилиан хотел забрать себе. Чтобы запугать глупого Карла, короли Пенагонии и Мухляндии угрожая войной Абидонии, одновременно потребовали себе часть её земель, и при согласии сломленного абидонского короля нужен был лишь разумный компромисс для того чтобы под благовидным предлогом передать абидонские земли двум соседним королевствам, дабы не возмутить абидонцев. И вот этот-то компромисс, заключавшийся в женитьбе пенагонского и мухляндского принцев на абидонских принцессах, не слишком-то устраивал короля Базиля, давнего противника женитьбы сына на принцессе из безумного рода Мортирье. Король Мухляндии встал, прошёлся по своему кабинету, который не был похож на полупустой кабинет Карла V Абидонского, - здесь были книги, содержавшие сведения об истории и генеалогии, а также законах различных государств, и так же много различных карт. Взяв в руки копию карты Томе, на которой был начертан запад Абидонии, Базиль подошёл к окну, и долго рассматривал полуостров Веразур. - Только один этот райский уголок стоит женитьбы моего сына на Беатрис Абидонской, - промолвил Базиль, - но вместе с ним я получу еще много прекрасных земель! Сдаётся мне, что план де Курабье не так уж плох, - можно рискнуть, а в случае явного безумия абидонской принцессы не так уж сложно будет отделаться от неё! Приняв окончательное решение, Базиль пожелал сообщить о нем своей супруге. Он застал королеву в её покоях, за излюбленным занятием – вышивкой. Когда паж доложил о визите короля, Эухения отложила работу, встала, и поклонилась мужу. Это была молодая красивая женщина, которая по возрасту годилась не в жёны, а в дочери или внучки старому королю Мухляндии. Эухения Шампиньонская была похожа на свою старшую сестру Анну, - только кожа её была чуть смуглей, и волосы темней, нежели у покойной королевы Абидонии. Эухения лишилась матери в младенческом возрасте, да и старшую сестру помнила весьма смутно, однако Анна писала ей такие тёплые письма, что девочка заочно любила её, и считала близким человеком, несмотря на расстояние, разделавшее дочерей короля шампиньонского короля Губерта. Эухения была уверенна, что если её племянница станет её невесткой, жизнь королевской семьи не омрачат ссоры, - ибо королева считала, что Беатрис унаследовала характер своей матери. - Добрый день, Эухения, - я ненадолго отвлеку вас от ваших занятий, - сказал король, - ибо намерен сообщить вам своё окончательное решение: Беатрис Абидонская станет супругой Андре. - Ваше величество, как же я вам благодарна! - обрадованно воскликнула молодая королева. – Теперь я могу быть уверена, что у нашего сына будет замечательная супруга, ибо больше всего я страшилась, что вы выберете в супруги Андре дочь вздорной южноморской королевы, и тогда одном Богу известно, во что превратилась бы жизнь Андре. Я, как любая мать, хочу, чтобы сын был счастлив в браке. - Но почему вы так уверены в том, что Беатрис будет хорошей супругой? – спросил Базиль. - Ваше величество, я уверена в том, что нрав моей племянницы похож на нрав покойной Анны, к тому же вам известно, что Карл V всем сердцем любил свою жену, и, овдовев, чуть не лишился рассудка от горя. Полагаю, что любил он мою сестру не только за её красоту, но и за доброе сердце. - Как и я люблю вас, - прошептал в ответ король. - О, ваше величество, благодарю вас, - смущённо улыбаясь, ответила Эухения. - Если вы пожелаете, мы можем отправиться в монастырь святой Кларисс на богомолье, как вы давно хотели. - Благодарю, ваше величество, - моя душа успокаивается возле мощей святой, - ответила королева. - Завтра мы и поедем, - а сегодня у меня есть несколько неотложных дел. Посему, Эухения, я оставлю вас, - увидимся за обедом. - Как вам угодно, ваше величество. Базиль вышел из покоев супруги совершенно окрылённый, но через минуту упрекнул себя: «Старый дурак! Влюблен, как мальчишка в свою жену! Тебе о смерти впору думать, а ты всё мечтаешь, что супруга родит тебе еще одного сына!». Через некоторое время Базиль II получил письмо Карла V, в котором тот полностью признал его права на запад Абидонии, согласившись передать Мухляндии в качестве приданого Беатрис провинции Терлуэ, Форешене, Вертмонтань, Або-Прери, западную часть Валеаро и город Тернуар, Западную часть Мермонтань и Южных гор, а также полуостров Веразур. - Право же, план Максимилиана и его министра гениален, - усмехнулся Базиль, - я получу прекрасные земли, и вероятно, сумасшедшую невестку… Да, за всё приходится платить, но право, почему мой племянник заплатит меньше, чем я? Никто еще не обвинял принцессу Марию в недостатке ума… Король Пенагонии в свою очередь, получил письмо, в котором Карл перечислил приданое принцессы Марии – почти всю восточную часть Абидонии – провинции Тер-дю-Норд, Форе-д-Ориен, Эстаби, Эпинет, Интригань, Тервинь, Восточную половину Валеаро, и восток Мермонтань. - Клаудиус де Корниль, - мы в одном шаге от победы, - торжествующе произнёс Максимилиан, - Пенагония без единого выстрела приобретает огромные земли – которые ни один мой предшественник не смог бы завоевать! - Однако, ваше величество, следует помнить, что пока официальная передача половины Абидонии не состоялась, рано праздновать победу, - возразил первый министр. - Победа была бы, если бы ты не собирался женить своего сына на дочери абидонской тигрицы, - проворчала королева-мать. – Эта девица, вероятно так же хитра, как и её мамаша, и есть опасения, что в дальнейшем Гастон станет подкаблучником… - Матушка, ну что вы такое говорите, - Анна управляла Абидонией лишь из-за глупости Карла, - возразил Максимилиан, – мой сын достаточно умен, чтобы поставить женщину на место. - Надеюсь, что так, - буркнула Розалина, - во всяком случае, пока я жива, Мария будет заниматься исключительно рукоделием и молитвой. Тем временем Этьен де Триган в обстановке строгой секретности улаживал детали предстоящих помолвок абидонских принцесс. Он вёл переписку, и переговоры с послом Мухляндии, и де Скоре, выполнявшим обязанности пенагонского посла. Карл V, наученный Этьеном, хранил молчание, и избегал вопросов об отношениях с Мухляндией и Пенагонией. Даже Луи, опасавшийся войны, не смог ничего выведать у своего венценосного кузена. - Простите, ваше величество, - но мне известно, что вы получали письма от Базиля и Максимилиана, - не выдержал Луи, - скажите, чего они хотят от вас? - Всё узнаете, кузен, - всему своё время, - отвечал Карл. - Но они продолжают требовать наши земли? Что вы им ответили? - Герцог, - прошу вас, - настанет день, когда вы всё узнаете, но сейчас, ради пользы Абидонии, лучше не обсуждать эту тему. Наконец наступил день, когда граф де Триган посчитал нужным сообщить принцессам об их скором замужестве. Мария и Беатрис были вызваны в кабинет короля, где Карл решил сообщить им свою отцовскую волю. - Дорогие мои дочери, я должен сказать вам нечто важное, - но сначала вы обещайте мне, что до поры никому не расскажете об этом. - Обещаю, отец, - промолвила Мария. - Беатрис, ты поняла, чего не следует делать? – спросил Карл младшую дочь. - Да, ваше величество, - ответила девочка. - Запомни, - никому ни слова, - то, что я сообщу вам сейчас, знаю только я и граф де Триган. - Как вам угодно, - согласилась Беатрис. - Дорогие мои дочери, - произнёс, выдержав паузу, Карл, - вам скоро предстоит выйти замуж. Ты, Мария, станешь женой сына короля Пенагонии – принца Гастона, - а ты, Беатрис, выйдешь замуж за мухляндского принца Андре, сына короля Мухляндии Базиля и твоей тётушки Эухении. - Папа!.. – испугалась Беатрис. - Воля ваша отец, - гордо ответила Мария. Тем временем испуганная внезапным поворотом судьбы Беатрис расплакалась, - и Карл принялся ласково утешать младшую дочь. Вытирая слёзы девочки, он взглянул на Марию, и увидел, что принцесса торжествующе улыбается, словно она получила долгожданную награду. Успокоив Беатрис, Карл разъяснил принцессам, что в приданое они получат спорные земли, на которые претендуют Максимилиан и Базиль, и еще раз предупредив дочерей, чтоб они молчали о своих предстоящих помолвках, отпустил их. Придя в свои покои, Мария велела фрейлинам оставить её одну, и когда девушки ушли, принцесса, не зная, как выразить радость, принялась танцевать с воображаемым кавалером, а после, рассмеявшись своей выходке, и забравшись с ногами на кровать, села, обхватив руками колени, и погрузилась в мечты. Она много слышала о пенагонском принце Гастоне – про которого неоднократно рассказывал граф де Триган, а также многие путешественники, побывавшие в Пенагонии. Гастон был самым завидным женихом того времени – наследник престола, получивший разностороннее образование, говоривший на нескольких языках, игравший на лютне и флейте, прочитавший множество книг. Принц хорошо владел мечом, метко стрелял из лука, и был превосходным наездником, а еще он обладал привлекательной внешностью, и приятным характером – Гастон был сдержан, редко гневался, и имел замечательное чувство юмора. К тому же, несмотря на юный возраст, по слухам, принц был весьма галантным кавалером. Принцесса всегда считала, что именно он должен стать её мужем, - ибо Гастон и она были ровесниками, - но война между Абидонией и Пенагонией развеяла все надежды девушки, и Мария с горечью размышляла о том, что ей придётся выходить за кузена – сына её дяди – короля Шампиньонии, и уезжать в эту небольшую и бедную страну, или же за физически слабого хромого пухоперонского принца, а может быть, стать женой сына одного из так называемых «Северных королей». И вдруг такая удача! Девушку даже не смущало то, что после её свадьбы и свадьбы Беатрис Абидония потеряет шесть седьмых своих земель, и станет чуть больше, чем древняя Абия времён Одрика Первого. К сожалению, учёба по книгам Анатоля Томе дала свои печальные плоды...

Княжна: - Марк, - мой супруг дома? – спросила дворецкого герцогиня Инес, едва переступив порог особняка Мортирье. - Господин у себя в кабинете, - прикажете доложить ему, что вы вернулись? - Нет, не стоит… - пробормотала Инес, и почти бегом поспешила в кабинет мужа. - Луи!.. – воскликнула она, отворив дверь, - Я только что узнала… Это ужасно!.. - Инес, что случилось? – встревожился герцог, и, встав из-за стола, подошёл к жене - успокойтесь, дорогая, не волнуйтесь так… - Ох, Луи!.. – воскликнула женщина, - если б вы знали! Малышка Беатрис рассказала мне что… - внезапно Инес оборвала свою речь, и тревожно оглянулась вокруг, - а затем продолжила вполголоса: - Карл выдаёт дочерей замуж, – Беатрис за мухляндского принца Андре, а Марию за пенагонского принца, - но главное, - в приданое каждой принцессе он даст по половине Абидонии! - Что?!.. – растерялся Луи. - Я думаю, что это правда, - если конечно Беатрис не лишилась рассудка, - ответила Инес. - Последние несколько дней девочка была очень грустна, и казалось, что она много плачет тайком, - глаза её покраснели. Я решила расспросить Беатрис, - не скрою, что меня беспокоило душевное состояние принцессы. Сначала Беатрис не хотела говорить мне, но потом она не выдержала и рассказала всё, - по её словам, король объявил дочерям об их замужестве, но велел держать это в тайне. Беатрис тоже просила меня никому не рассказывать, - но я не думаю, что совершаю грех, рассказав вам, ибо не стоит молчать об опасности, которая угрожает всем нам и Абидонии. - Мужайтесь, дорогая, - суровым тоном произнёс Луи, - если это правда, Абидония на грани уничтожения, но мы сделаем все возможное, чтобы спасти нашу страну. Я немедленно еду во дворец, чтобы поговорить с королём – Бог даст, мне удастся убедить его величество не выдавать принцесс замуж на таких условиях. Тяжело вздохнув, Инес сбросила зимний плащ, и устало опустилась в кресло. - Поступайте, как хотите, - лишь бы вам удалось убедить короля не делать этого, - сказала она, - иначе Абидонии придёт конец. Явившись во дворец Пале, Луи застал Карла в компании графа де Триган, с которым король почти не расставался в последние дни. - Прошу вас, ваше величество, удостоить меня беседы с вами наедине, - ибо дело, которое привело меня к вам, семейное, и касается только нас двоих, - сказал Луи. Карл согласился с видимой неохотой, и попросил графа де Триган оставить его наедине с кузеном. Этьен вышел из кабинета короля, но остановился за дверью, и, не стесняясь стражи, стал прислушиваться к еле доносившимся из-за дубовой двери голосам короля и герцога де Мортирье. - Какое дело заставило вас потребовать беседы с глазу на глаз, кузен? – спросил Карл. – Верно, что-то очень важное? - Да, ваше величество, - ответил Луи, - важное. Это правда, что вы выдаёте ваших дочерей за сыновей Базиля и Максимилиана, дав при этом в приданое принцессам по половине Абидонии? - Д-данннет… - растерянно протянул Карл. - Простите, ваше величество, не понял, - да или нет? – переспросил Луи. - Н-нет. Нет, - повторил Карл, - с чего вы это взяли? - Я слышал об этом, - кратко ответил Луи. - Да что вы… Не может быть, - кто вам сказал такое? – неудачно попытался изобразить удивление Карл. - Ваша дочь Беатрис рассказала моей супруге. - А… а… да что вы… Беатрис такая фантазёрка!.. Девочка еще ребёнок, и слышала много сказок, в которых принцессам в приданое давали полкоролевства!.. Ваша супруга неправильно поняла принцессу, - Беатрис явно мечтала о том времени, когда выйдет замуж… - Карл был уверен, что выдумал убедительную отговорку, но Луи трудно было провести. - Моя жена заметила, что её высочество плакала несколько дней, - не похоже это на детские фантазии, - заметил Луи. - А… ну Беатрис часто плачет по совершенно ничтожным причинам, - вот и тогда она подумала, что через пару лет её выдадут замуж, и заранее стала плакать… А про приданное, - это её выдумка! - Мой венценосный кузен, при других обстоятельствах я бы поверил вам, но зная, что Максимилиан и Базиль требуют себе половину земель, и вы сочли их требования законными… простите, ваше величество, я не могу до конца поверить, в то, что слова принцессы всего лишь плод её фантазии. - Вы смеете сомневаться в словах короля? – возмутился Карл. - Только потому, что я знаю, как вы желали уладить земельные споры с королями Пенагонии и Мухляндии без войны, - ответил Луи. - Да я… я… Я ещё не решил, как поступать с этими землями, - но то, что дам их дочерям в приданое – это ложь! Кстати, подумайте, кузен, - что лучше, добровольно отдать земли, и остаться живыми, или потерпеть поражение в страшной войне, ибо воевать придется одновременно с Мухляндией и Пенагонией – разумеется, если я не найду способ решить это дело миром? - Лучше с честью отразить врага, чем добровольно отдать ему свои земли, - твёрдо произнес Луи, - позор тем, кто не хочет защищать свою страну! - Опять вы за старое… - вздохнул Карл. – По-вашему, лучше умереть, чем остаться живым. - Да, ваше величество, лучше умереть, чем жить, и видеть, как абидонские земли, завоёванные нашими предками, перешли нашим алчным соседям! Уж если суждено этому случится, то только тогда лишь, когда погибнет в бою последний абидонский воин! - О, господи, прав был Этьен… - пробормотал Карл, окончательно убедившийся в «безумии» своего кузена. - В чём он был прав? – спросил Луи, хорошо расслышавший слова Карла. - Да так… ничего особенного… Он знает, что вы любите войну… - Я люблю Абидонию, и буду защищать её, пока я жив, - ответил Луи. – Но оставим пока разговор о войне, ваше величество, - лучше скажите, неужели вам хватит столь малой страны, в которую Абидония превратится после того, как вы отдадите большую часть её земель? Каково это – стать королём древней Абии? - А мне и не надо много, - грустно ответил Карл – все равно, у меня нет наследника… - Вы ещё можете жениться, ваше величество, и ваша супруга может родить вам сына, - и что вы оставите ему? Он будет, подобно Одрику I королём небольшого королевства Абия или Тернаталь, как сейчас называется эта часть Абидонии? - Я не женюсь!.. – воскликнул Карл. - Это вам сейчас так кажется, кузен, - но через год-другой ваши планы могут измениться, - вот тогда вы и пожалеете, что отдали спорные земли… Подумайте, ваше величество, - ещё есть время, чтобы сохранить Абидонию, - вы женитесь, у вас появятся сыновья, и… - Я не женюсь!!! – закричал Карл, - слышите, никогда не женюсь!!! Никто не заменит мне Анну! Я отдам то, что останется от Абидонии в наследство своим дочерям, пусть поделят Тернаталь надвое, - но у меня не будет сына от другой женщины! Зачем вы терзаете меня!!! – после этих слов несчастный король разрыдался. Услышав крики, доносившиеся из-за двери, де Триган вбежал в кабинет короля. -Ваше величество, что случилось? – встревоженно спросил он. - Луи хочет, чтобы я… я женился!... – плача, ответил Карл. - Герцог, да как вы посмели! – вскричал Этьен. – Вы же знаете, как любил его величество покойную королеву! Вы знаете, что он до сих пор оплакивает её! Как могли вы ударить короля в самое сердце? Лучше вам уйти, и не показываться на глаза королю, пока он не простит вас, за столь неслыханную дерзость! Правда, ваше величество? - Д-да!.. – пробормотал, хлюпая носом Карл. Луи молча развернулся, и, поклонившись, вышел. Теперь он не сомневался в планах короля. *** Граф Бертран де Сириль и его сын Габриэль принимали в своём замке долгожданного гостя – Патрика де Сильвен, сына безвременно умершего друга Бертрана – Робера де Сильвен. Габриэль и Патрик были дружны с детства, но редко встречались дома, в родовых поместьях своих отцов, - общались юноши большую часть времени в Клервилле, и в замке Пенфорет, ибо Габриэль, так же как и Патрик, поступил на службу герцогу де Мортирье. Молодые люди долго пытались разгадать причину, по коей их отцы, между которыми никогда не возникало ссоры, почти перестали навещать друг друга в своих расположенных по соседству поместьях. Когда-то Бертран и Робер довольно часто ездили в гости друг к другу, но после женитьбы графа де Сильвен на Клод де Сурс Бертран побывал в замке Сильвен всего один раз, и в свою очередь Клод никогда не сопровождала мужа во время его поездок в замок Сириль. Была какая-то давняя неприязнь между семействами Сурс и Сириль, о причинах которой они не любили вспоминать, и Габриэль, пытавшийся узнать причину вражды, не добился от своего отца прямого ответа. - Не стоит говорить о них, сын, - знай только, что графы де Сурс могут вонзить нож в спину родственникам, - сказал Бертран. – Впрочем, я надеюсь, что Доминик, унаследовавший этот титул от своего деда, не будет похож на своих предков - он всё-таки сын Робера де Сильвен! Разумеется, мальчик должен приехать к нам вместе со своим братом. Но всё же не довелось Доминику навестить соседей – госпожа Клод, беспокоившаяся о здоровье сына, не отпустила его в замок Сириль: - Доминик всего три дня назад перестал кашлять, и если он в такой холод поедет к соседям, то может снова заболеть, - а я не хочу терять единственного сына! – тоном, не терпящим возражений, заявила вдовствующая графиня, и Патрик, не сумевший переубедить её, поехал в замок Сириль один. Обычно визиты к графу де Сириль и встречи с другом Габриэлем вносившие разнообразие в скучные зимние будни помогали Патрику развеяться, и юноша всегда в хорошем настроении возвращался домой. Но в этот раз посещение замка Сириль встревожило Патрика, ибо новости, которые рассказали ему граф Бертран и Габриэль, были поистине тревожными. Мадлен, старшая сестра Габриэля, вышедшая замуж за маркиза де Фронтье, чьё поместье располагалось у самой границы Абидонии, написала отцу и брату письмо, в котором сообщила, что поместья её мужа и имения соседей неоднократно подвергались нападениям пенагонских разбойников, которые были людьми герцога Парента, - дальнего родственника короля Максимилиана. Поместья Парента находились в Кро де Мусс – огромной низине в западной части Пенагонии, являвшейся, по мнению современных учёных кратером от падения метеорита в доисторические времена. Климат Низины Мхов всегда был суровым, и заморозки там происходили чаще, нежели на холмах и равнинах. Прошлой весной поздние заморозки уничтожили большую часть посевов, и бедствующие крестьяне не нашли лучшего выхода чем грабёж более сытых абидонцев. Но не это встревожило жителей абидонского пограничья – пугающим было то, что пойманные разбойники отрицали пересечение абидонской границы, утверждая, что занимаясь грабежом на пенагонских землях, к коим они относили провинцию Эпинет. - Герцог Парент сказал, что Эпинет принадлежал его предкам, - не могу же я сомневаться в словах моего господина! – дерзко заявил глава разбойничьей банды, - здоровенный сильный детина, год назад сражавшийся в дружине герцога в битве при Пустом Луге. Разгневанный такой дерзостью маркиз де Фронтье велел повесить разбойников, - но через десять дней пенагонские грабители появились в другой его деревне, и объявили, что крестьяне должны снабжать зерном их нового сеньора – пенагонского герцога де Парент. Такая преданность господину дорого обошлась людям герцога Парент, - от небольшого отряда грабителей осталось три человека, которые благодаря чуду или собственной трусости успели бежать, когда увидели, что сила не на их стороне. - Похоже, что король Максимилиан снова готовится к войне, раз даже пенагонский сброд утверждает, что Эпинет принадлежит Пенагонии, - сказал граф де Сириль, - и у меня есть основания опасаться, что следующая битва будет не за земли за Пустым Лугом, а за Эпинет… - Придворный учёный, историк Томе, написал в своей книге, что Эпинет, Форе-д-Ориен, Интригань, Эстаби и Тер-дю-Норд принадлежали ранее Пенагонии, - промолвил Патрик, - быстро же о его трудах узнали люди герцога Парент… Не удивлюсь, если за книги Томе заплачено пенагонским золотом! - Кажется, король Максимилиан сходит с ума – несмотря на памятное поражение его отца и свое собственное в прошлом году, он всё равно желает захватить абидонские земли, - заметил граф Бертран. Ну что ж, посмотрим, хватит ли у него прыти… - Прошу вас, граф де Сириль, если страшные известия о войне достигнут вас, уведомьте меня, послав гонца с письмом. То же я обязуюсь сделать для вас, - сказал Патрик. – Сейчас же мне лучше вернуться домой, и подготовить мой замок к возможному нападению сильного противника. - С Богом, Патрик! И всё же я надеюсь, что Максимилиан обломает себе зубы – такой пирог как Абидония, ему не съесть! Вернувшись в замок Сильвен, Патрик занялся подготовкой к его обороне, кратко объяснив Клод, что в Абидонию часто вторгаются пенагонские разбойники. О претензиях пенагонцев на абидонские земли Патрик решил пока умолчать, чтобы раньше времени не тревожить вдовствующую графиню. *** Сильная метель в конце февраля разразилась над востоком Абидонии, - злобная старуха-зима не желала уходить из этих краёв. Снежные хлопья засыпали лес и дорогу, украсив белыми шапками зубцы на башнях замков и крыши домов крестьян. Ближе к вечеру снежинки, похожие на пух тополей стали превращаться в ледяную крупу, больно бившую в лицо путникам, ехавшим в этот недобрый час по дорогам Эпинет. Ломовая лошадь, запряженная в небольшую телегу, медленно брела по заметаемой снегом дороге. Решив облегчить ношу лошади, три монаха шли пешком рядом с телегой, небольшой груз которой скрылся под снежным покрывалом. Проваливаясь по колено в снег, и дрожа от холода, братья молили Бога, что бы до полного наступления темноты они могли достигнуть замка, или придорожной харчевни, или хотя бы жилья крестьян, - иначе они могли выбиться из сил, и замёрзнуть. Господь услышал молитвы своих служителей – вскоре монахи увидали тусклое пятно света от фонаря, установленного в бойнице надвратной башни замка Сильвен. Стража впустила их в замок почти без расспросов, ибо три смиренных монаха никак не могли быть сообщниками пенагонских разбойников. Старший монах – чуть полноватый человек лет сорока пяти несказанно обрадовался, узнав, что замок, в который он попросился на ночлег, принадлежит графу де Сильвен. - Мы и держали путь сюда, - но из-за этой метели боялись, что сбились с пути! Сын мой, надеюсь твой господин сейчас дома? Я должен передать ему послание от герцога де Мортирье! - Следуйте за мной, отец, - в главную залу, - ответил управляющий – граф ждёт вас там. Вскоре продрогшие монахи очутились в зале, где жарко топился камин, и горели свечи. - Добро пожаловать, святой отец, - произнёс Патрик, - проходите к огню, согрейтесь. Как случилось, что вы оказались в наших краях в такую непогоду? - Господь вас благословит, граф, - ответил монах, - но я не отец, а всего лишь брат Жермен, из монастыря святого Ланса. А это мои спутники – брат Люк и брат Поль – путешествовавшие со мной в Клервилль. Сейчас мы возвращались в нашу обитель, но об этом я расскажу вам позже, ибо полагаю, что важнее всего для вас будет послание, которое просил вам передать герцог де Мортирье. - Письмо от герцога? – встрепенулся Патрик, - неужели что-то случилось в столице? - Не могу знать, - отвечал брат Жермен, протягивая юноше конверт, - по крайней мере, вроде всё там было спокойно, а более ничего не ведаю, ибо сидел я целые дни в зале, который король отвел для братьев, переписывающих книги Анатоля Томе, - и света белого не видал… С волнением Патрик сломал печать, - он чувствовал, что это письмо не несёт хороших вестей. Прочитав послание герцога, юноша чуть побледнел, но остался внешне спокойным. - Вы что-то говорили про книги Томе, брат Жермен? – спросил он. - Да! Томе учёный, которого ненавидят профессора из Университета, но трудами коеговосхищается его величество. Король хочет, чтобы в библиотеках всех монастырей были книги этого Томе, и он приказал настоятелям присылать в столицу братьев, которые должны переписать книги, и отвезти копии в монастыри. Томе лично проверял работу, - дабы убедиться, что при переписывании нет сокращений. - Что, он прочёл всю копию полностью? – усмехнулся Патрик. - Нет, но самые несуразные… простите, граф, интересные места книги проверял со вниманием. - Эта несуразная – то есть интересная книга называется «Подлинная история Абидонии»? – спросил Патрик. - Да, она самая, - сказал монах, и рассмеялся вместе с графом. – Прости Господи, - придётся мне каяться в том, что по приказу короля я пополнил библиотеку нашего монастыря писаниной этого скудоумного! Тем временем слуги подали ужин, и в залу вошли Клод и Доминик. Поприветствовав гостей, вдовствующая графиня забросала брата Жермена вопросами о Клервилле, и королевском дворе, - но монах, почти всё время занятый переписыванием книг, не мог удовлетворить её любопытство. - Жан, - отнеси письмо в мою комнату, – тихо сказал слуге Патрик. - Письмо? От кого? – спросила Клод, заметив конверт. - От герцога де Мортирье. – коротко ответил юноша. - Что герцог сообщил тебе? – не отставала Клод. - Он желает, чтобы я вернулся в Клервилль, сказал Патрик. - Ты уедешь? – огорчился Доминик, - но почему так скоро? - Герцог не вдавался в объяснения, но думаю, что дело важное. Если на днях не потеплеет, и снег не начнет таять, я отправлюсь в путь в самое ближайшее время, - в противном случае мне придётся ждать, когда дороги высохнут… Но, брат Жермен, вы не рассказали, как познакомились с герцогом, - сменил тему разговора Патрик. - В тот день господин Томе как раз одобрил копию книги, и я собирался уезжать в монастырь. Но, скажу вам, не столь уж я скромен, (моя вина!) чтобы умолчать о том, что после того, как Томе одобрил мой труд, я был представлен королю, и в присутствии многих вельмож его величество вручил мне дар для моей обители - поистине великолепную карту Абидонии. Карта эта – творение профессора Картографио, - и признаюсь, столь полной карты я не видал ни разу в жизни, хотя в нашем монастыре хранится много различных карт. На ней есть не только города, и замки знатнейших дворян, - но и все абидонские монастыри. Его величество просил передать сей дар настоятелю нашего монастыря – отцу Клименту. Тогда граф де Триган – влиятельнейший вельможа, - с такой хитрой улыбкой сказал мне: « Брат Жермен, монастырь святого Ланса хранит много книг с историческими преданиями, так вот и эта карта тоже вскоре станет историей». Простившись с его величеством, собрался я в дорогу, и, выехав из дворца, чуть не столкнулся с герцогом де Мортирье. Видел я его мельком в тот день, стоял он чуть в стороне от всех придворных, и показалось мне, господин граф, что… - брат Жермен, внезапно замялся, и оборвал свой рассказ. - Ну, так что же вам показалось, брат? – спросил Патрик, - расскажите уж мне всё, а если сболтнёте лишнее, - не страшитесь, я вас не выдам. - Как будто он в опале, граф, - похоже, что его величество недолюбливает своего родственника… Я даже сначала думал, что это какой-то случайно приехавший ко двору рыцарь, не являющийся роднёй, да и приближенным к королю. Но как назвал он мне своё имя, я даже растерялся немного, а пуще я пришёл в изумление, когда сказал герцог, что поджидал именно меня. «Вы, - спрашивает, – монах из монастыря Святого Ланса, что в Валеаро? Так заедете по пути в замок Сильвен, передайте письмо графу». И очень любезно объяснил, как сюда проехать, и даже вознаградил меня деньгами за лишние мили, которые мне пришлось пройти до вашего замка. Отправился я в дорогу, а у самого из головы почему-то не выходят слова графа де Триган об исторической карте… Что он имел ввиду? Сначала подумалось мне, что создание столь великолепной карты войдет в историю, - ну а потом… Знаете, слухами земля полнится, не пристало мне сплетни распускать… Так, слышал в одной придорожной харчевне, что пенагонцы наши земли отобрать желают… Не придал бы я тому значения, но в этой книге Томе называет восток Абидонии владениями пенагонских королей... Лживая это книжка, правду сказать, - и написать такое мог негодяй и предатель, отстаивающий интересы наших алчных соседей – Базиля и Максимилиана. Клянусь святым Лансом, сжег бы я её, - да страшно нарушить королевский приказ, - ибо по воле его величества распространяется книга сия по всем монастырям… А покровительствует негодяю Томе граф де Триган, - который, по его собственным словам, читает и перечитывает труды этого «великого учёного». То, что его величество поверил бреду Томе, меня не удивляет, - но возможно, что короля убедил де Триган, ибо всякому известно, как влияет на венценосца его фаворит… Вы понимаете, что я хочу сказать, господин граф? – понизив голос, спросил монах. - Брат Жермен, не только вы заметили, что граф де Триган – негодяй, - ответил Патрик, - ибо не может верный слуга короля восхищаться подобными книгами, и покровительствовать их автору. Герцог де Мортирье замечал и другие странные поступки графа де Триган, свидетельствующие о его ненадёжности… Но вы уверены, что герцог в опале? - Мне так показалось, господин граф, - но вот чем он разгневал короля, я не могу знать… Поздно вечером, когда гости отправились в отведённые им для ночлега покои, Патрик, поднявшись в свою спальню, еще раз перечитал письмо герцога де Мортирье. «Приветствую вас, мой верный друг граф де Сильвен! Грозовые тучи сгущаются над кораблём, и в скором времени он разобьётся о рифы на две части. Но можно ещё спасти его, если найдутся смелые люди. Когда станет возможно, возвращайтесь в столицу, - спасать тонущий корабль. Знаю, что скоро дороги наши превратятся в реки, и вероятно, сие произошло сейчас, когда вы читаете моё послание, - но как только сии реки высохнут, - спешите в Клервилль. Людовик, герцог де Мортирье». «Что хотел сказать герцог? – думал Патрик. – Тонущий корабль… Уж не Абидония ли это? Грозовые тучи – вероятно, война… Герцог и раньше говорил, что боится грозы на востоке… Его предположения как будто подтверждаются, - не зря же пенагонские разбойники вдруг стали называть Эпинет частью Пенагонии… в своей проклятой книге Томе тоже пишет об этом… Чёрт побрал бы, - да это же была подготовка к войне! Пенагония, верно потребует себе земли, указанные в книге… Герцог пишет, что корабль разобьётся на две части, - это значит… значит, что и Мухляндия, вероятно, потребует себе запад Абидонии! Теперь я не сомневаюсь, что «Подлинная история Абидонии» - это изложение планов королей Базиля и Максимилиана!». К утру буря стихла, воздух потеплел, и ледяная крупа сменилась дождём, который закончился с рассветом. Поблагодарив Патрика, монахи отправились в путь, желая как можно скорей достигнуть монастыря Святого Ланса. Патрик молил Бога, чтобы брат Жермен успел в монастырь раньше того дня, когда дороги превратятся в грязные реки. Через час после отъезда монахов, в ворота замка постучался посыльный от графа де Сириль, и передал Патрику ужасную новость о захваченной в плен дальней родственнице барона де Мартен. Дама, поместье мужа которой располагалось недалеко от пенагонской границы, решила отправиться к Святому Ручью, источник которого находился на окраине владений Патрика, недалеко от дороги. Легенда гласила, что лет двести назад там жил отшельник Теофил, которого ещё при жизни считали святым, ибо был он великим молитвенником, и исцелял болящих. Но однажды Теофил бесследно исчез, - и только родник, вода которого стала целебной, напоминал о том, что жил здесь некогда великий угодник божий. С тех пор жители Эпинет и соседних провинций часто приезжали к источнику, моля святого Теофила об исцелении. Баронесса де Верт, - родственница барона де Мартен, жаждавшая исцеления от мучивших её головных болей, к несчастью, даже не доехала до источника – в самом начале пути женщина попала в плен к пенагонским бандитам. Её муж заплатил огромный выкуп, и бандиты отпустили баронессу, но из-за нервного потрясения женщина слегла в горячке, и лекарь целую неделю боролся за её жизнь. - Так что мой господин велел передать вам, что раз уж такое началось, то лучше не отпускать графиню и вашего брата одних даже на прогулку, и усилить охрану замка, - потому что он опасается, что разбойники могут дойти и до нападения на замки соседей, - завершил свой рассказ посыльный. - Я напишу благодарственное письмо графу Бертрану, и Габриэлю, - ответил Патрик, - ибо у меня для них важная новость. – Ступай на кухню, тебя там накормят с дороги, - но не рассказывай моим слугам о происшествии с баронессой де Верт. Я не хочу, чтобы служанки, узнав от конюхов или кого-либо ещё, пересказали всё это графине, добавив для пущего ужаса вымышленных подробностей. Если надо будет, я расскажу ей обо всём сам. - Как вам угодно, граф, - ответил слуга, и удалился. Тем временем Патрик написал Габриэлю и его отцу краткое письмо: «Граф де Сириль, и мой друг Габриэль! Вчера мне доставили письмо герцога де Мортирье. Считаю нужным процитировать вам строки из него: «Грозовые тучи сгущаются над кораблём, и в скором времени он разобьётся о рифы на две части. Но можно еще спасти его, если найдутся смелые люди. Когда станет возможно, возвращайтесь в столицу, - спасать тонущий корабль». Речь здесь идёт, полагаю, об Абидонии. Герцог просил вернуться, как только станет возможно, - то есть высохнут дороги, готовые вот-вот превратиться в слякоть. Габриэль! Я не смею настаивать, но думаю, что и ты не захочешь отсиживаться в Эпинет, когда герцог считает, что надо быть в столице. Отправляясь в Клервилль, я дерзну по пути заехать к вам, - и если пожелаешь, то в столицу мы приедем вместе. Патрик, граф де Сильвен.» Через день после того, как это письмо было отправлено, весна вступила в свои права, и снег, таявший на холмах, превратил дороги Эпинет в череду небольших озёр талой воды и непроходимых болот, так что невозможно было и мыслить о возвращении в Клервилль. Но через две недели земля выпила всю талую воду, мимо замка Сильвен стали проезжать путники, и это значило, что на расстоянии нескольких миль дороги вновь обрели былую надёжность. Патрик готовился к отъезду, и, приводя дела в порядок, заглянул в старинный ларец с фамильными документами, которые по семейной традиции дозволено было читать лишь взрослому наследнику рода де Сильвен. Закрыв ларец, несколько веков хранивший тайны его предков, Патрик поставил его на столик, где лежало написанное графом завещание, - и тут в дверь постучал дворецкий Бертран. - Прошу прощения, ваша милость, тут возникло дело, требующее вашего решения… Но здесь автор должен завершить вторую главу, которая вместе с первой была всего лишь обширным отступлением, написанным так подробно для того, чтобы у читателей сложилось правильное представление о том, какова была политическая ситуация в Абидонии весной 1370 года. Автор также мог обойтись и без пролога, начав повествование с юности Карла Придурковатого, но в таком случае читатели непременно решили бы, что Этьен – главный герой нашего романа, и возможно, разочаровавшись, бросили чтение, узнав, что героем оказался малозаметный оруженосец герцога де Мортирье, - не столь интересная личность, как граф де Триган – историк, дипломат, и правая рука короля.

Княжна: Карта Анатоля Томе, использованная Максимилианом и Базилем, - указаны земли, на которые претендуют Пенагония и Мухляндия, и то, что останется от Абидонии в случае её разделения.



полная версия страницы