Форум » Фанфики » Тайна абидонской истории. Часть I. » Ответить

Тайна абидонской истории. Часть I.

Княжна: Часть I И вовеки веков, и во все времена Трус, предатель - всегда презираем, Враг есть враг, и война все равно есть война, И темница тесна, и свобода одна - И всегда на нее уповаем. В. Высоцкий. «Баллада о времени» В этот хмурый осенний день королевский дворец Пале привычно содрогался от ужаса. Король Филипп III снова был пьян и разъярён. Не так уж и много креплёного вина хватало для того, чтобы привести его величество в то состояние, когда человек становится похож на бешеное животное. Сжимая кулаки и издавая звериное рычание, Филипп расхаживал взад и вперёд по своему кабинету. - Проклятье!.. Ненавижу… Гнить ему дальше в своём гробу, пока я тут… - угрожающе пробормотал он. – Эй! Ты, там! Позови её величество и принца! – вдруг крикнул он слуге. Испуганный паж, быстро поклонившись, бегом бросился за королевой, и через десять минут её величество Агнесса вместе с пятилетним наследником престола Карлом предстала перед супругом. - Карл! Подойдите ближе, я хочу вам показать план крепости, в которой вы будете жить, когда достигнете совершеннолетия, - грубым голосом прорычал король. Но перепуганный ребёнок не сделал ни шагу. - Я кому говорю, ваше высочество! – еще громче и страшнее крикнул Филипп. - Дитя моё, подойдите к отцу, не гневите его, - негромко сказала королева, слегка подтолкнув ребенка вперёд, - идите, не бойтесь! Его величество заботится о вашем будущем… Подчиняясь мягкой просьбе матери, ребёнок, с трудом преодолевая страх, дрожа, пошёл к отцу. В огромных детских глазах застыл ужас, личико было бледным, - облик маленького принца мог вызвать сострадание у кого угодно, лишь только не у его полубезумного отца. Вид испуганного ребёнка подействовал на короля Филиппа, как красная тряпка на быка. - Трусливый щенок! – рявкнул король, - как ты можешь быть наследником престола?!! – Ты такой же урод, как твой покойный дядька Луи! Ты весь в него! Пенагонское отродьё, будь ты проклят! Принц, который был уже в середине просторного кабинета короля, в ужасе бросился бежать обратно к матери, а Филипп, окончательно разъярившись, схватил первое, что попалось под руку – бутылку, и в бешенстве запустил ей в ребенка. Тяжёлая пузатая бутыль разбилась о голову принца, мальчик упал, не издав ни звука, но как раненое животное, закричала королева, бросившись к телу сына, вид которого был ужасен – из огромной раны на голове текла кровь, смешиваясь с остатками вина из бутылки, и окрашивая светлые волосы ребёнка. Видя это страшное зрелище, несчастная мать решила, что её сын умер, или умрёт через несколько секунд, - его нельзя спасти, - ибо содержащая жизнь кровь уйдет из маленького тела через тяжёлую рану на голове. От той боли, испытывать которую может лишь мать, потерявшая ребёнка, хрупкая женщина утратила свой страх перед мужем: - Ненавижу тебя! Ты дьявол, убивший своего сына! – страшным хриплым голосом сказала она, обнимая окровавленное тело ребенка, и глядя прямо в глаза Филиппа. - Ах, ты с*ка! – воскликнул король, и, выхватив из ножен кинжал, метнул его в королеву. Кинжал угодил Агнессе в плечо, но женщина даже не вскрикнула от боли, ибо та боль, что была у неё на душе, сильнее боли от раны, нанесенной оружием. Она лишь опустилась на пол, чудом по-прежнему удерживая тело ребёнка в слабеющих руках. - Как ты смеешь, дрянь?!! Забыла, кто ты есть?! – кричал разъярённый Филипп, - как ты осмелилась, худородная, так разговаривать с потомком королей?!! Убирайся с моих глаз, тварь! - Кто-нибудь, - помогите! – собрав последние силы, позвала королева, чувствуя, что сейчас потеряет сознание. К счастью, среди придворных были бесстрашные рыцари. Двое вельмож, зная, что королева была вызвана к королю, решили остаться недалеко от кабинета его величества. Услышав крик королевы, они, не раздумывая, бросились на помощь и дерзнули без приглашения войти в кабинет короля, что было так же опасно, как и проникнуть в берлогу дикого зверя. Ужасное зрелище предстало их глазам – королева и принц, лежавшие на полу в луже крови, и обезумевший король, с пеной на губах бросавший, чем попадя в их, казалось, безжизненные тела. Рискуя жизнью, дворяне поспешно подняли на руки Агнессу и Карла, - и стремительно выбежали из королевского кабинета. Вдогонку им неслась чудовищная ругань помазанника Божия, но к счастью, его величество отказался от преследования своих подданных. Приступ гнева постепенно проходил, и король, тяжело дыша, уставился в окно, предаваясь мрачным воспоминаниям о тяжёлых минутах своей полной превратностей жизни. Ненависть к жене и маленькому ребёнку была лишь частью его ненависти ко всему миру. Филипп III Абидонский считал себя несчастнейшим человеком, которого все унижали с детства, и не понимал, что вследствие своих психических отклонений приписывает другим своё собственное отношение к окружающим. Сегодня он вспомнил покойного отца, короля Августа, чьи дела ему пришлось завершать. Одним из этих дел было возведение крепости, проект которой был создан еще при жизни Августа, но строительство было отложено после смерти короля. Рассматривая чертежи, Филипп вспомнил, что Август лично работал над проектом вместе с архитекторами, и он мог бы поклясться, что вот эти надписи на свитках сделаны рукой его отца. Неприятные воспоминания захватили разум короля, и даже бутыль вина не смогла развеять его мрачные мысли, а напротив, как мы видим, ещё сильней усугубила его тоску. Решив, что выстроенная крепость будет резиденцией принца, который станет уже достаточно взрослым к завершению строительства, Филипп поспешил ознакомить наследника престола со своими замыслами. Срочное объявление монаршей воли вылилось в описанную выше трагедию… Вспышки необъяснимой беспричинной неприязни к жене и сыну были следствием не совсем здоровой психики монарха, но своего отца, покойного короля Августа, Филипп ненавидел по настоящему, за своё несчастливое детство и загубленную юность. Сильнее чем отца он ненавидел только покойного старшего брата, который похитил всю отцовскую любовь, ничего не оставив маленькому Филиппу. Быть нелюбимым сыном – что ещё хуже этого? Только полное сиротство и беспризорное скитание по улицам – доля детей жалких бедняков. Так видел свою судьбу несчастный король Филипп III, - но это была лишь его не совсем трезвая оценка событий, весьма расходившаяся с действительностью. Отец Филиппа, покойный король Август, был женат дважды: первый раз на пенагонской принцессе Луизе, второй – на дочери абидонского аристократа Никола д’Арбр, красавице Маргарите. Брак с принцессой Луизой был политическим, заключённым по воле родителей, но вскоре Август полюбил свою жену: Луиза была добра, открыта, приятна в обхождении, образована, и вдобавок к этим качествам, очень красива. «Мой кроткий ангел» - так называл ее супруг, и это прозвище, несколько изменившись, прижилось при дворе – Луизу называли «Королева-Ангел». К сожалению, грешная земля – не место для ангелов, - все они, соскучившись по небесам, спешат вернуться домой. Луиза скончалась через несколько дней после родов, подарив стране наследника престола – принца Людовика, очень похожего на мать, ставшего для отца живым воспоминанием о безвременно ушедшей супруге. Несмотря на то, что король тяжело переживал смерть жены, он был довольно жизнелюбивым мужчиной, не способным раствориться в своём горе. Прекрасный пол ему также очень нравился, и Август не хотел оставаться вдовцом на долгие годы. Словом, через год король задумался о повторной женитьбе, и тут как раз Никола д’Арбр представил ко двору свою дочь, семнадцатилетнюю красавицу Маргариту. Мать девушки, Изабель де Нуар, погибла в результате несчастного случая, и Маргариту воспитывала бабушка по материнской линии – Жанна де Нуар. Король Август влюбился в яркую, красивую, темпераментную брюнетку, а его положение вдовца позволяло ему сделать королевой свою возлюбленную. В письме к своей сестре Софии, герцогине Южноморской, он написал следующие строчки: «Моя невеста, - сама жизнь, огонь, жаркая южная весна. Я никогда не встречал подобных ей женщин, все наши дамы в сравнении с Маргаритой – всего лишь холодные мраморные статуи». Увы, несчастный король глубоко заблуждался, принимая симптомы психической болезни своей возлюбленной за своеобразные особенности ее нрава. Август недолго наслаждался счастливой семейной жизнью, - вскоре после свадьбы Маргарита зачала ребенка, и во время беременности её характер стал стремительно портиться. Истерики случались каждый день, - королева постоянно чувствовала себя несчастной, обижалась по любому поводу, расстраивалась из-за пустяков, и тогда могла прорыдать полдня, проклиная свою горькую судьбу. Но самое страшное случилось после родов, - её величество не выносила одного вида сына, кричала, что ненавидит ребёнка, а однажды даже заявила, что новорожденного принца подменили. Ребенка пришлось держать подальше от матери, но это не вызвало улучшения её состояния – беспричинные истерики королевы сменились необузданными вспышками гнева, и скоро врачи признали Маргариту сумасшедшей. Королеву сначала держали взаперти в её покоях, а затем отправили в провинциальную королевскую резиденцию, - Ле Мюр-Эпе - старинный замок с толстыми стенами и крепкими решётками на окнах, охраняемый специально выделенным отрядом гвардейцев. В довершение всего, выяснилось, что мать её величества тоже была сумасшедшей, и не погибла от несчастного случая, как говорил ранее Никола д’ Арбр, а выбросившись в окно, покончила с собой в припадке такой же истерики, какие теперь наблюдались у Маргариты. Всё происшедшее сильно повлияло на короля. Август, казалось, постарел на несколько лет, и навсегда утратил свою былую жизнерадостность. В своей комнате он распорядился повесить портрет покойной королевы Луизы, и в тёплое время года перед ним всегда стояли цветы. Король считал, что предал покойную жену, поспешно женившись во второй раз, и теперь за это наказан свыше. Единственной радостью в его жизни стали дети, - вернее, его старший сын и наследник престола Луи – так похожий на свою кроткую мать. Филипп же рос неспокойным нервным и злым ребенком, подверженным капризам и крайне непослушным. Король опасался, что его младший сын пойдёт по стопам своей матери, (на которую Филипп был также похож, как и Луи на свою) и со временем сойдёт с ума. Беспокойство короля усилилось, когда тревожные новости пришли из провинции – выяснилось, что Жанна де Нуар – бабка королевы Маргариты с особой жестокостью истязает крестьян. Подобный произвол обычно не наказывался в то тёмное время, однако в этом случае количество жертв вдовствующей графини де Нуар не могло остаться незамеченным – безумная старуха умертвила почти целую деревню. Встревоженный король велел поднять архивы, и исследовать генеалогию семейства де Нуар, - и тут выяснилось, что безумие в крови у этого наказанного Богом в далёкой древности рода, - большинство дам сходили с ума с теми же признаками, что были и у королевы Маргариты. В ужасе был и граф д’Арбр – он не подозревал об этом, когда его отец велел ему жениться на Изабель де Нуар. К счастью, не сохранилось преданий о явном безумии мужчин этого рода, однако многие из них удивляли современников своей жестокостью. И теперь король Август подозревал, что Филипп будет столь же жестокосердным, как и многие его предки по материнской линии. Старший же сын, Луи, радовал короля Августа безмерно: умный, благородный и красивый принц был всеобщим любимцем, и верным помощником отца. Принц любил учиться и читать, проводя много времени в дворцовой библиотеке. Но когда случилась война, он показал себя бесстрашным в бою, равно как и его младший брат. Разница была только в том, что на войне Луи никогда не проявлял жестокости, а Филипп был готов напрочь вырезать население на захваченной территории. Наследник престола едва смог остановить кровопролитие и мародёрство, которое чуть было не учинил Филипп на присоединённых к Абидонии землях, из-за коих Абидония и Мухляндия ссорились на протяжении уже нескольких веков. Война завершилась тем, что две страны, бывшие родственными друг другу и некогда составлявшие одну империю вместе с Пенагонией, заключили мир. Вскоре после окончания войны мухляндская принцесса Розалина была помолвлена с Луи, и в их грядущей свадьбе жители обоих королевств видели залог мира и прекращения военных конфликтов из-за спорных земель. Помолвка эта серьёзно ранила Филиппа – он не был равнодушен к прекрасной Розалине, и возненавидел своего благородного брата еще сильнее. Для ненависти к Людовику у Филиппа было много причин: любовь отца, большей частью доставшаяся Луи, уважение общества – Людовик был любим и народом, и дворянами, чего нельзя было сказать про Филиппа, - (но в этом последний был сам виноват, его злобный характер не способствовал народной любви и уважению), а вот теперь и помолвка брата с Розалиной. Было ещё одно обстоятельство - подозрительный Филипп почти уверил себя в том, что его мать заключена в далекой крепости не потому, что сумасшедшая, а лишь из-за того, что утратила расположение венценосного супруга. Через полгода должна была состояться свадьба Луи и Розалины, но – увы! Луи заболел, по предположению историков чахоткой, торжество решили перенести на то время, когда принц поправится, но через несколько месяцев он скончался. Горе отца и скорбь народа были безмерны. Наследником престола стал Филипп, и тут его сердце согрела надежда: по распространённому обычаю, невесты умерших принцев часто становились женами их младших братьев. Но Розалина решительно заявила своему отцу, - мухляндскому королю Антонину II, что никогда не выйдет замуж за Филиппа, прославившегося уже тогда, в его юные годы своей жестокостью. Убедительным аргументом послужило также и то, что Филипп – сын сумасшедшей королевы, которая, к тому же, не принадлежала к королевской династии. Мухляндский король, подумав, согласился с дочерью, и в скором времени выдал её замуж за пенагонского принца Донатиана. Это стало ударом для Филиппа, и он хотел снова начать войну между Абидонией и Мухляндией, но его удержал от этого король Август. По настоянию отца принц женился на придворной даме Агнессе де Прентан, чью генеалогию придирчиво исследовал король, опасаясь повторения истории с безумной королевой. Несмотря на то, что Филипп женился на первой красавице Абидонии, его самолюбие было уязвлено тем, что его посчитали недостойным принцессы, в чьей родословной с обеих сторон были короли. Филиппу невозможно было понять, что лишь из за его жестокости Розалина побоялась стать его женой, отказ мухляндской принцессы младший сын абидонского короля воспринял, как доказательство своей неполноценности. Да и король Август не хотел женить сына на иностранной принцессе, тем самым подтвердив, что Филипп недостоин такой чести. (То, что Абидонские монархи через одного женились на своих подданных, не убеждало Филиппа в правильности поступка его отца). Впоследствии Филипп часто срывал зло на своей терпеливой супруге, называя королеву плебейкой, недостойной короны, а свой брак мезальянсом. Не известно, почему в этот роковой день король назвал сына «пенагонским отродьем» - точно так же, как в юности обзывал Людовика, - вероятно, Филипп спьяну решил, что маленький Карл похож на своего покойного сводного дядю, чего в действительности быть не могло. Оскорбления сии были нелепы, - ибо пенагонская кровь текла в жилах принца Карла, точно так же как она текла в жилах его отца и деда – бабушка короля Августа была пенагонской принцессой. Принц Карл внешне походил на своего деда и прадеда – короля Августа II и его отца, что также не способствовало большой отеческой любви Филиппа. Король был уверен, что причина трусости ребёнка – в его не похожести на отца, а не в следствие грубого и жесткого обращения. Надо сказать, что маленький Карл был обычным резвым ребёнком в присутствии своей няни и матери, но цепенел от ужаса, едва завидев отца. Да что говорить!.. Взрослые люди, отважные воины, и мудрые государственные мужи – и те боялись его величество Филиппа III, прозванного впоследствии Кровавым. После смерти отца, который всего на один год пережил любимого старшего сына, Филипп унаследовал престол. Первым делом он поехал в Ле Мюр-Эпе, где содержалась в заключении его мать, уверенный, что освободит из тюрьмы несчастную женщину, оболганную её мужем. Последние годы Филипп не допускал даже и мысли о безумии королевы Маргариты. Ситуация усугубилась тем, что Август при своей жизни запретил принцу Филиппу видеться с безумной королевой, опасаясь, что Маргарита может наговорить сыну небылиц о жестоком супруге, заточившем её старом замке, а Филипп, находясь в плохих отношениях с отцом, будет рад поверить безумной матери. Филипп убедил себя, что это решение короля Августа было продиктовано желанием скрыть правду о здравом уме королевы. Увы! Он жестоко обманулся в своих ожиданиях. Когда приставленный к королеве-матери лекарь впустил Филиппа в ее покои, молодой король невольно содрогнулся, увидав худую женщину с распущенными непричёсанными волосами и безумным взглядом. - Дед? Ты откуда здесь? – спросила она, приняв Филиппа за своего деда де Нуар. - Простите, матушка, вы меня не узнали. Я ваш сын Филипп, волей Божией теперь король Абидонии. - Ха-ха-ха! – страшным смехом рассмеялась Маргарита. – Мой сын! Мой сын ещё младенец, и он выпил всю мою кровь в тот день, когда родился! Право, дед, глупо тебе представляться своим правнуком. И разве ты не умер? Я же помню, что хоронила тебя, когда была ещё ребёнком десяти лет! Как ты выбрался из ада? А! Ты пришёл за мной?! Забери сначала этого болвана Августа! Слышишь, забери его! Иди за Августом, - немедленно!!! Перепуганный Филипп выбежал из комнаты. Когда лекарь и сиделки успокоили Маргариту, Филипп попросил медика спокойно поговорить с венценосной пациенткой, и объяснить ей, что её сын вырос и стал королём, а внешне он похож на деда её величества. Но королева была невменяема, и только повторяла, что ненавидит своего сына, испортившего ей жизнь. С тяжёлым сердцем вернулся Филипп в столицу – нелегко было ему признать, что его мать и вправду сумасшедшая. Собравшись, он отправился в родовое имение де Нуар – теперь королевскую вотчину. Его прабабушка умерла несколько лет назад, и последние годы жизни она, как и Маргарита, была заперта в родовом замке под наблюдением лекаря. Король в сопровождении управляющего поместьем обошёл весь замок, но сразу не смог найти портрета своего прадеда. Наконец портрет был обнаружен в платяном шкафу Жанны. Взглянув на портрет, Филипп ужаснулся – ему казалось, что на старом холсте изображён он сам – столь великим было сходство: фигура, черты лица, и злобный взгляд чёрных глаз под нахмуренными бровями. Густая черная борода прадеда придавала ему ещё более устрашающий вид, - и, что было самым пугающим, - король носил точно такую же, несмотря на то, что в это время бороды у абидонских дворян не были в моде. Король невольно подумал, что у него очень много общего с его предком, но это не обрадовало его. Филипп знал, что граф де Нуар был крайне жестоким человеком, а его супруга Жанна была вдобавок его же кузиной, - оба они были ветвями испорченного давним проклятием фамильного древа. Отец Жанны отличался жестокостью, его сестра была спокойна и уравновешена, возможно, потому что она умерла в юности, не дожив до помутнения рассудка, но бабка Жанны сошла с ума в старости. Отец графа де Нуар также не отличался кротостью, и его бабка так же была крайне импульсивна, но она, как и тетка Жанны, не дожила до старости. Соединение двух ветвей рода привело к ослаблению потомства, - бабка и мать Филиппа лишились рассудка в молодости. Терзаемый тяжёлыми мыслями, король вернулся в столицу. Его беспокоило возможное рождение дочери – и опасения подтвердились, через месяц королева разрешилась от бремени девочкой, которая, к счастью отца, не прожила нескольких часов. - Для неё смерть – великое благо, ибо её ждало бы безумие и заточение, как и мою мать, - сказал Филипп, пытаясь утешить жену. К счастью, вторым ребенком был мальчик – наследник престола Карл. Затем родился ещё одни мальчик, но он прожил всего три месяца. Впрочем, Филипп и Агнесса надеялись, что у них ещё родятся сыновья. Но в тот злополучный день король убил всех своих будущих детей… Когда вельможи ворвались в кабинет короля, чтобы спасти королеву, в первый миг они подумали, что Агнесса и Карл убиты – окровавленная Агнесса лежала на полу, без чувств, но держа в объятиях своего ребёнка, чья белокурая головка была залита кровью. Вынеся из кабинета королеву и принца, они поспешили отнести Агнессу и Карла в их покои, по дороге крикнув лакею, чтобы срочно бежал за придворным медиком. Осмотрев королеву, лекарь понял, что она легко ранена, быстро привел Агнессу в чувство, и перевязал ей рану. Королева была вне опасности, но принц… Лекарь сомневался, что ребенок, получивший такую страшную травму, выживет. Тем не менее, он делал всё возможное, чтобы спасти наследника престола. Надо отдать должное искусству придворного медика, он спас жизнь Карла. Поздно вечером принц пришёл в сознание, но целый месяц лежал в лихорадке, и королева, которая страдала от раны и была слаба от потери крови, не отходила от кроватки сына. Агнессу мучал страх за жизнь сына, и страх за его рассудок: каким станет Карл, если выживет? От такого удара по голове можно лишиться разума. Болезненное состояние, тревога и переутомление сделали своё дело: Агнесса потеряла ребёнка, которого ожидала уже третий месяц. После этого она больше не смогла зачать снова. Принц Карл был её единственным выжившим сыном. Возможно, что это было к лучшему: в семье могли родиться дети, унаследовавшие безумие графов де Нуар. Несмотря на то, что безумный род де Нуар более не смог отравлять своими генами род абидонских королей, опасностьвырождения, или пресечения династии, нависшая над королевским домом, не миновала. Здоровье принца Карла оставляло желать лучшего. Когда горячка, месяц терзавшая ребёнка, отступила, Карл не смог подняться с постели. Ещё два долгих месяца принц лежал пластом, жалуясь на головную боль. Несчастная королева опасалась, что её единственный сын всю оставшуюся жизнь проведёт в постели. Но наконец, принц стал вставать, проявлять интерес к играм, а затем и выходить в дворцовый сад на прогулку. Несмотря на улучшение здоровья, психика Карла заметно пострадала: ребёнок, ранее боявшийся только отца, теперь превратился в нервное запуганное существо, приходившее в панический ужас по любому поводу. Темнота, раскаты грома, большая собаки, даже не проявлявшие агрессии, вызывали у ребёнка истошный плач, и попытки спрятаться от опасности. Но особенно пугали Карла пустые старинные доспехи, стоявшие по углам в галереях дворца. Само собой разумеется, что мужчины в доспехах казались ребёнку страшнее пустой брони с кольчугой. Когда принц подрос, и пришло ему время учиться, выяснилось, что учёба даётся ему с великим трудом, и занятия чтением и письмом вызывают страшное утомление. Арифметика также тяжело давалась принцу, но страшнее всего была история – предмет, которому уделялось особое внимание. Принц совершенно не запоминал даты, путался в семейных связях предков, а правители с одинаковыми именами вовсе сбивали ребёнка с толку: например, Филиберт I, Филиберт II, и Филиберт III долгое время оставались для Карла одним королем. Вскоре пришло время, когда юный принц должен был впервые надеть кольчугу и начать учиться владеть оружием. Это зрелище вызывало жалость… Карл боялся одного вида меча, а теперь ему пришлось взять в руки облегчённый учебный, но, тем не менее, страшный меч, и учиться отражать удары противника. Наблюдая с балкона за тренировками сына, Филипп III в гневе сжимал кулаки, и проклинал свою несчастливую судьбу: он видел, что из его трусливого сына не выйдет доблестного рыцаря. Плохая учёба принца тоже вызывала гнев и огорчение короля, предвидевшего, что Карл не сможет стать достойным правителем Абидонии. Понимал ли жестокий король, что травма, нанесённая его собственной рукой, стала причиной слабоумия и трусости принца? Трудно сказать. Возможно, что в глубине души он осознал это, и муки совести неоднократно вынуждали его искать утешения в бутылке, и затем пугать привычными вспышками гнева придворных.

Ответов - 5

Княжна: Прошло десять лет с того страшного дня, когда Карл получил травму, последствия которой остались на всю его жизнь. Снежным февральским утром королева Агнесса стояла у приоткрытого окна, наблюдая, как его высочество вместе с юными дворянами строил снеговую крепость. Затем молодые сеньоры затеяли игру в снежки, разделившись на две партии – защитников крепости, и врагов, напавших на белую твердыню. Принц Карл оказался в числе защитников, а капитаном неприятеля был лучший друг принца Этьен де Триган. Недолго было суждено держаться защитникам снеговых бастионов, - Карл, боявшийся града холодных снежков, скоро сдал крепость. У него просто не хватило сил отстоять холодные стены, и крайне утомившись, он выкинул белый флаг. - Победа! – кричал Этьен де Триган, - я взял твердыню, считавшуюся ранее неприступной! - Ну, скажем, не ты взял, а мы взяли, – недовольно сказал кто-то из партии нападавших. - Ну, да, да, конечно, - поспешил согласиться Этьен. – Ваше высочество! Теперь вы мой пленник! За сколько вы купите свою свободу? - Назначите цену, граф, - задыхаясь, промолвил, Карл. - Цена вашей свободы – совместная охота! – смеясь, сказал де Триган. - Хорошо, - тяжело вздохнув, согласился принц. После этого весёлая компания вернулась в замок, а королева продолжала стоять у окна, хмурясь, и сжимая в руках веер. Ей не нравилась дружба ее сына с графом де Триган. Этьен де Триган был единственным отпрыском старинного графского рода, унаследовавшем титул своего отца, умершего год назад. Родовое поместье его находилось в провинции Интригань. Поговаривали, что некогда это семейство было богатым, но несколько веков назад разорилось. Последние графы де Триган были заняты на государственной службе, и большую часть жизни проводили в столице, лишь изредка наведываясь в свой замок. Этьен, которому недавно исполнилось девятнадцать лет, успел поучаствовать в военной кампании, и отличился храбростью на поле битвы. Но юноша был не только отважным воином – Этьен отличался блестящим образованием, редким для большинства дворян той эпохи. Особенно он любил изучать историю, и увлекался генеалогией станинных дворянских родов. Если он любил охоту, то ещё более он любил проводить время в библиотеках за чтением старинных книг. Внешность юноши была привлекательной – стройная фигура, пышные русые волосы, приятное лицо с правильными чертами, и карими глазами. Но настороженный, внимательный и тяжёлый взгляд темных малоподвижных глаз молодого человека невольно портил положительное впечатление, которое создавалось у окружающих при первом взгляде на красивого юношу. Казалось, что Этьен замышляет что-то недоброе, или скрывает какую-то страшную тайну. И надо сказать, что Этьен и в самом деле не был простаком: он полностью подчинил себе глуповатого принца Карла. Дошло до того, что Карл стал разделять интересы Этьена – его любовь к охоте, и чтение исторических книг, - то, что ранее так было отвратительно принцу. Правда, охотник Карл был из рук вон плохой, а чтение старинных книг по истории вызывало у него сонливость и головную боль, но, тем не менее, он пытался подражать графу де Триган, восхищаясь умом и отвагой своего друга. А хитрый Этьен предвкушал своё блистательное возвышение, великолепную карьеру, которую он может сделать, управляя слабым и нерешительным будущим королём Абидонии Карлом V. Но самонадеянный юнец забыл, что это очевидно не только ему, но и ныне здравствующим венценосным родителям принца. Стремительно войдя в просторный мрачноватый зал, Филипп сразу заметил Агнессу, стоявшую у окна с хмурым видом. - Вы тоже всё это видели? – спросил он. – Пора мне заняться этим наглецом де Триганом. Куда мне отправить его – в родовой замок, или на плаху? - Ваше величество! – испуганно воскликнула королева. - На плаху я его отправлю в том случае, если дождусь небольшого проступка с его стороны, и раздув бурю в стакане воды, объявлю его государственным изменником. Более простой способ избавиться от графа – сослать его в поместье, не объясняя причины. Но я решил поступить иначе, - торжественно произнес король. – Мальчишка умён и хорошо образован. Пусть делает карьеру подальше от Абидонии. Я намерен отправить его в Мухляндию в составе нового посольства. - Мудрое решение, ваше величество, - ответила королева. – Молодой де Триган принесет больше пользы отечеству, служа за границей, нежели оставаясь здесь. Через полчаса Этьен покорно выслушал приказ короля отправляться в Мухляндию. И хотя многие друзья молодого человека позавидовали ему – не каждому выпадет шанс начать дипломатическую карьеру за границей, де Триган был подавлен, понимая, что попал в опалу - юноша догадался, что под благородным предлогом его высылают из страны, опасаясь его влияния на принца Карла. Поздно вечером глубоко огорчённый разлукой с другом принц обратился за помощью к королеве. - Матушка, - робко произнес Карл, - вы слыхали, что отец намерен отправить в Мухляндию графа де Триган? - Разумеется, ваше высочество, и я полностью поддерживаю решение короля. - Как?! – воскликнул Карл, - матушка, почему вы?!. – потрясенный принц даже не смог закончить фразы. - Ваше высочество, граф де Триган должен послужить Абидонии, и при его уме трудно найти лучшего для него дела, чем служба в посольстве. - Матушка, поймите… Прошу вас… Я так надеялся, что вы мне поможете… Уговорите отца изменить решение отправить Этьена в Мухляндию… - Карл, я не понимаю вас. Вы что, хотите, чтобы граф де Триган не занимался карьерой? Вы хоть понимаете, какая это честь для него? Многие сыновья знатных вельмож мечтали бы оказаться на его месте. Иные дворяне с трудом добиваются подобной должности для своих сыновей. И сейчас, когда у Этьена такая бластящая будущность, вы хотите оставить его ни с чем? - Матушка… Я не вынесу разлуки с другом… Я не смогу… - Глупости! Что значит «не вынесу»? Вы мужчина, а мужчины не произносят таких трусливых слов. В конце концов, через несколько лет вы увидитесь снова. - Матушка… - повторил Карл, и, хлюпая носом, заплакал. - Ваше высочество, - строго сказала Агнесса, - держите себя в руках. Не вижу причины для слез. Ступайте к себе, и успокойтесь. Этот совет, данный столь холодным тоном, отнюдь не успокоил Карла. Ещё громче заплакав, принц собрался уходить, но, подойдя к двери, обернулся, и прерывающимся голосом сказал: - Я думал, что вы мне поможете… Но вы, матушка, заодно с отцом… Я не … ни за что… не … не могу… Ы-ы-ы-ы-ы!!! – не договорив, принц заревел, как ребенок, и выйдя из покоев королевы, громко хлопнул дверью. Пуская пузыри из носа, размазывая слезы по щекам, Карл медленно шёл коридорами дворца Пале. Придворные кланяясь, опускали глаза, стараясь не смотреть на зарёванное лицо принца, но делали это привычно, не смущаясь, ибо такое поведение наследника престола не было чем-то из ряда вон выходящим. Все свыклись с тем, что его высочество Карл часто ведет себя не в соответствии со своим возрастом. Карл был до того огорчён, что сразу не заметил графа де Триган. Этьен, которой был осведомлен о задуманном принцем разговоре с королевой, понял, что попытка Карла не увенчалась успехом. Впрочем, Этьен и не сомневался в подобном исходе дела, к тому же он понимал, что отправка за границу была продиктована неожиданной милостью короля. Будь Филипп в дурном настроении в момент решения судьбы Этьена, возможно, что граф де Триган в этот час находился бы в тюрьме, откуда вышел бы только на плаху. Успокаивая принца, как малого ребёнка, Этьен говорил, что возможно, разлука друзей послужит им во благо, ибо трудности делают людей только сильнее. На следующий день граф отправился в своё поместье, - привести дела в порядок и отдать управляющему необходимые распоряжения, а через месяц он, простившись с принцем, покинул Абидонию. Прощание друзей было трогательным, его высочество снова плакал как ребёнок, да и Этьен вытирал невольно набежавшие слёзы. Ему было трудно представить, что ближайшие несколько лет он не увидит родного поместья, не поднимется на высокую башню родового замка, и не будет прогуливаться по улицам Клервилля, - уже в четырнадцатом веке бывшего одним из красивейших городов Европы. Выехав из столицы, де Триган обернулся, в последний раз взглянул на городские стены, и прошептал: - Я клянусь, что верно буду служить тебе, Абидония! Если я нарушу клятву, то пусть умру, опозоренным и проклинаемым, чтобы имя моё стало символом подлости и предательства! В Мухляндии юному графу поначалу было очень трудно: оказавшись в незнакомой стране, и заняв ответственную должность помощника посла, юноша большую часть времени посвящал работе, опасаясь, что может не справится со своими обязанностями. Ему казалось, что ближайшие годы пройдут в рутинных делах, и он не сможет уделять время изучению истории. Но, через два месяца Этьен освоился, обрёл уверенность в своих силах, и стал уделять время своему хобби. К тому же ему крупно повезло: король Мухляндии Базиль II собрал в своём дворце огромную по тем временам библиотеку, разрешив доступ в неё всем придворным, - неслыханное новшество по тем временам, ибо раньше королевские книги считались неприкосновенной собственностью мухляндских королей. Этьен с удовольствием проводил время в библиотеке среди множества старинных бесценных книг, прикованных цепями к громоздким стеллажам. Были там и старинные поэмы, и религиозные сочинения, философские трактаты, летописи и энциклопедии. Стоит ли говорить, что граф де Триган значительно улучшил свои познания в истории? Так прошло два года. Однажды граф обнаружил в библиотеке старинную книгу, которая датировалась концом одиннадцатого – началом двенадцатого века. Это был перечень, в который монах Рауль вносил фамилии и гербы знатных семейств Мухляндии. Если быть точным, то Рауль составил справочник в конце одиннадцатого столетия, но последние листы книги заполняли другие писцы в более позднее время. Последняя запись в конце книги была сделана в 1156 году, предпоследняя – в 1135. Запись, датированная 1135 годом, гласила: «Мария Эксиль, её сын Эдуард и внук Орелин Эксиль» - родственники мухляндского королевского дома. Запись, сделанная более двадцати лет спустя: «Орелин де Перрин» - родственник мухляндского королевского дома, ныне проживающий в Пенагонии. Первая запись не была для Этьена неожиданностью, но вторая как громом поразила его. Граф понял, что он сделал великое открытие, ибо информация, заключённая в этих скупых строках, не была известна абидонским историкам. Но было ещё кое-что, заставившее сердце графа чуть не выскочить из груди: между последними страницами с этими надписями был вложен кусок пергамента, представлявший собой письмо, которое написал Орелин де Перрин, и отправил с посыльным в Мухляндию. Поступок этот, возможно, был необдуманным, и юноша значительно рисковал, но поступить по-иному он не мог. «Ваше величество, благородный король Ив! Да благословит вас Господь за благодеяния, оказанные мне, и пошлёт он процветание и наследника мухляндскому трону. Благодарю господа Бога и вас, сделавшего всё возможное для моего успешного путешествия. Как и было задумано ранее, выехал я под чужой фамилией в Южноморье, а оттуда кораблём в Шампиньонию, а там уж достиг Пенагонии, где ласково встретил меня и бабушку мой родственник граф де Перрин. Он дал мне свою фамилию, дабы скрыть моё происхождение. К несчастью моему, долгий путь оказался слишком труден для бабушки, и через месяц по прибытии в Пенагонию она скончалась. Но я благодарю судьбу, что перед смертью она увидела графа де Перрин, с коим не виделась более двадцати лет. Теперь, благодаря провидению, я зовусь шевалье де Перрин, и я подданный Пенагонии. Засим прощаюсь, ещё раз пожелав вам благополучия, а вашей прекрасной стране процветания. Храни вас Господь. Навеки благодарный Орелин де Перрин.» Перечитав письмо несколько раз, Этьен вытер выступивший на лбу пот. Руки его дрожали, дыхание прерывалось. Ещё бы! Сейчас он приподнял занавес, который двести лет скрывал великую тайну абидонской истории. Немного успокоившись, де Триган ещё раз прочитал письмо и последние записи в книге. Почерк, которым была написана запись, датированная 1156 годом, показался ему знакомым. Ах да! Он же видел его в рукописной книге со стихами короля Ива, самолично записывавшего свои простенькие стихи в огромную книгу, обложка которой была украшена позолотой. Вероятнее всего, король Ив, получив письмо Орелина, вписал новое имя юноши в старый перечень, и, закрыв книгу, по рассеянности оставил письмо в ней. Открытие Этьена было важным не только для историков, но и прямо касалось абидонской королевской семьи. Де Триган невольно представил, как сообщит об этом королю Филиппу. Но любое открытие – ничто без вещественных доказательств. Какие же доказательства предъявит королю граф де Триган? Самое лучшее из них лежит сейчас перед ним на страницах старинной книги, в виде небольшого листка пергамента. Быстро оглянувшись, Этьен убедился, что в библиотеке никого нет кроме пожилого смотрителя, дремавшего сейчас за столом недалеко от входа. Недолго думая, граф спрятал листок пергамента за ворот сюрко. Совесть не мучила его. Он бы украл и книгу, но увесистый том невозможно было незаметно вынести из библиотеки. Всю ночь граф де Триган не мог заснуть – радость открытия не позволяла ему сомкнуть глаза. Наконец, уже под утро он почувствовал усталость, и забылся на пару часов. Но проснувшись, он по-иному смотрел на свое открытие. Радостное опьянение прошло, и Этьен был вынужден признать, что новость, которую он мечтал с триумфом преподнести королю Филиппу, не будет столь уж важна для королевской семьи, как он подумал вначале. Между отъездом Орелина в Пенагонию и сегодняшним днём прошло более двухсот лет, сопровождаемых многочисленными войнами, и также эпидемия чумы, выкосившая половину Европы. Возможно, что пенагонский род де Перрин, о ныне здравствующих потомках которого не слышал Этьен де Триган, давно уже вымер. Этьен решил не торопится с оглашением своего открытия, а постараться узнать что-либо семье де Перрин. Сделать это оказалось не так уж просто: в мухляндской библиотеке было крайне мало документов и книг, из которых можно было почерпнуть информацию о провинциальном дворянстве соседних стран, обычно списки иностранных дворянских родов ограничивались близкими родственниками королей, сыгравшими значительную роль в истории. И всё же поиски увенчались успехом – строка из письма Орелина о свидании его бабушки с графом де Перрин стала для Этьена компасом, который указал ему правильный путь. Не просто так Орелин благодарил судьбу за то, что его бабушка увидела перед смертью графа де Перрин, вероятно, старушка очень хотела этой встречи, а значит, она была близкой родственницей или другом пенагонского графа. Этьен решил выяснить родственные связи Марии де Клер, в девичестве д’Аднет, взявшей во время своего пребывания в Мухляндии псевдоним Эксиль. И вот после долгих поисков в одном из родословных списков он нашёл упоминание о родителях Марии – её мать Элоиза д’Аднет носила в девичестве фамилию де Перрин. Восстановив цепочку родственных связей предков Орелина Эксиль, граф де Триган торжествовал, но со временем радость от его открытия иссякла: разыскание зашло в тупик – он не смог найти сведений о семье де Перрин. Для подробного исследования следовало бы посетить Пенагонию, но ещё несколько лет Этьен должен будет по долгу службы находиться в Мухляндии. Слабым утешением для него была находка рукописей нескольких старинных баллад о трагической судьбе Селестины де Клер, дочери Марии де Клер, и матери Орелина. Баллады эти, вероятно были сочинены абидонскими менестрелями, но в самой Абидонии чудом сохранилась в устной форме лишь одна лишь одна, самая удачная, - и лёгкая для запоминания. Тексты остальных баллад были уничтожены, их переписывание и хранение считалось государственной изменой и каралось смертной казнью.

Княжна: Через год Филипп III задумался о женитьбе своего единственного сына. Принцу Карлу недавно исполнилось восемнадцать лет, и, несмотря на то, что психологически он был значительно моложе своего возраста, король все же решил поскорее устроить брак сына: в последние годы Карл часто болел, и его родители боялись, что при своем слабом здоровье принц не проживёт долгую жизнь. Дабы спасти королевскую династию, было решено женить принца, чтобы его супруга произвела на свет сына, который унаследует престол, если его отец Карл преждевременно скончается. Выбор короля пал на Анну Шампиньонскую, - дочь короля Шампиньонии Губерта. Девица сия была красива и образованна, отличалась благородством манер, и, несмотря на свой юный возраст, (ей было всего пятнадцать лет), недюжинным умом. При таких достоинствах она, несомненно, заслуживала лучшего жениха, нежели глуповатый принц Карл. Но королевство её отца было слишком бедно и мало, армия невелика, и отказать грозному королю Абидонии Филиппу Кровавому было слишком опасно, - оскорбившись, он легко мог начать войну, победу в которой, несомненно, одержала бы Абидония. Эти соображения заставили короля Губерта согласиться отдать руку дочери абидонскому принцу. Когда отец объявил Анне, что она станет женой наследника абидонского престола, несчастная принцесса пришла в ужас. - Отец, вы же помните, что маркиз де Рулон, бывший послом в Абидонии, рассказывал про принца Карла? – спросила Анна. – У меня нет причины не доверять словам этого достойного человека. Или вы хотите, чтобы я стала женой дурачка? - Маркиз три года назад покинул Абидонию, и у него устаревшие сведения об абидонском принце. За минувшие годы Карл мог повзрослеть и поумнеть, - утешал дочь король. – Ты же хорошо знаешь историю, вспомни Генриха I, которого в годы его юности считали безнадёжным глупцом, - однако, когда он взошёл на престол Шампиньонии, то стал выдающимся правителем. - Вы приводите исключение из правил. К тому же я боюсь короля Филиппа. Не хочу повторить судьбу Элизии, невестки безумного короля Паоло Южноморского, которая погибла, даже не успев понять, чем так разгневала свёкра. - Ну что ты, дочка, как же можно сравнивать безумного Паоло и короля Филиппа! Конечно, король Абидонии несколько горяч, вспыльчив и мстителен, но не совершал таких «подвигов», как Паоло! Залезть нагишом на колокольню или стрелять из лука в придворных – совершенно не в духе абидонского монарха! Филипп не так уж страшен, - главное, не попадаться ему на глаза, когда он пьян! К тому же, это большая честь для нашего дома – король столь великой и богатой страны хочет, чтобы ты стала женой его единственного сына! - Это было бы большой честью для нашего дома триста лет назад, - когда Абидонией правили великие короли из династии Аделард, - возразила Анна. - Стать женой потомка легендарного Тьерри – это удел, о котором мечтали все принцессы того времени. Теперь же Абидонией правят Мортирье, подло захватившие власть, и уничтожившие великий королевский род. Даже звучание их фамилии отвратительно, и в том, что сейчас единственный принц этой династии – по своему уму подобен ребёнку, я вижу Божье наказание. Отец, неужели нет способа избежать этого замужества? - Ну как же я ему откажу, дочка? – растерялся Губерт, - Филипп же может в два счёта стереть Шампиньонию с лица земли! - Да, это так, - подумав, согласилась Анна. - Я согласна на это замужество, только ради того, чтобы спасти Шампиньонию! Поклонившись отцу, принцесса с гордым видом удалилась в свои покои. Но закрывшись в спальне, несчастная девушка упала на постель, и проплакала весь оставшийся день. Сцена, похожая на описанную выше, произошла и в абидонском дворце Пале, с тем только отличием, что в ней был некий оттенок комичности: принц Карл тоже не хотел жениться, но выражал протест в соответствии со своим умственным развитием. Молча он выслушал отца, который торжественно объявил о том, что выбрал Карлу в жёны шампиньонскую принцессу, и лишь кивнул головой в знак согласия. Но несколькими часами позже, принц снова решил искать поддержки у матери. - Матушка, я не хочу жениться на девчонке, - без обиняков сказал он. - Она не девчонка, а принцесса Анна Шампиньонская! - жёстко ответила Агнесса. - Но я не хочу!!! – капризно и по-детски воскликнул Карл. - Что значит «не хочу»? – рассердилась королева. – Вы, как наследник престола, должны жениться. Это уже решил король. Ваш долг подчиниться его решению. - Мама, ну попросите отца… Я не хочу… Вообще не интересно с девчонками, они такие скучные плаксы… - Ты рассуждаешь, как малое дитя! «Не интересно с девчонками!» - Сколько тебе лет? В твои года твой прадед уже был женат! – Агнесса, когда гневалась, в приватных беседах с сыном обращалась к нему на «ты», и разговаривала с принцем, как с маленьким ребенком. - Ну, то был прадед, - нашёлся Карл, - тогда было другое время, он и воевал, когда был моложе, чем я! - Причем здесь время? Вы не воевали, потому что вам повезло, - последняя война случилась, когда вы были ребенком. Но если завтра на Абидонию нападут враги, вы будете воевать в первых рядах доблестных рыцарей, - ответила Агнесса. - Что?.. – побледнев, испуганно прошептал Карл. – Я… Я буду… Воевать?! - Разумеется! – ответила королева, - воевать, как воевали все короли и принцы Абидонии. Такого удара принц не смог выдержать, - слишком внезапно было осознание того, что он уже взрослый мужчина, который должен будет скоро жениться, и вероятно, отправиться на войну. Поспешно и неловко поклонившись королеве, он, не прощаясь, выбежал из покоев её величества, и поспешил спрятаться в своей спальне, свернувшись калачиком на постели, и укрывшись с головой одеялом. Принц был настолько потрясён, что даже не плакал, а только дрожал, как осиновый лист. Королева, оставшись одна, села за небольшой стол, и горестно подпёрла рукой щеку, погрузившись в невеселые думы. - Дай Бог, чтобы Анна была и в самом деле так умна, как о ней рассказывают. Карл пропадет, если после моей смерти рядом с ним не окажется мудрой королевы. Два месяца спустя Анна Шампиньонская прибыла в Абидонию. Корабль, который доставил шампиньонскую принцессу, причалил в порту южного города Галевилль, где Анну встретило абидонское королевское семейство. Взволнованная девушка спустилась с корабля, и как будто издалека услышала возглас герольда: «Наследный принц Абидонии его высочество Карл де Мортирье!» Через минуту к ней подошел хрупкий молодой человек, низко поклонился, и затем опустился на одно колено. Только тут Анна поняла, что это и есть её жених, наследник абидонского престола Карл. Принцесса протянула руку своему жениху, которую он почтительно поцеловал, а затем Карл подал Анне руку, и они вместе подошли родителям абидонского принца. Герольд так же торжественно объявил о приближении венценосной четы, но даже не будь его, Анна догадалась бы с первого взгляда, кто перед ней. Это была блистательная пара, - суровый высокий и сильный мужчина с чёрной бородой и жестоким взглядом налитых кровью глаз, и красивая, несмотря на не столь уж молодой возраст, дама, в облике которой угадывалась женственная мягкость, и доброта. Королева Абидонии поцеловала Анну, и принцесса почувствовала в этой женщине, которую она видела первый раз в жизни, что-то невероятно родное и близкое, что напомнило Анне её мать, умершую несколько лет назад. Агнесса, в свою очередь, гладя на скромную красивую девушку, подумала, что так же могла бы сейчас выглядеть её дочь, если бы она не умерла вскоре после рождения. Обменявшись любезными приветствиями, королевская семья и невеста принца поспешили во дворец Марин, - резиденцию абидонских королей в городе Галевилль. Через пять дней должна была состояться свадьба наследника престола с шампиньонской принцессой, и можно только догадываться, с какой скоростью шли приготовления к торжеству. За это время пятеро лучших портных должны были сшить невесте пышный свадебный наряд, ибо королева Агнесса посчитала, что свадебное платье её невестки должно быть сшито по последней абидонской моде, и обильно украшено вышивкой из золотых нитей. Платья, которые привезла с собой Анна, были недостаточно богаты по меркам абидонского двора. Большую часть времени Анна проводила в компании Агнессы, которая уже стала испытывать к шампиньонской принцессе материнские чувства. Несмотря на то, что Анна была в растерянности от новых впечатлений, она заметила, что её будущая свекровь чем-то встревожена, и как будто ждёт гонца, который может принести недобрую весть. Эти наблюдения юной принцессы были поразительно точны: Агнесса ждала известия о смерти родственника королевской семьи, молодого герцога Луи де Мортирье, ровесника принца. За день до отъезда королевской семьи в Галевилль, гонец доставил письмо от Марии де Мортирье, матушки герцога, проживавшего в замке Пенфорет недалеко от города Тераби. Взволнованная вдова герцога Бенуа де Мортирье сообщала, что её единственный сын при смерти, - его укусила бешеная собака, и несмотря на то, что лекарь тщательно промыл и рану, место укуса которое стало заживать, через десять дней снова воспалилось, и Луи решился просить помощи у знахаря, живущего в лесу недалеко от его замка. Когда Луи приехал к пожилому травнику, у него начали проявляться первые признаки бешенства, - жар, раздражительность, и боязнь воды – Луи не смог выпить лекарство из кружки, и тогда целитель закрыл больного в затемнённой комнате своего дома, и заставил его выпить снадобье из фляги с узким горлом. Для полного излечения герцогу надо было остаться в доме знахаря на неделю, и, несмотря на то, что травник неоднократно исцелял заболевших бешенством людей, матушка герцога считала, что у её сына мало шансов выжить. Когда венценосные супруги прочли письмо герцогини де Мортирье, Агнесса крайне огорчилась: - Бедный юноша, неужели он умрёт так рано? Подавать такие большие надежды, и вот вдруг… Из-за какой-то бешеной собаки… - По мне, так это, может быть, и к лучшему! – ответил Филипп. – Мортирье должен остаться только один, - наш сын Карл! Родственники королей часто несут угрозу монархам! С того дня прошло больше месяца, и, конечно, судьба молодого герцога давно решилась, - королева была уверена, что со дня на день венценосная семья узнает о кончине родственника. Это омрачало радость от предстоящей свадьбы принца. К тому же, получить известие о смерти накануне свадьбы, возможно даже в день торжества, само по себе является дурным предзнаменованием. Вечером на третий день по приезду принцессы, королевская чета и Анна сидели у камина в одном из больших залов дворца, обычно служившим столовой. Принц Карл не изволил составить компанию родителям и невесте, он робел в присутствии Анны и старался как можно меньше попадаться ей на глаза. За эти несколько дней Анна почти не общалась с женихом, и девушка начинала испытывать ужас, думая о свадьбе: как она будет жить с мужем, который избегает встречи с ней? Но общение с королевой Агнессой невольно успокаивало несчастную невесту абидонского принца, - королева всегда находила нужные слова, которые могли ободрить смятённую принцессу. В этот вечер Агнесса и Анна удобно устроились вышивать при свете огромного камина и большого подсвечника с множеством свечей. Грозный король, зайдя в залу, решил присоединиться к компании, и, взяв старинную книгу об истории Абидонии, углубился в чтение. Анна, сначала несколько напуганная приходом короля, постепенно успокоилась, и подумала, что трезвый Филипп III не столь уж и страшен. - Ваше величество, герцог Луи де Мортирье просит аудиенции, - внезапно объявил паж. Эти слова ошеломили короля с королевой. Венценосные супруги с полминуты потрясённо смотрели друг на друга округлившимися глазами, не в силах вымолвить ни слова. - Мы ждем его, зови немедленно, - наконец овладев собой, сказал король. Дверь широко распахнулась, и в зал вошел молодой человек, очень похожий на Карла. В первый миг Анне показалось, что вместо герцога в залу зашел ее жених, но когда Луи подошел ближе, девушка поняла что ошиблась. Молодой герцог походил на принца фигурой и чертами лица, но на этом сходство заканчивалось. В остальном Карл и Луи были двумя противоположностями: робость Карла отражалась в его неуверенной походке, нерешительность оставила след на испуганном и безвольном лице. Луи, напротив, был решителен, смел, и обладал всеми качествами волевой личности. Поступь его была твёрдой, манеры галантными, сияющий взгляд синих глаз – полным жизни, тогда как бледно-голубые глаза Карла со страхом или безразличием взирали на мир. - Свидетельствую своё почтение вашим величествам, - с поклоном произнёс молодой человек, - и передаю приветствие от моей матушки, которая по нездоровью своему не может одолеть столь длинный путь из замка Пенфорет в Галевилль. - Но что герцогиня написала в своем последнем письме? Прочитав его, мы сделали вывод, что ты находился при смерти, – без обиняков спросил Филипп. - Это правда, я выжил чудом, - ответил молодой герцог, - меня спас лекарь, живущий в лесу моего поместья, тот самый, что два года назад был судим и оправдан святой инквизицией. Едва лишь оправившись от страшной болезни, я поспешил в Галевилль, надеясь успеть на свадьбу кузена. - Рад видеть тебя здоровым, и ещё более рад, что ты успел на свадьбу Карла, - сказал Филипп. – Но как вышло, что тебя укусила бешеная собака? - Подобные случаи не раз происходили на моих землях, - ответил Луи, - случалось, люди и умирали. Но те, кто вовремя обратился к знахарю, остались живы, как и я. В тот день я возвращался с охоты, и когда проезжал через деревню, что расположена ближе всех к моему замку, увидел, как испуганная чернь с воплями ужаса убегает от взбесившейся собаки. Эта тварь уже успела искусать нескольких человек. Я спешился, и попытался убить её стрелой, но промахнулся, и был вынужден защищаться от псины кинжалом. Я прикончил её, но перед этим собака успела меня укусить. Крестьяне сразу посоветовали мне обратиться к знахарю, но я понадеялся на своего доктора, который ограничился промыванием укуса, тогда как лесной целитель прижег раны крестьян раскаленным железом. Никто из них не взбесился, один только я, - с улыбкой закончил свой рассказ Луи. - Ну, знаешь, стоило ли тебе из-за черни рисковать своей жизнью, - проворчал Филипп, - они могли бы и сами прикончить бешеную тварь. Что, смельчаки на твоей земле перевелись? - Вы забываете, ваше величество, что пять лет назад именно мои крестьяне составили большую часть пехоты в сражении за северные земли, после которого мой отец скончался, не оправившись от ран. Думаю, что смелость моих людей известна всем, кто участвовал в той войне, в том числе и вам. - Но как случилось, что они разбежались, едва завидев собаку? – спросил король. - В это время все здоровые мужчины заняты работами на полях. В деревнях остаются только дряхлые старики, женщины и дети. Я перестал уважать бы самого себя, если бы испугался собаки, пусть даже и бешеной. - Н-да, похоже, ты и прав, - задумчиво проговорил Филипп, - негоже сыну доблестного Бенуа де Мортирье, бояться псины. - Благодарю Бога, что вы живы, - с чувством промолвила королева, - и позвольте представить вам мою будущую невестку Анну, принцессу Шампиньонии. - Луи де Мортирье к вашим услугам, принцесса, - кузен принца абидонского, - с галантными поклоном представился молодой человек, – право, сударыня, я рад, что успел приехать сюда до вашей свадьбы. - А я рада видеть вас в добром здоровье, - ответила Анна, - у нас в Шампиньонии, к несчастью, нет столь искусных лекарей, которые могут излечить бешенство. - Но от этого ваша страна не станет менее прекрасной, - сказал Луи, - я два года назад был там инкогнито, и пришёл в восторг от природы и красоты вашей столицы. - Счастлива слышать столь лестный отзыв о моей родине, - с улыбкой промолвила Анна. - Надеюсь, что Абидония станет вашей второй родиной, и расцветёт как сад, когда вы станете принцессой абидонской, - галантно ответил Луи. – Но я как милости прошу разрешения их величеств и вашего высочества покинуть ваше общество, ибо я весь день провел в седле, торопясь успеть на свадьбу. - Можешь быть свободен, - усмехнулся Филипп, - иди, отдохни. Ещё бы два дня, и ты не успел. Поклонившись королевской семье, Луи вышел из залы. Поднимаясь по лестнице, он встретил Карла, которому уже было известно о прибытии герцога. - Приветствую вас, ваше высочество, - поклонился принцу Луи. - Добрый вечер, - растерянно произнёс Карл, - так вы не умерли от бешенства? Я очень рад! - Нет, хвала святому Ивонну, я жив и здоров, - ответил Луи. - Так ваша матушка пошутила, что вы взбесились? – спросил принц. - Ну, разве такими вещами можно шутить? Меня и в самом деле покусала бешеная собака, и я взбесился, - улыбаясь, сказал Луи. Но принц не понял шутки, и испуганно отшатнулся. - Я очень опасен, - перекусал половину Абидонии, пока ехал сюда, - продолжил Луи, - и сейчас могу и вас укусить, - у меня теперь ядовитые зубы… Ваше высочество, это же шутка! Куда же вы, я никого не собираюсь кусать, тем более вас, мой принц! - П-п-правда? – заикаясь, спросил Карл, который успел отбежать на двадцать ступенек вверх, - вы не опасны? - Нет, конечно же! Любезный кузен, прошу вас, научитесь понимать шутки! Я ваш любящий родственник, а не бешеный вампир! - Чёрт возьми, как бы я хотел, чтобы мой сын был похож на этого сорванца Луи! – сказал король, когда Анна ушла в свои покои и венценосные супруги остались наедине. – Смелый мальчишка, не побоялся бешеной собаки, тогда как Карл, порой боится вполне добродушных, но брехливых псов! Да и за словом Луи в карман не лезет, - за пять минут наговорил Анне больше комплиментов, чем Карл за несколько дней! Надо было Луи родиться принцем Абидонии, а Карлу - герцогом де Мортирье. Чем трусливее родственники королей, тем лучше! Стоит ли говорить о том, что королева Агнесса побоялась возразить своему вспыльчивому супругу, сказав, что в трусости Карла виноват его отец? Несчастная королева робко попыталась защитить сына, заметив, что многие люди обретают мужество после женитьбы, когда становятся ответственными за свою семью. - Да ладно! Мужества у него нет с детства, и это сокровище нельзя вот так внезапно обрести! А когда Карл женится, Анна станет из него веревки вить! Через день состоялась свадьба наследника престола и Анны Шампиньонской. Странно выглядела эта пара: красавица невеста, и жених, похожий на неуклюжего ребёнка, который боится незнакомой взрослой девушки. Венчание происходило в церкви святой Стефаны – первой абидонской королевы, - легендарной женщины, которая вместе со своим супругом Филибертом I , создала Абидонию из двух обрывков некогда огромной Абеляндии. Жених и невеста в нарядах цветов Мортирье – синего и алого, подошли, держась за руки к алтарю. Главный архиепископ Абидонии, прибывший из столицы в Галевиль ради этого события, совершил обряд, и молодые в сопровождении короля с королевой верхом отправились во дворец. Народ ликовал: все с восторгом приветствовали красивую супругу наследника престола, голову которой украшал золотой венец и фата из тончайшего белого шёлка, а толстые косы девушки были закручены около ушей и спрятаны в золотую сеть. Отныне никто, кроме супруга, не сможет увидеть тёмных волос Анны. За молодыми ехали торжествующие король с королевой, а за ними – ближайший родственник королевской семьи – Луи де Мортирье, который был скромно одет, но выглядел блистательней, нежели неловкий и робкий наследник престола, которому в будущем предстояло взять скипетр из рук Филиппа III и самому править страной. У тех, кто задумывался об этом в тот праздничный день, сразу портилось настроение… После свадебных торжеств, королевское семейство вернулось в столицу. Во время этого путешествия Анна увидела большую часть Абидонии, - из города Галевиль, расположенного на берегу Южного моря, королевский кортеж проследовал через центральную часть страны, крупнейшим городом которой был Тернуар, и затем повернул на северо-восток, где находилась столица – город Клервилль. Анна была поражена размерами и богатством Абидонии, и её суровой (на взгляд шампиньонской принцессы) красотой. Клервилль привел в Анну в восторг, и первые недели она часто гуляла по столице, рассматривая красивые дома, городские стены, старинный дворец королей из династии Аделард, в котором сейчас никто не жил, но при этом он не был заброшенным, - часто королева Агнесса, во время запоев своего буйного супруга удалялась туда. Поразили принцессу и церкви, - собор Абидонской Богоматери, собор святого Ивонна, собор Филиберта и Стефаны, а также церковь Святого Креста, которая столетием позже, после пожара будет перестроена в величественный готический собор, коему суждено затмить собой все прочие столичные храмы. Но более всего заинтересовал Анну абидонский Университет, который через несколько столетий будет назваться Первым Университетом. В четырнадцатом веке там преподавали богословие, латынь, и, конечно, историю. При университете была огромная библиотека, куда, как и в сам университет, не допускали женщин, но для особ королевской крови было сделано исключение. Анна много времени проводила в университетской библиотеке, равно как и в библиотеке королевского дворца. Карл, который перестал со временем дичиться своей жены, однажды сказал, что своей любовью к чтению исторических книг Анна напоминает ему графа де Триган. - Кто это, граф де Триган? – спросила Анна. – Я не слышала такого имени. - Это мой друг, который по делам государственной службы находится сейчас в Мухляндии, - ответил Карл, - образованнейший дворянин Абидонии. Мы весело проводили время, - охотились, придумывали различные забавы, и читали много книг. Но потом отец решил отправить Этьена в Мухляндию, и, как я не просил матушку убедить отца оставить Этьена здесь, она посчитала, что он должен отбыть в Мухляндию. Больше у меня таких друзей не было, - со вздохом закончил Карл свой рассказ. Рассказ мужа о графе де Триган показался Анне немного странным: принцесса заподозрила, что неспроста друг Карла был отправлен в Мухляндию. Анна решила расспросить про графа у свекрови. Королева не очень удивилась вопросу невестки, но посчитала, что этот разговор будет серьезным. Агнесса велела своим фрейлинам оставить ее наедине с Анной, и решила не откладывая, рассказать, почему она считает опасной дружбу графа с принцем. - Выслушай меня, дочка, и запомни, ради твоего же блага, всё то, что я тебе сейчас скажу. Граф де Триган, чрезвычайно хитрый молодой человек, в своё время полностью подчинил Карла себе. Я в то время перестала узнавать сына: Карл, который не любил читать и учиться, вдруг стал проводить время в библиотеке в компании графа, за чтением старинных книг. Разумеется, и в остальном Карл превратился в тень Этьена, который командовал принцем, как хотел. Представь, что было бы, если бы я и Филипп вдруг скончались, оставив королевство Карлу? Кто тогда бы правил Абидонией, - законный король, или его друг, командовавший принцем, как генерал армией? Чтобы это пресечь, Филипп отправил Этьена в Мухляндию. В тот день я благодарила Бога, что супруг мой не отправил графа на плаху, и сохранил ему жизнь, но сейчас я боюсь возвращения Этьена, ибо тогда всё может начаться сначала. Обещай мне, что не допустишь сближения Карла с графом де Триган, или кем-либо ещё. В противном случае, когда Карл станет править Абидонией, он только формально будет королём, - а это большая опасность, как для королевства, так и для королевской семьи. - Матушка, я клянусь, что сделаю все возможное, лишь бы не допустить подчинения моего супруга корыстным мужам, возжелавшим от его имени править Абидонией. Ни граф де Триган, ни кто-либо другой не будут править страной, пока жив род де Мортирье, - твердо ответила Анна. - Умница моя! – растроганно произнесла Агнесса, целуя невестку в лоб. – С тобой я не боюсь за будущее Абидонии. Если у Карла не хватит ума править страной, то это станешь делать ты. Но сейчас главное, чтобы ты родила наследника. Скажи, ты не чувствуешь приближения материнства? - Нет… - потупившись, ответила Анна. - Ну, не переживай. Ты совсем недавно замужем, Бог даст, у вас будет много детей. Такого же мнения придерживался и король Филипп. - Чёрт возьми, моя невестка на редкость умна, и проводит много времени за чтением исторических книг, что, конечно не помешает супруге принца, но лучше бы она занялась деторождением, и произвела на свет много моих внуков, один из которых будет наследником Карла! Желание венценосной черты исполнилось через год и три месяца после свадьбы принца – Анна родила девочку, что несколько разочаровало королевскую семью, но, тем не менее, было радостным событием. По святцам следовало назвать девочку Маргарита, но тут воспротивился король, не желавший, чтобы его внучка носила имя сумасшедшей прабабки, - Филиппу казалось, что в таком случае, девочка может повторить её судьбу, и после долгих обсуждений решено было назвать девочку Марией. Но вскоре рождение внучки абидонского короля отошло на второй план, - страна была на пороге войны, которую спровоцировала Пенагония.

Княжна: Как и обычно, война между двумя странами началась из-за спорных земель, которые по очереди принадлежали то Абидонии, то Пенагонии. В этот раз страны не поделили земли, которые находились неподалеку от абидонской столицы. Надо сказать, что расположение города Клервилль геополитически было не очень удобным, так как город находился недалеко от границы. Поселение абиев в этих местах было основано еще во времена Римской империи. Тогда это была большая деревня, в которой один римский вельможа построил свою резиденцию из светлого камня, добывавшегося в тех местах. Абии, предки абидонцев, на своем языке стали называть весь поселок Клермезон, а латинское название было со временем утрачено. Римский вельможа не долго наслаждался уединением в провинции, ибо наступил закат некогда великой империи, и варвары Абии изгнали римлян со своих земель. Дом был скоро разрушен, многие века археологи расходились во мнениях о том, в каком месте нынешнего Клервилля он был построен. Но однажды, в середине двадцатого века, при строительстве метро, были найдены остатки фундамента и колонн явно римской постройки. Если и оставались сомнения, что это дом того самого римлянина, то их развеяла найденная каменная печать, на которой было вырезано имя хозяина дома - Флавиус Окинус. Несмотря на то, что внушительная вилла римского патриция была разрушена, селение сохранило свое название вплоть до правления короля Абии Одрика XVII Аделард, который, заметив удобное расположение деревеньки, решил превратить ее в город. Великий король Абии обратил внимание на то, что большая река, на которой стоит Клермезон, выходит в Холодное Море, в котором, недалеко от берегов было множество островов, также населенных племенами абиев. Другая же часть реки пересекала почти всю Абию, до самых южных гор. Таким образом, Клермезон мог стать удобным городом – портом. Другое же преимущество заключалось в недалеком расположении королевства Перн, которое Одрик мечтал завоевать. Но для успешного начала боевых действий следовало укрепить селение, и превратить его в город-крепость. Выстроив деревянную крепость, Одрик объявил войну Перну. Король Перна сдался, увидев многочисленное войско Абии, и признал Одрика своим сюзереном. Завоевав Перн, амбициозный Одрик двинулся в поход на королевство Аго, а затем присоединил к своим владениям королевства Муго, и Амоландо. Так возникла империя Абеляндия, со столицей в городе Клермезон, а Одрик был коронован императорской короной под именем Тьерри. В благодарность абидонским святым, Тьерри приказал построить в Клермезоне несколько храмов из местного светлого камня, после чего город-крепость Клермезон стали называть Клервилль. В последние десять лет своей жизни Тьерри разделил Абеляндию на четыре части, правителями которых поставил своих сыновей. Старший сын Ферранд был сеньором надела, включавшего в себя бывшие королевства Муго и Амоландо, а Перн и Аго были отданы второму сыну – Отесу. Младшие и самые любимые сыновья Тьерри - Илберт и Деодат от его третьей жены Мерод управляли самой большой частью Абеляндии – Абией, которую поделили на северную и южную половины. Разделенная между сыновьями Тьерри Абеляндия, тем не менее, оставалась единой империей при его жизни, но после его кончины в 806 году распалась на четыре разных королевства. Никто из сыновей Тьерри не хотел признавать старшего брата, бывшего нелюбимым сыном Тьерри, своим королем и императором Абеляндии. Да и сам Тьерри был против этого, желая чтобы титул императора вопреки традиции, унаследовал его сын Илберт, правивший Северной Абией. Несмотря на взаимную неприязнь, в 810 году братья смогли разойтись с миром, поделив наследство отца и упразднив титул императора. Четыре новые страны стали называться Пенагония, Мухляндия, Аби-Сюд и Аби–Норд, - (Южная Абия и Северная Абия). Столицей Северной Абии вновь стал город Тераби, но позже потомки Илберта перенесли столицу Абии в Клервилль, который находился в те времена гораздо дальше от границы, нежели в четырнадцатом веке, ибо часть Перна захватил еще отец Тьерри – Одрик XVI. Позже эта часть Перна была отвоевана Пенагонией, и Клервилль приблизился к границе. Войны из-за границ были обычным делом между королевствами, некогда составлявшими одну империю. Часто короли Пенагонии и Мухляндии заявляли о своих правах на территории Абий, и их престолы. Надо сказать, что Северная и Южная Абия никогда не воевали друг с другом за земли, оставаясь поистине братскими странами. А в 860 году произошло великое событие – потомки сыновей Тьерри Илберта и Деодата, король Северной Абии Филиберт и королева Южной Абии Стефана заключили брак, объединив свои королевства в одно, которое стало называться Абидонией. Но войны с соседями, из-за приграничных земель и прав на корону теперь уже объединённой Абидонии не прекращались… Через неделю после появления на свет внучки король Филипп получил тревожное письмо от абидонского посла в Пенагонии, в котором говорилось, что король Донатиан I , правивший тогда страной, велел составить новые карты своего государства. В этом не было бы ничего необычного, если бы не оказалось, что по приказу его величества картографы включили в состав Пенагонии земли, принадлежавшие Абидонии с двенадцатого века по так называемому «договору 1130 года». Тогда Абидония получила спорные земли недалеко от столицы, в обмен на часть оспариваемых земель на юге страны, которые вошли в Пенагонию. Король Абидонии Эдуард II Аделард клятвенно уверил Пенагонию, что никогда не возобновит войну из-за южных земель. К сожалению, беднягу убил Марк де Мортирье, - родственник короля. В конце двенадцатого века Людовик I отвоевал большую часть юго-восточных земель, заявив, что это не он клялся оставить данные земли в покое, а последний король из пресекшейся династии Аделард. В то время Пенагония не стала пытаться в отместку вернуть себе земли, отданные Абидонии в результате договора 1130 года, но пенагонские короли затаили обиду, и надеялись взять реванш. За прошедшие двести лет войны возникали на других участках границы, - например, семь лет назад было серьезное сражение за северные земли, после которого умер от ран доблестный Бенуа де Мортирье. Но сейчас, уточняя границы своей страны, Донатиан I вспомнил давно нарушенный договор 1130 года, и решил восстановить справедливость. Осмотрев обновленную карту Пенагонии, его величество лично утвердил ее, собственноручно поставив подпись и королевскую печать. Возмущенный наглым поступком Донатиана, Филипп III потребовал, чтобы король Пенагонии внес изменения в карты своей страны: «Надеюсь, что король Донатиан прикажет составителям своих карт исправить оплошность» - написал он тогда в письме к пенагонскому королю. Ответ, который он получил от Донатиана, заслуживает того, чтобы привести его здесь полностью. «Царственный брат мой, благородный король Филипп! Земли, которые ты считал своими, по праву принадлежат Пенагонии. Напомню, что Пенагония отдала их Абидонии по договору 1130 года, в обмен получив спорные земли на юге. Но договор 1130 года был нарушен твоим предком, Людовиком I, а посему он давно утратил силу. Я считаю, что Пенагония, которая давно утратила земли, полученные ей по вышеуказанному договору, теперь свободно может вернуть себе земли, которые подарила Абидонии более двухсот лет назад Король Пенагонии Донатиан I» Прочитав сие послание, Филипп пришел в неописуемую ярость. - Пенагонский мерзавец решил, что король Абидонии малый ребенок, у которого можно отнять игрушку, и не получить по лбу за дерзость? Он в свое время отобрал у меня возлюбленную мою принцессу Розалину, и не получив наказания, решил присвоить и моё королевство?! Смерть ему!!! Как был глуп, безнадёжно глуп мой отец, когда воспротивился моему плану нападения на Пенагонию после женитьбы этого негодяя на Розалине! Если бы тогда я отомстил за своё унижение, Донатиан сейчас бы не посмел приписать Пенагонии наши земли! Да и был бы он жив теперь?.. Я объявляю войну Пенагонии! В скором времени в Пенагонию прибыл герольд, который бросил перчатку Филиппа к ногам короля Донатиана, объявив войну, которую Абидонии будет суждено выиграть, но победа станет позором для королевской семьи. Сбор абидонского войска проводился в Ориенталь де ла Фортересс, (Восточной Крепости), выстроенной рядом с Клервиллем для защиты столицы с Пенагонской стороны. Через несколько веков эта громадная крепость будет разрушена, и окажется почти в центре разросшегося Клервилля, а на её фундаменте в шестнадцатом веке построят новый королевский дворец. С тревогой провожали Агнесса и Анна принца Карла на его первую войну. Вид у несчастного был такой, точно он знал свое будущее, и предвидел, что ему не выйти живым из битвы. Карл даже плакал тайком от отца, и жалел, что он не родился женщиной. Больше всего в эти дни принцу хотелось уйти в монастырь, однако он забыл, что и монастыри в те времена часто подвергались нападению врага, и монахи поневоле становились воинами, защищая свои владения. Из Ориенталь де ла Фортересс абидонское войско направилось к абидоно-пенагонской границе. Место сражения было выбрано там же, где обе страны воевали несколько столетий назад, на большом поле, окруженном с севера и юга рощами. Осмотрев окрестности, Филипп III решил расположить основную часть войск на поляне, но достаточно большой отряд спрятать за рощей на юго-востоке. Этот отряд, который был составлен из молодых дворян, должен был со свежими силами вступить в битву в нужный момент, тем самым внеся смятение в ряды противника. Возглавить наступление резервного отряда должен был принц Карл. - Не посрами своего отца, Карл, - напутствовал сына король. – Выиграем войну, будешь посвящен в рыцари. Карл в ответ только молча кивнул. - Робер! – обратился король к рыцарю, которому было на вид лет тридцать пять. - Робер де Сильвен, я слышал, что ты недавно женат, и ещё не обзавелся потомством. Что бы тебе меньше рисковать жизнью, останешься в отряде принца. - Ваше величество, вы ошибаетесь, у меня есть сын, - ответил Робер. - Да? Но всего один сын, этого в твоем возрасте мало, - усмехнулся король. Я полагаю, что тебе хочется воевать в первых рядах, но в то же время, я доверяю твоей рассудительности, и хочу, чтобы хоть один зрелый человек остался присматривать за отрядом неопытных юнцов. Если они захотят вступить в битву раньше, чем я отдам приказ, ты удержишь молодых сорванцов. - Как будет угодно вашему величеству, - с поклоном ответил Робер. На следующий день к полю подошло пенагонское войско, и в десять часов утра началось сражение. В первых рядах обоих войск были славнейшие рыцари обоих стран, а короли Донатиан и Филипп находились в середине своих войск. Сражение продолжалось уже два часа, и ряды пенагонских рыцарей значительно поредели, но, тем не менее, боевой дух их не был сломлен. Юноши из резервного отряда заметно волновались, ожидая приказа вступить в битву, и Робер де Сильвен беспокоился, что ему и в самом деле придется их сдерживать, как предполагал король. Но взглянув на принца, Робер понял, что Карл, скорее боится битвы, нежели стремится принять участие в ней. Это встревожило доблестного рыцаря, и Робер невольно подумал, что зря король доверил командование отрядом своему сыну. Карл и в самом деле боялся битвы. С поля боя слышался звон мечей, ржание коней и иногда ветер доносил крики раненых и стоны умирающих. Это пугало принца больше всего. Лицо его было бледно, руки дрожали, и эта дрожь была заметна даже через окованные железом перчатки. - Ободритесь, ваше высочество, - негромко сказал Робер, - мы выиграем эту битву. Эти слова, которые должны были воодушевить Карла, отозвались в его сердце звоном погребального колокола. В довершение всех бед несчастного принца, в этот момент прибыл гонец с приказом короля вступать в бой. - Кузен, мы ждем вашей команды, - сказал Луи, находившийся рядом с Карлом, и тоже заметивший страх принца. - Ваше высочество, пора, - тихо сказал Робер. Но Карл с ужасом смотрел на забрызганные кровью доспехи гонца. - Вы ранены? - дрожащим голосом спросил он. - Ерунда, пустая царапина, которая не мешает мне сражаться, - бодро ответил посланник короля. От вида крови у Карла закружилась голова, и он крепко сжал удила, точно это могло спасти его от падения с коня. - Кузен, что же вы медлите? – спросил Луи. - Пора выступать, мой принц, - повторил Робер. - Н-н-нет… - плаксиво пробормотал Карл, и затрясся как осиновый лист. - Что значит «нет»? – воскликнул Луи. – Ваш отец ждёт от нас помощи! Храбрейшие рыцари Абидонии погибают сейчас в битве, а мы сидим тут в лесу и не спешим прийти им на помощь! Позор! Эффект от этих слов был прямо противоположен тому, на который рассчитывал Луи. Упоминание о гибнущих в битве рыцарях окончательно испугало принца. Он совсем потерял дар речи и только отрицая, тряс головой. Юноши, находившиеся рядом, поняли, что происходит, и негромко возмущались трусостью принца. - Почему мы медлим, ваше высочество? – спросил кто-то. - Давно пора выступать!.. – донеслось из рядов юных воинов. Робер и Луи переглянулись. Медлить было больше нельзя. Выхватив из ножен меч, сверкнувший в лучах солнца, Луи пришпорил коня, и выехал вперед. - Святой Ивонн за Абидонию! Филиберт и Стефана хранят нас! Вперед! – звонко крикнул он. И отряд, признав Луи командующим, рванулся в битву. Оглянувшись на принца, Робер увидел, что Карл, невольно поддавшись общему порыву, слегка пришпорил коня. Граф де Сильвен подумал, что принц поборол свой страх, и будет храбро сражаться. Больше не думая о Карле, отважный Робер рванулся в самую гущу битвы. Проскакав несколько сотен метров вместе с отрядом, Карл снова остановился. Страх его не исчез, а напротив, еще больше усилился. Сейчас шум битвы слышался еще отчетливей, и его не заглушал топот копыт лошадей проносившихся всадников из отряда принца. Теперь уже бывшего отряда принца, ибо командование перешло к Луи де Мортирье. Собравшись с духом, Карл решил вступить в бой, находясь в арьергарде. Но, когда он выехал на поле битвы, несказанный ужас охватил его. На опушке леса принц заметил нескольких раненых пехотинцев, с трудом выбравшихся с поля боя, туда же оруженосец выводил раненого рыцаря. Не дойдя до леса, рыцарь упал, и остался лежать недвижим, - скорее всего, он потерял сознание от страшной раны, а возможно, и умер. Взглянув на землю, Карл увидел возле копыт своего коня труп пенагонского солдата, а недалеко от него – абидонского лучника, совсем еще молодого, своего ровесника. С другой стороны раздался ужасный стон, - оглянувшись, принц увидел раненого, пытавшегося подняться, но снова падавшего от боли. При виде трупов и раненых последние остатки самообладания покинули Карла, и он снова остановился. Перед глазами молодого человека стоял туман, а доносившийся звон оружия казался звуками ада. Впереди была верная смерть, и избежать её представлялось почти невозможным. Карл оглянулся на лес, на опушке которого находились выбравшиеся из битвы раненые воины, и вдруг его осенило: принц понял, как он сможет избежать гибели. Согнувшись, и схватившись рукой за плечо, словно он был ранен, принц направил коня к лесу. - Господин, вы ранены? - закричал юный паж, выполнявший должность его оруженосца, и до этого момента следовавший за господином молча, как тень. - Нет, - ответил Карл, - но ты следуй за мной, если тебе жизнь дорога! - Вы что, хотите бежать?! – воскликнул юноша. Карл остановился. Внезапно он понял, что совершает бесчестный поступок, и гнева отца не избежать, но Карл хотел жить, и это желание было столь сильно, что все остальное казалось в этот миг ему не важным. Гнев отца, утрата доброго имени, холодное презрение окружающих, - все это было так мелко и ничтожно в сравнении с самым драгоценным, что есть у него – его жизнью. - Что бы там я не хотел сделать, - твоя обязанность следовать за мной! – сказал он пажу, и, пришпорив коня, галопом понесся к лесу. Паж последовал за ним. Достигнув леса, Карл быстро нашел тропинку, по которой выбрался на просёлочную дорогу, а уже по ней достиг того тракта, по которому королевское войско выехало из столицы на битву. Остановившись на перекрестке, Карл ненадолго задумался, куда ему теперь ехать, но пришёл к выводу, что вернуться он сможет только домой, в Клервилль. Пришпорив коня, принц поспешил в столицу. Тем временем вступление резервного отряда в бой переломило ход битвы: уставшие пенагонские рыцари пришли в смятение, когда из-за леса выехал отряд воинственно настроенных молодых воинов, с громкими криками устремившихся в самую гущу битвы. Войско короля Донатиана не могло сопротивляться свежему абидонскому подкреплению, и было вынуждено поспешно отступить. Филипп III, преследовал пенагонцев до самой границы, и, лишь убедившись, что враги оставили Абидонию, повернул коня обратно, и стал осматривать поле боя. Потери Абидонии были невелики, и большинство доблестных рыцарей остались живы. Трудно было сразу оценить потери противника, ибо была неизвестна точная численность пенагонского войска, но множество пенагонских рыцарей попало в плен к абидонцам, что обрадовало Филиппа: - Мы получим за пленников хороший выкуп, черт возьми! Впредь Донатиан не будет зариться на абидонские земли! Тысяча чертей! Луи, - этот рыцарь твой пленник?! Судя по его гербу, он из старинного и знатного рода! Ваше имя, сударь? - Никола де Бретер, - глухим голосом ответил пленник. - Никола де Бретер?! – воскликнул король, - Ба! Да это же славнейший воин Пенагонии! И ты, Луи, неопытный мальчишка, взял в плен такого вояку! Ты достоин быть посвящен в рыцари! А где Карл? Он ведь тоже выполнил свои долг, как желал того я? (Король, который в пылу битвы не смог хорошо разглядеть вступление в бой резервного отряда, был уверен, что это Карл возглавил атаку молодых дворян). - Где принц? – повторил Филипп, - я что-то не вижу его здесь. Все стали оглядываться в поисках Карла, но его нигде не было. Филипп встревожился: - Кто был рядом с Карлом во время атаки? – спросил он. - Я, - ответил Луи, - но в первые минуты нашего наступления я потерял его из вида. - Я тоже, - сказал Робер, я точно помню, что мы какое-то время скакали рядом, но это было не так долго… Позже я его нигде не видел… - Живой или мёртвый, Карл должен быть где-то рядом, - сказал король, - он же возглавил наступление своего отряда… не мог он погибнуть в самом начале! Луи и Робер переглянулись, но не решились рассказать королю о трусости принца. - Ищите его! Ищите! – воскликнул не на шутку встревоженный Филипп. Поиски принца продолжились с утроенной силой, но были тщетны. Карла никто не видел среди живых, и не находил среди мёртвых. Филипп уже всерьёз опасался, что его незадачливый сын попал в плен к пенагонцам. Худшего позора он и представить не мог. Граф де Сильвен тоже склонялся к этой мысли, - трусливого принца можно было легко захватить в плен, и, отступая, увести в Пенагонию. Через час поисков Робер остановился передохнуть, - сказывалось утомление после битвы, и ныла легко раненая рука. Граф понимал, что напрасно разглядывал каждый труп, - принца в его сюрко цвета королевского герба он узнал бы сразу. Но тут его раздумья прервал крик короля: - Лжешь, подлец! Не может быть такого! Обернувшись на голос Филипа, Робер увидел, что его величество мертвой хваткой вцепился в горло раненого лучника. - Стойте, ваше величество! – воскликнул граф. – Отпустите этого человека! Пусть он расскажет мне то, что знает! – С этими словами отважный рыцарь попытался разжать руку короля, беспощадно душившую рядового. - Ничего он не знает! – сказал Филипп, отпустив беднягу, который пытался рассказать ему, где он видел принца. Дав лучнику отдышаться, Робер отвел его в сторону, и сказал: - Мне ты можешь без опасения рассказать всё, что видел. Не бойся, ты под моей защитой. - Ваша милость, я лишь хотел сказать королю, что видел принца Карла свернувшим к лесу… Я тогда еле выбрался из битвы и сидел на опушке, - пытался как следует перевязать рану. И тут я заметил, что к лесу едет его высочество, в сопровождении оруженосца. Принц держался за плечо, вероятно его тоже ранило. Но он не остановился на опушке, а въехал в лес… Может он и сейчас там… Кажется, его величество подумал, что я обвиняю принца в бегстве с поля битвы… Но просто я не успел сказать, что он был ранен… - Ваше величество, этот человек говорит, что видел раненого принца, направившегося к лесу, - обратился Робер к королю. – Быть может мы найдем его высочество в лесу. - Ты сказал – раненого? – воскликнул король. – Так идем к лесу! Стрелок! Укажи точнее место, где ты видел принца! Испуганный лучник поспешил к опушке. Вскоре нашлись еще несколько человек, которые тоже видели Карла, устремившегося в лес, и их слова только подтвердили наблюдения лучника. Поиски принца продолжились в лесу, но – увы! Карл и его оруженосец, казалось, исчезли без следа. Зная, что принц был ранен, воины внимательно осматривали траву, надеясь заметить на ней капли крови, по которым можно было бы определить, что здесь несколько часов назад проезжал раненый человек. Но ничего похожего на кровь не было найдено, и многие со страхом высказывали предположение, что Карл был похищен королевой лесных эльфов. Наступил вечер. Сгущавшиеся сумерки помешали дальнейшим поискам бесследно исчезнувшего принца. Филипп решил утром возвращаться в Клервилль, рассудив, что Карл или бежал, или взят в плен. Бессмысленно было далее прочесывать лес, - Карл, будь он серьезно ранен, не смог бы далеко уйти. На другой день состоялось погребение погибших пехотинцев – их схоронили на кладбище возле соседней деревни. Тела погибших рыцарей собирались отвезти в Клервилль, дабы с ними простились их родственники. Тяжело раненых воинов отправили в ближайший монастырь, монахи которого отличались недюжинными медицинскими познаниями для того времени, и успешно лечили даже очень серьёзные раны. В последний раз оглянувшись на лес, в котором исчез Карл, Филипп тяжело вздохнул и дал приказ возвращаться в столицу. Многие в душе осудили короля за то, что он не возобновил розыски сына, но интуиция не подвела Филиппа, - Карл в это время был далеко, и повторный осмотр леса стал бы пустой тратой времени. Ещё вчера вечером принц вернулся в Клервилль. После отъезда войска из столицы Агнесса и Анна большую часть времени проводили в молитвах, прося у святых помощи абидонским воинам. Поздним вечером того дня, когда закончилась битва, королева сидела у открытого окна в большом зале, и смотрела на звёзды, сиявшие на августовском небе. Губы ее неслышно шептали молитву. Вдруг тишину нарушил лязг цепей подъёмного моста у главного входа во дворец. Мост, который подняли на ночь, теперь спешно опустили, и королева решила, что войско Филиппа III вернулось вместе со своим королём с войны. Но вопреки её ожиданиям, в ворота въехали всего два человека. Галопом пронеслись они по двору, и свернули в сторону конюшен. Агнессу как холодом обдало: в одном из всадников она узнала Карла. Другой был, без сомнения, его пажом. Но почему они вернулись вдвоем? Ужасная догадка осенила королеву – сражение проиграно, и абидонская армия разбита. Судьбу короля Агнессе было страшно даже представить. Вскочив с места, испуганная королева поспешила в холл дворца. Там она столкнулась с плачущим сыном. - Карл, что случилось?! – вскричала она. – Сражение проиграно?! И что с твоим отцом? Он жив?! Что ты молчишь, отвечай! - Мама… - всхлипывая, пробормотал Карл, - не знаю… - Господи, да как же это случилось? – закричала Агнесса. – Войска Донатиана оказались сильней? - Н-не знаю, - сквозь слёзы выдавил из себя Карл. – Я не знаю, кто победил… - Что?.. – в замешательстве воскликнула Агнесса. – Как не знаешь?.. - Матушка, я не видел исхода сражения, - я… я… - Карл не мог договорить фразу. - Ну что? Говори же! – потеряла терпение королева. - Я… бежал… - тихо произнес Карл. Воцарилось минутное молчание. - Ты оставил поле битвы? – с ужасом спросила королева, когда полностью осознала бесчестье своего сына. - Да, - всхлипнув, подтвердил Карл. - Боже милосердный, что теперь делать! – закричала Агнесса. – Отец же убьёт тебя! Немедленно уезжай! Беги отсюда! Беги в замок Сюр-ле-Лак или в замок Монтань, но не задерживайся там, просто остановись на отдых, а затем беги … в Тернуар, или Галевилль, - не знаю куда, лишь бы тебе скрыться от гнева отца! -Как, мама, - удивился Карл, - сейчас бежать? А я хотел переночевать дома… - С ума сошёл, - с горечью произнесла королева, - переночевать он хотел! Тебе надо бежать как можно быстрей, пока не вернулся король. Сейчас иди, выбери себе сопровождающих - десять гвардейцев, которые будут охранять тебя в пути. - Я должен проститься с женой, - неожиданно твердо заявил Карл. - Я разбужу Анну, если она спит. Но помни, прощание должно быть кратким, - ответила Агнесса. - Мама, ну неужели я даже отдохнуть здесь не могу? – воскликнул Карл. - Не можешь, - последовал жесткий ответ. Через полчаса принц был уже готов отправится в путь. Ему осталось только проститься с Анной, свидание с которой заняло десть минут. Несчастная принцесса не могла понять из сбивчивых слов мужа, почему он вернулся раньше всех с войны и теперь снова внезапно уезжает. Затем Карл, привычно размазывая слёзы по щекам, вышел от жены, обнял мать на прощание, и, спустившись во двор, сел на коня. Взглянув в последний раз на Агнессу, стоявшую на пороге, он помахал ей рукой, и в сопровождении десяти гвардейцев отправился в путь. Агнесса вернулась в покои Анны, которую она разбудила для прощания с Карлом. Принцесса даже не вышла во двор, чтобы проводить Карла, так как ей пришлось бы слишком долго одеваться, а королева желала как можно скорее выслать сына из дворца. Теперь Агнессе предстояло самой рассказать невестке о дезертирстве Карла, и затем долго успокаивать принцессу, говоря, что Филипп не посмеет казнить своего сына за бегство с поля битвы. Увы, Агнесса сама не был уверенна в своих словах.


Княжна: Тем временем Карл галопом несся в замок Сюр-ле-Лак. Под утро он увидел вдали круглые башни, отражавшиеся в зеркальной глади озёр. Этот старый замок, своей архитектурой напоминавший замок Сильвен, тем не менее, являлся любимым местом отдыха абидонских королей, ибо был расположен в прекрасном живописном месте возле трех озер. Первый деревянный замок в этих местах был построен еще Филибертом I, однако во времена Эдуарда I деревянное здание сменил каменный донжон, обнесенный крепостной стеной с круглыми башнями. Марк I из династии Мортирье велел перестроить донжон, закруглив его углы – так стены замка стали более прочными. К сожалению, мы не сможем увидеть этот памятник абидонской архитектуры, - время не пощадило его, и к семнадцатому веку он превратился в развалины, которые были снесены, а на их месте построен изящный белый дворец, вокруг которого разбит великолепный тенистый парк, являющийся в наше время самым знаменитым заповедником Абидонии. Отдохнув и выспавшись в замке на озерах, Карл задумался, что ему делать дальше: бежать в Тернуар или Галевилль ему крайне не хотелось. Карл впервые столкнулся с тем, что ему надо самому решать свою судьбу. Всю жизнь он только и делал, что подчинялся воле родителей, и теперь, когда пришло время действовать самостоятельно, принц растерялся. Как он один поедет в провинцию? Чем он объяснит свой приезд, и что ответит на вопросы провинциального дворянства о войне? Можно, конечно, соврать, выдумав «вескую» причину своего внезапного прибытия, но Карл знал по опыту, что он не умеет складно врать, и его ложь довольно быстро разоблачается. Поднявшись на крышу замка, Карл с тоской смотрел на спокойные воды озер, в которых отражалось голубое безмятежное небо. Праздное времяпровождение в замке угнетало его, и в голову лезли тревожные мысли. Карл часто вспоминал слова Агнессы, о том, что ему не надо оставаться в загородном замке. Но долгая и опасная дорога в Тернуар приводила робкого принца не в меньший ужас, чем кровавое сражение. Наконец, Карл принял решение: он намерился ехать в замок Монтань, тот самый замок Монтань, задерживаться в котором, как и в Сюр-ле-Лак ему не советовала королева. Замок Монтань, - вернее – Коллин де Монтань, был расположен на высоком каменистом холме, который местные жители называли «монтань» - что значит «гора». У подножия холма текла речка, а окружали холм густые сосновые леса. В Абидонии существовал еще один королевский замок Монтань, - но он находился далеко от столицы, - в Южных горах. Ехать в тот замок Карлу было так же далеко и страшно, как в город Галевилль. Решение Карла направиться в Коллин де Монтань было продиктовано тем, что этот замок был гораздо дальше от столицы, нежели Сюр-ле-Лак, и принц посчитал, что там ему будет безопаснее, чем в замке на озёрах. Правда, Коллин де Монтань был расположен к северу от Клервилля, тогда как Сюр-ле-Лак находился на юге. Принцу пришлось объехать столицу с запада, и провести целый день в пути, прежде чем он достиг цели, но оказавшись в уютном и красивом замке, Карл почувствовал себя в безопасности. К тому же, он был уверен, что родители сочтут его бежавшим в среднюю часть страны, и не станут разыскивать в загородных замках. Прежде чем Карл достиг замка Коллин де Монтань, Филипп III вернулся в Клервилль. На обратном пути король остановился в Ориенталь де ла Фортересс, где приказал разместить пленных пенагонских рыцарей. Затем Филипп улучил минуту, и, отведя коменданта в сторону, негромко спросил: - Принц здесь не появлялся? - Нет, ваше величество, я был уверен, что он вернётся вместе с вами. Разве он должен был прибыть сюда раньше вас? – сказал комендант. - Нет… Все так, как должно быть… - растерянно ответил Филипп. – Молчи об этом разговоре! Проболтаешься, - смерть тебе! Весь путь из крепости в столицу Филипп был погружен в тяжелые размышления: он был почти уверен, что Карл сбежал с поля битвы, но внезапно вспомнив атаку резервного отряда, король снова подумал, что Карл попал в плен к пенагонцам. «Да, но как тогда быть с показаниями нескольких свидетелей, которые видели принца направлявшимся к лесу? Это исключает возможность плена, - думал король, - а что, если Карл был ранен в самом начале… и решил перевязать рану, в то время, как отряд громил пенагонцев… Но куда он тогда исчез, черт возьми! Не мог же он провалиться сквозь землю!». Филипп понимал, что лучше всего будет подробнее расспросить об атаке у графа де Сильвен, или Луи, но ему не хотелось этого делать. Король знал, - рано или поздно он выяснит правду об исчезновении Карла, но инстинктивно старался отдалить неприятный миг, предчувствуя, что расспросы людей, сражавшихся рядом с принцем, приведут его к неутешительным выводам. «А если Карл и не стремился в бой? – вдруг подумал Филипп, - и отряд сам рванулся в битву, не дожидаясь его команды, а Карл струсил, и бежал? Я могу спросить де Морне, которого послал с приказом… Но сделаю это позже…». Наступил торжественный час возвращения абидонских воинов в Клервилль. Король медленно подъехал к входу во дворец, где его встретили супруга и невестка. Филипп сразу заметил, что Агнесса и Анна как-то странно молчаливы, и избегают смотреть ему в глаза. Король ожидал, что дам испугает отсутствие принца, но, казалось, они этого даже не заметили. Королева и принцесса не задали вполне естественного вопроса об отсутствии Карла среди вернувшихся воинов. Это окончательно уверило его в том, что Карл бежал с поля боя, и сейчас находится во дворце. - Агнесса, - негромко спросил Филипп, - где Карл? - Карл? – вздрогнув, переспросила королева. – Не знаю, ваше величество. Филипп поспешно взял жену за руку, и стремительно вошёл во дворец. Быстро пересекши холл, супруги прошли в одну из пустых зал, где остались наедине. - Агнесса, не лги, - изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, сказал Филипп. – Ты знаешь, где он. Он во дворце? - Нет, - коротко ответила королева. – Я и в самом деле не знаю, где мой сын. - Не лги! – закричал король, грубо схватив жену за руки. – Ты не знаешь? Если бы ты ничего не знала, то сейчас ты, а не я, - ты вопрошала бы, где твой сын, ты подняла бы истошный бабий вой, видя, что он не вернулся с войны! Но вместо этого ты молчишь, как будто у тебя нет сына! Где Карл, - говори, негодяйка!!! – с этими словами Филипп изо всех сил стал трясти несчастную женщину. - Не знаю! Он уехал! – задыхаясь, воскликнула Агнесса. - Куда уехал?! Куда?!! – взревел Филипп. - Не знаю! - Знаешь! Не смей меня обманывать! Ты хочешь сказать, что Карл не сказал тебе, своей любимой мамаше, куда он отправился? Да быть такого не может! Говори, где он! - Не знаю, правда, же!.. - Агнесса!!! Говори!!! – Филипп был готов задушить жену. - Он едет в Тернуар… или Галевилль… - еле выговорила несчастная Агнесса. - Научись хотя бы врать! – закричал король. В Тернуар, в Галевилль! Придумала бы сразу, куда ты его отправишь! - Я велела ему ехать в летний замок, а затем бежать куда хочет, - может быть, он поехал и в Тераби! – воскликнула Агнесса. Он сам должен выбрать свой путь! - В какой летний замок он поехал?! – заревел Филипп. – Ты хоть это знаешь?! - Я ему сказала – беги в Сюр-ле-Лак или Монтань, - ответила Агнесса, - но, куда бы Карл не отправился, он, наверное, уже оставил замок. - Ладно, - несколько успокоившись, сказал король. – Я лично опрошу прислугу всех летних замков, и там выясню, куда этот выродок бежал. – С этими словами король стремительно вышел из залы. - Филипп!!! – закричала ему вслед Агнесса, - не убивай его! Прошу, не убивай… - со слезами повторила несчастная мать, и, теряя силы, опустилась на пол. Через минуту в залу вбежала Анна, и обняла свекровь, пытаясь её утешить. - Всё пропало, - прошептала Агнесса, - если Филипп догонит Карла, - мой сын погибнет… - Матушка, я не верю! – воскликнула Анна, - не сможет великий король убить своего единственного сына! - Как бы я хотела надеяться… - плача, ответила королева. Отдохнув после дороги всего пару часов, Филипп поспешно выехал на поиски Карла. Тем временем вынужденное пребывание в замке Монтань стало угнетать принца. Карлу было непривычно одиночество, - всю жизнь рядом были родители или жена. Но сейчас рядом с ним была только прислуга и гвардейцы, которых он выбрал своими телохранителями, - посторонние люди, имена которых он запомнил с трудом. Принцу в этот момент не хватало родной души, близкого человека, который мог выслушать его жалобы, и найти добрые слова утешения. Ах, если бы здесь была его матушка, Анна, или его старая кормилица!.. А если бы много лет назад родители не выслали из Абидонии его лучшего друга Этьена! Вот уж кто мог бы сейчас помочь ему! Этьен нашёл бы выход из этого дурацкого положения, и дал бы Карлу верный совет, - что ему делать, и куда бежать. И тогда, благодаря помощи графа де Триган, Карл через некоторое время вернулся бы в Клервилль с гордо поднятой головой, и никто не смог бы назвать наследника абидонского престола трусом… Мечты Карла прервал странный шум, донесшийся через приоткрытое окно со двора, но принц не обратил на него особого внимания. Сидя в пустом полутёмном главном зале замка Монтань, Карл вновь погрузился в грёзы. Он вспомнил, как любил чтение Этьен, и сколько знаний получил он из толстых старинных томов. Без сомнения, де Триган при его уме придумал бы, как оправдать бегство принца, а возможно… возможно, что граф нашёл бы в старинной книге рецепт снадобья, дающего необыкновенную силу и смелость, и помог бы Карлу приготовить зелье, отведав которого принц… Грохот распахнувшей двери вернул Карла из мига грёз в суровую действительность. Карл хотел сделать суровый выговор тому, кто так нагло ворвался в залу, но слова замерли у него на губах. В дверях стоял король. Филипп III резким движением снял с рук перчатки, и быстро подойдя к сыну, со всего размаха несколько раз ударил принца ими по щекам. Карл упал на пол, из его носа потекла кровь. - Мерзкий щенок!!! – закричал Филипп. – Что теперь с тобой делать?! Отрезать тебе нос и уши, или повесить тебя на дереве, как безродного вора? Объясни мне, как я должен казнить тебя за дезертирство?!! Но несчастный Карл только стонал, лёжа на полу. - Ты опозорил Абидонию! Весь мир сейчас смеётся над нами! Сын короля страны, победившей в войне – бежал с поля битвы в тот час, когда войска шли в наступление! Как я надеялся, что ты попал в плен, - тоже позор, но не такой, как дезертирство! Будь ты проклят!!! Жаль, что я не убил тебя тогда, когда ты был ребенком! Отдай мне свой меч! Слышишь, что говорю?! Немедленно отдай мне меч! Эй, стража! Не выпускайте его из виду! Карл с трудом поднялся, и, размазывая кровь по лицу, пошел за оружием. Несколько гвардейцев из числа прибывших вместе с королём, отправились вслед за принцем. Через пять минут Карл вернулся, и протянул отцу свой меч. Филипп достал меч из ножен, и с силой ударил его несколько раз о каменную колонну, - так, что лезвие сломалось пополам. - Ты не достоин носить оружие, - жёстко сказал он. – Стажа! Связать руки бывшему принцу Абидонии! Отныне он лишён титула! Немедленно посадить Карла де Мортирье в подземелье! Завтра дезертир будет переправлен в темницу крепости Ориенталь де ла Фортересс. В темнице Карлу развязали руки, но на следующий день он был закован в кандалы, и как опасный преступник, под конвоем отправлен в Ориенталь де ла Фортересс, где его бросили в темницу, которая находилась в нижнем подземном этаже, - там держали предателей, и самых опасных преступников низкого происхождения, тогда как знатные пенагонские пленники содержались в почётном заключении в хороших условиях. Несчастный принц, - теперь велением короля - бывший принц, без сил упал на солому, служившую ложем, и стал ждать смерти. В том, что его казнят, Карл не сомневался. В темнице было холодно, а скудный свет проникал из коридора, освещённого факелами через решётку, заменявшую дверь. Стены были влажные, а по углам шуршали крысы. Сначала Карл пугался их, но затем страх сменился безразличием: принц подумал, что эта темница мало чем отличается от могилы. Через несколько часов Карлу принесли еду – черствый ломоть черного хлеба и кувшин воды, но принц даже не прикоснулся к столь отталкивающей пище. Справедливости ради стоит заметить, что он сейчас не стал бы есть и самые изысканные кушанья. Карл был уверен, что из темницы он выйдет только на плаху, и мечтал тихо умереть здесь, лежа на соломе, лишь бы его не подвергли мучительной казни. Он задрожал от страха, когда в коридоре послышался звук шагов, затихший возле двери его камеры. Заскрипели петли открывающейся решетчатой двери, и Карл решил, что сейчас его поведут казнить. Взглянув на вошедшего, Карл отпрянул – в дверях стоял Филипп. - Карл, - ответь по совести, - как получилось, что возглавив атаку, ты затем позорно бежал с поля боя? – спросил король. Но Карл молчал, опустив голову. - Ты меня слышишь?! Или решил прикинуться глухим? Отвечай! – воскликнул Филипп. – Я не хочу подвергать тебя пыткам, будет лучше, если ты честно все расскажешь! - Луи… - еле слышно вымолвил Карл. - Что, Луи? – не понял Филипп. – Причем здесь Луи? - Он… вместо меня… возглавил… - пробормотал Карл. - А! Так вот что! Хочешь сказать, что ты струсил, и Луи взял командование на себя?! Тяжело вздохнув, Карл утвердительно кивнул в ответ. - Теперь мне всё понятно, - сказал Филипп, и вышел из камеры. Тюремщик запер дверь, и Карл снова остался ждать казни. Поздно вечером Филипп вернулся в Клервилль. Агнесса и Анна не вышли его встречать, - они молились в дворцовой капелле. Филипп велел передать жене и невестке, что ожидает их в малом зале. Жалость невольно всколыхнулась в его душе, когда в зал вошли измученные тревогой, бледные и осунувшиеся женщины. - Что с Карлом? – сурово спросила мужа Агнесса. - Жив, - ответил Филипп, - но находится в подземелье Ориенталь де ла Фортересс. Там ему самое место. - И что с ним будет дальше? - Ничего. Будет сидеть там много лет. Или вы предпочитаете, что бы я велел его казнить? – усмехнулся король. - Карл не будет сидеть в подземелье много лет, - жестким тоном возразила Агнесса, - у него слабое здоровье. Вы решили не казнить сына, но, тем не менее, обрекли его на смерть. Династию де Мортирье можно считать прерванной по мужской линии. Или вы хотите передать престол Луи? В настоящий момент он является единственным наследником в случае вашей смерти и смерти Карла. Ах, да, я забыла! Есть наша внучка Мария. Она унаследует престол Абидонии. - Агнесса! Замолчи! – угрожающе произнёс Филипп. – Я улажу вопрос престолонаследия. - Как вы его уладите? Разве что убьёте меня и женитесь на молодой девушке, которая родит вам сына. Иного пути я не вижу, - иронично ответила королева. - Замолчи и оставь меня в покое!!! – потеряв терпение, закричал король. – Убирайтесь обе!!! Испуганные женщины поспешили удалиться. - Матушка, вы думаете, что угроза пресечения династии заставит его величество помиловать Карла? – спросила королеву Анна. - Это единственный способ образумить короля, - сказала Агнесса. – Я долго размышляла, как могу помочь сыну, и пришла к выводу, что слезами и мольбой Филиппа не растрогать. А вот страх гибели королевского рода – более действенный способ. Я не стану скрывать, что все предыдущие дни обдумывала этот разговор с королём. - Матушка, а вы не боитесь, что… что его величество… как вы ему сказали… - Анна с трудом подбирала слова, страшась произнести фразу. - Что он убьёт меня и женится на другой? – усмехнулась Агнесса. – Нет. Он не пойдет на это. В худшем случае легче будет мне самой умереть, нежели видеть гибель сына. На следующий день Филипп I вызвал во дворец Луи де Мортирье. - Знаешь ли ты, что разгневал меня? – спросил король юного герцога. - Если я разгневал ваше величество, то прошу простить меня. Клянусь честью, я не хотел вызвать гнев моего короля, - ответил Луи. - Похоже, что ты не слишком удивлен, - заметил Филипп, - значит, догадываешься о причине моего гнева? - Предполагаю, что мне известно, чем я мог вас прогневить. Но лучше вашему величеству открыто выразить недовольство моими поступками. - Да, ты прав, - сказал Филипп, - и я хочу задать тебе всего лишь один вопрос: Луи, почему ты сразу не рассказал, как возглавил наступление резервного отряда вместо моего сына, и почему смолчал об его дезертирстве? - Ваше величество, я знал о дезертирстве кузена не более чем вы, - ответил Луи. – Я не видел, как принц оставил поле битвы. Моя вина состоит лишь в том, что я не рассказал о том, что Карл не мог решиться вступить в бой. Признаю, я виноват. Расскажи я сразу об этом, вы не подумали бы, что Карл попал в плен, ибо трудно быть пленённым, находясь в арьергарде. - Так значит, ты не видел его дезертирства? – уточнил король. - Клянусь честью, - нет! - Постой, - ты сказал, Карл не мог решиться вступить в бой? Как это? - Ваше величество желает узнать все подробности? – спросил Луи. - Конечно, чёрт возьми! – воскликнул Филипп. - Хорошо. Я расскажу всё то, что утаил после битвы, даже рискуя навлечь на себя гнев вашего величества, - сказал Луи. – В то время как мы ждали сигнала вступить в сражение, я, и многие другие заметили, что его высочество… как это сказать… - Ну! Говори же, не тяни! – воскликнул король. - Простите, ваше величество, но было заметно, что Карл боится сражения, - вымолвил Луи, и замолчал, бесстрашно глядя на короля. - Продолжай, - сказал Филипп. - Когда прибыл де Морне, принц испугался еще сильнее. Его почти уговаривали вступить в бой, а он только повторял слово «нет». Мне не осталось иного выхода, кроме как принять командование отрядом. Вот и все, ваше величество, - момента, когда Карл бежал, я не видел. Но сказать вам, что принц струсил – в тот миг было выше моих сил. Я не хотел вызвать ваш гнев. - Вот, значит, как… - после долгого молчания произнёс Филипп. – Испугался, что я тебя придушу, как того лучника? - Мне всегда тяжело сообщать дурные вести, ваше величество, - ответил Луи. – К тому же, я надеялся, что Карл, несмотря на испуг, позже взял себя в руки, и сражался, как герой легенд. Я посчитал, что принцу лучше самому рассказать вашему величеству о случившемся. - Бывшему принцу! – резко возразил Филипп. – Бывшему! Карл отныне лишён титула. Принц, опозоривший страну, - больше не принц. Воображаю, как обхохатываются сейчас в Пенагонии! Наверняка их шпионы, которых здесь предостаточно, уже донесли до Донатиана эту «радостную» весть. - Так надо казнить всех шпионов! – воскликнул Луи. - Разумеется! – усмехнулся Филипп. – Сейчас велю казнить всех, у кого на лбу написано «шпион». Наивный юноша, ты, верно, думаешь, что они так и выглядят? Разочарую тебя, шпионом может оказаться вполне добродетельный с виду человек, и даже благородный дворянин. Если бы шпиона можно было легко распознать, я давно бы очистил от них Абидонию. Но не о них сейчас речь: дело касается тебя. Я должен был посвятить тебя в рыцари после окончания сражения, но бегство Карла напрочь заставило забыть меня об этом. Но теперь я исправлю свою оплошность, - завтра я перед всем двором торжественно посвящу тебя в рыцари! Иди, готовься к этому событию! На следующий день Луи вместе с другими молодыми дворянами из резервного отряда был посвящён в рыцари. Главный архиепископ во время мессы благословил оружие Луи, и сам король ударил мечом по плечу своего юного родственника. Затем Луи метко поразил копьём чучело, установленное для этой цели во дворе королевского дворца. Юная Инес де Марс, не сдержав чувств, бросила молодому рыцарю букет цветов. Поймав цветы, Луи послал воздушный поцелуй очаровательной девушке. Придворные дамы были в восторге, - они предвкушали скорую свадьбу герцога де Мортирье и красавицы Инес. И лишь королева и принцесса Анна были печальны, и улыбались в этот праздничный день только из вежливости: они против своей воли постоянно мысленно возвращались к несчастному Карлу, заточенному в мрачное подземелье. Агнесса и Анна понимали, что если бы Карл не струсил, то и он сегодня был бы посвящён в рыцари, и тогда размах торжества был не сравним с нынешним. Но, увы!.. Карл, опозоривший семью, не скоро выйдет из заточения, и даже если он получит свободу, то вряд ли он сможет искупить свой позор.

Княжна: На другой день Филипп III вызвал невестку к себе, чтобы обсудить дела государственной важности. Предстоящий разговор испугал принцессу, но войдя в кабинет короля, Анна успокоилась, - король был, как и всегда доброжелателен к ней. - Садись, дочь, - грустно сказал он, - и выслушай меня. Я знаю, что твою жизнь не назовёшь счастливой, ибо муж твой – полнейшее ничтожество. Знал бы я, что Карл так опозорит семью, - не стал бы женить его на красивой и умной шампиньонской принцессе. Но что сделано, того уже не изменишь. Раз уж ты супруга моего сына, то должна родить ему наследника. Карл сейчас в подземелье Ориенталь де ла Фортересс, и я считаю, что вполне достоин провести там всю свою жизнь… Нет-нет, ты не бойся, - тебя я туда не отправлю! – прервал сам себя Филипп, заметив испуг в глазах Анны. – Я уже написал приказ перевести Карла в Ле Мюр-Эпе, где жила моя безумная мать. Карл отныне будет жить там, и ты поедешь к нему. Не волнуйся, этот замок не похож на тюрьму, - скорее это крепость. Но Карл будет жить в покоях своей бабки, и выход даже во двор будет ему запрещён. Ты же будешь свободна, и сможешь гулять в небольшом садике, который есть во дворе замка, и у тебя будет всё, что ты пожелаешь, - любые наряды, книги, лакомства. Если хочешь, возьми с собой для компании нескольких фрейлин, ты не должна грустить в одиночестве. Но твоим главным делом должно стать рождение сына. Ты понимаешь? - Да, ваше величество, - ответила Анна. – Могу ли я взять с собой свою дочь? - Возьми. Агнесса станет скучать по внучке, но если ты оставишь Марию здесь, тебе будет намного больнее разлучиться с ребенком, нежели королеве. К тому же воздух в окрестностях Ле Мюр-Эпе чище, чем в столице, и можно надеяться, что девочка вырастет здоровой. А если ты в течение ближайших лет родишь нескольких сыновей, и тебе надоест общество мужа, - то вернёшься в Клервилль. - Простите, ваше величество, - но вы не позволите Карлу вернуться в столицу даже по прошествии нескольких лет? – испуганно спросила Анна. - Нет, - ответил Филипп – мой сын навсегда сослан в Ле Мюр-Эпе. Вернуться в столицу он недостоин. После моей смерти корону унаследует его старший сын. Карл не может стать королем, потому что он трус и безвольный дурак, который, оказавшись на троне, станет самой сильной опасностью для Абидонии, - большей, нежели внешние враги. - Понимаю, ваше величество, мой супруг осужден пожизненно, - горестно произнесла Анна, - и я должна разделить его судьбу… - Анна! – вскричал король, - видит Бог, - я этого не хочу! Я не желаю, чтобы ты страдала, и, будь у тебя сын, я бы и речи не завел о твоём отъезде в Ле Мюр-Эпе. Но от тебя сейчас зависит будущее Абидонии, и если ты принесешь эту жертву, то через несколько лет будешь свободна! - Но супруг мой по-прежнему будет узником, - ответила Анна. - Ну, тут уж он сам виноват, - проворчал Филипп. – Испортил жизнь и тебе, и себе! - Вы правы, ваше величество, - сказала принцесса, - и я выполню вашу волю. - Вот умница! – похвалил невестку король, не ожидавший, что Анна так быстро согласится уехать в отдалённую крепость. – Ты не беспокойся, - у тебя будет всё, что твоей душе угодно! Сможешь даже выезжать из крепости в сопровождении гвардии на прогулки или охоту! Только Карл будет сидеть взаперти! - Когда я должна буду выехать? – спросила Анна. - Через неделю, - ответил Филипп, - приказ перевести Карла в Ле Мюр-Эпе уже отдан. В замке будет увеличен штат слуг, и лучшие покои будут подготовлены к твоему прибытию. - Как вам угодно, ваше величество, - произнесла Анна, - я отправлюсь в путь, когда вы прикажете. А сейчас позвольте мне удалиться. Я должна немедленно начать подготовку к отъезду. - Да благословит тебя Бог! Ступай! – ответил король. Выйдя из кабинета короля, Анна поспешила к свекрови, - рассказать о приказе его величества. Агнесса, обрадовалась, узнав, что Карл будет выпущен из подземелья и отправлен в провинциальный замок, но позже ей в голову пришла страшная мысль, которая терзала и Анну – после появления на свет сыновей, одного из которых Филипп сделает наследником престола в обход Карла, бывший принц будет убит или отравлен. Король, судя по его словам, считал Карла нужным лишь для продолжения рода, и, выполнив это предназначение, Карл станет бесполезным или даже опасным, - в случае, если он пожелает после кончины отца занять королевский трон, не взирая на то, что Филипп готовил своим преемником внука. Проплакав весь день, несчастные женщины смирились с судьбой, и решились положиться на Божию волю, в надежде, что жестокий замысел Филиппа относительно судьбы его сына не будет воплощен в жизнь. Тем временем Карла освободили из подземелья, и снова сковав руки, посадили на коня. Бывший принц, как теперь его называл король, решил, что его везут казнить. Смертельно испугавшись, он разрыдался как ребёнок. - Мне отрубят голову?!.. Или повесят?!. Нет!!! Где его величество?! Я хочу видеть отца! Почему он… За что… Я не хочу умирать!!! Я… Я… Больше не буду!.. – бессвязно повторял он. - Успокойтесь, ваше высочество, - сказал пожилой начальник его конвоя, - вас везут не на казнь. Король приказал отправить вас в крепость Ле Мюр-Эпе, где вы будете находиться в лучших условиях, нежели здесь. - Правда?.. – всхлипнул Карл, и поплакав еще немного, успокоился. Замок Ле Мюр-Эпе, в который Карл прибыл спустя несколько дней, находился недалеко от города Тернуар, почти в самом центре Абидонии, и был похож на замок Сюр Ле-Лак, только размеры его были гораздо больше. Это была крепость, в которой мог расположиться достаточно большой гарнизон, и выдержать длительную осаду. Этот замок, вытроенный в тринадцатом веке, сохранился до наших дней, в почти не изменившемся виде. Огромный донжон с закруглёнными углами был обнесён двумя крепостными стенами с толстыми круглыми башнями, между которыми был прорыт глубокий ров. Карл, который последний день пути предавался мечтам о побеге, разглядев замок, тяжело вздохнул, поняв, что бегство из такой крепости невозможно. «Не зря же здесь поселили безумную бабушку Маргариту», - подумал он. Очутившись в главном дворе замка, Карл с изумлением уставился на невысокую башню, что была расположена перед донжоном, - оказалось, что попасть в главное здание, можно только через нее. Деревянный подъёмный мост соединял эту башню с входом в донжон, который находился на значительной высоте от земли, и когда мост был поднят, донжон становился полностью неприступным. Карл еще раз вздохнул, - окончательно распростившись с мечтами о бегстве. Узника отвели в предназначавшиеся ему покои – где раньше жила сумасшедшая королева. Это был ряд комнат, отделённый решётчатой железной дверью от прочих помещений третьего этажа. Раньше такая же дверь была и перед спальней Маргариты, из которой не выпускали королеву, но теперь её сняли. Комнаты были чисты и уютно обставлены, что несказанно обрадовало Карла, опасавшегося, что ему придется спать на соломе, как и в подземелье Ориенталь де ла Фортересс. Но вслед за этим его ждало огорчение - управляющий замка сообщил, что велением короля Карл никуда не может выходить из своих покоев, даже в главный зал. Разумеется, о том, чтобы выйти в небольшой сад, располагавшийся во дворе замка, не могло быть и речи. Единственное, что Карл мог бы позволить себе – это смотреть в окно, выходящее во двор замка. Отдохнув с дороги, Карл от скуки принялся рассматривать мельчайшие детали комнат. Внезапно его внимание привлекла надпись, нацарапанная каким-то острым предметом на углу старинного деревянного сундука: «Святая Флорет, прости нас, грешных!» Почему-то сразу Карл решил, что это написала его бабушка, безумная королева Маргарита. Вечером, когда ему принесли ужин, и в комнату зашел управляющий, Карл спросил, верна ли его догадка. - Да, ваше высочество, это покойная королева. В последний месяц жизни она часто вспоминала святую Флорет, и просила у нее прощения. Достав уголь из камина, она исписала все стены подобными словами, так что после её смерти их пришлось отмывать. Если пожелаете, я прикажу вынести этот сундук из комнаты. Надпись слуги заметили недавно, когда готовили покои к вашему приезду, и не было времени заказывать новый сундук. - Не стоит. Оставьте его здесь, ради её памяти. Бабушка была так же несчастна, как я, - ответил Карл. Через несколько дней, когда Карл, скучая, смотрел в окно, во двор замка въехала знатная дама в сопровождении большого отряда стражи. Сердце Карла тревожно забилось, - молодая женщина, бесспорно, была ему знакома. Вслед за охраной дамы во двор вкатилась повозка, вероятно, с её вещами. Из повозки вышла женщина, державшая на руках маленького ребенка, и вслед за дамой направилась к входу в замок. Через десять минут дверь в покои Карла открылась, и вошла принцесса Анна. - Карл! – произнесла она так, словно они расстались только вчера, - добрый день! - Анна! – воскликнул Карл, - вас тоже отец наказал?.. - Нет, супруг мой, - торжественно ответила Анна, - я прибыла сюда, чтобы прожить свою жизнь вместе с вами, ибо мы венчаны перед Богом, и нам нельзя разлучаться. Растроганный Карл не смог найти походящих слов, и со слезами обнял жену. После воссоединения с супругой, Карла перестало тяготить его положение узника, и если забыть о том, что ему нельзя было выходить из замка, он чувствовал себя почти счастливым. Анна не давала ему скучать, супруги часто беседовали, и читали вслух книги, которые принцесса привезла с собой. Однажды Карл показал жене надпись, которую оставила его бабка на сундуке. - Как вы думаете, почему она молила святую Флорет о прощении? – спросил он. Анна прочла надпись, и, нахмурившись, серьёзно задумалась. Карл заметил, что она слегка побледнела. - Что случилось? – спросил он. - Эта надпись, она что, опасна? -Я вам расскажу, только не пугайтесь, - ответила Анна. – Вы знаете житие святой Флорет? - Нет… Ну была такая монахиня, бывшая блудница, создала женский монастырь… Это всё… - А знаете, что я прочла в нескольких книгах, которые хранятся в библиотеке университета? Тогда я интересовалась абидонскими святыми, и нашла полную историю её жизни. Это очень длинная история, и сейчас я расскажу вам самое важное. - Я слушаю, - произнес Карл, и замер в ожидании удивительного рассказа. - Когда Флорет раскаялась в своих грехах, она решила удалиться в монастырь. Через год все монахини скончались от неизвестной болезни, одна лишь Флорет осталась жива. В одиночестве она похоронила последнюю монахиню, и осталась ждать своей смерти. Было жаркое лето, ночью началась гроза, и от удара молнии деревянное здание монастыря сгорело дотла. Флорет успела выбежать из охваченного пламенем монастыря. Потерявшая кров монахиня хотела найти приют в другом монастыре, но настоятельница отказала ей, заявив, что кара божия настигла монастырь, который блудница осквернила своим присутствием, и потому там вымерли все его обитательницы, а само здание сжег огонь с неба. Флорет не обиделась, она посчитала, что жестокая настоятельница абсолютно права. На опушке леса Флорет построила себе хижину, и стала жить отшельницей. И тогда начались чудеса, - люди заметили, что стоит ей помолиться за болящего, как тот довольно быстро выздоравливал. Вскоре вокруг хижины Флорет появилось ещё несколько хижин, - в них поселились женщины, которых так же, как и Флорет, не приняли в монастырь. Вскоре богатая дама, чьего сына вылечила Флорет, в благодарность велела своим крестьянам выстроить для отшельниц деревянное здание, окруженное частоколом, - так поселение превратилось в небольшой монастырь. А недалеко от монастыря стоял замок, хозяева которого умерли, оставив малолетнюю дочь на попечении её тетки. Родственница юной дворянки решила завладеть ее имением, но убить девочку у неё не хватило духа. Заметив, что малышка Катрина очень боязлива, коварная опекунша решила нарочно запугивать девочку, чтобы та сошла с ума. Через несколько лет повзрослевшая Катрина значительно повредилась в уме. Её тётка не скрывала этого, желая получить пожизненную опеку над племянницей, чтобы, не зная бед, получать доходы с поместья. Когда молва о безумии юной наследницы поместья достигла ушей Флорет, монахиня предложила Эмилии (так звали тетку Катрины) свою помощь в исцелении девушки. Но Эмилия в довольно грубом тоне отказала Флорет, заявив, что бывшая блудница, о бурной юности которой знало всё графство, не сможет исцелить безумную Катрину. «Обманывай других простофиль, старая, - сказала Эмилия Флорет, - не мог тебе, распутной женщине, господь послать дар исцеления». - Вот глупая, зря она так сразу отказалась! – сказал Карл, - надо было хотя бы попытаться… - Карл, вы не поняли, - терпеливо пояснила Анна, - Эмилии не нужно было выздоровление Катрины. Ей хотелось прибрать поместье к своим рукам… - А! Я понял, продолжайте, не стану больше перебивать! – с восторгом ребенка, слушавшего интересную сказку, воскликнул Карл. - Через некоторое время в деревянном замке Катрины начался пожар, и все слуги бросились тушить его. Девушка осталась без присмотра, и, пользуясь суматохой, сбежала из замка. Плохо понимая, что делает, Катрина направилась в сторону монастыря, где её встретила Флорет, ласково заговорившая с девушкой, и пригласившая её в монастырь. Велика была сила святой, - ибо Катрина, боявшаяся чужих людей, без страха пошла вслед за незнакомой женщиной в монастырь. Флорет горячо помолилась Богу, и рассудок вернулся к Катрине. Тем временем пожар в замке Катрины был потушен, и Эмилия обнаружила отсутствие племянницы. Выехав на поиски девушки, она опросила крестьян, которые рассказали, что видели, как Катрина пришла в монастырь святой Флорет. Эмилия хотела вернуть племянницу домой, но Катрина выразила отказ, заявив, что хочет остаться в монастыре и принять постриг, принеся в дар монастырю своё состояние. Это разрушило планы Эмилии, и она решила действовать силой: собрав отряд, состоявший из вооружённых крестьян, женщина подъехала к монастырю, требуя отдать ей племянницу, и угрожая монахиням скорой расправой, если они не сделают этого. Хрупкая немолодая женщина вышла навстречу отряду вооружённых головорезов, - это была бесстрашная Флорет. «Дитя моё, угрожая монастырю, ты совершаешь великий грех. Твоя племянница хочет посвятить свою жизнь служению Святой Деве, и ты не вправе ей запретить», - кротко произнесла она. «Старая лицемерка! – закричала Эмилия, - ты лжёшь, моя племянница безумна, и давно ничего не помнит о Святой Деве! Ты хочешь насильно постричь Катрину, дабы завладеть её богатством!». «Я исцелила Катрину, и теперь она вольна выбрать свой путь, - ответила Флорет, - тебе же я советую отступить от стен нашей обители, дабы не гневить Господа». «Что ты называешь обителью, жалкая тварь! – закричала Эмилия, - думаешь, я не знаю, что тебя не допустили в монастырь! Твоя обитель – всего лишь дом с такими же бесстыжими женщинами, как и ты сама. Немедленно отдай мне Катрину, или я сожгу твой загон для блудливых свиней!». «Дитя моё, - спокойно отвечала Флорет, - я прозреваю твои планы – ты хотела свести с ума племянницу, и завладеть её землями. Это страшный грех, равно как и разорение монастыря, которым ты мне угрожаешь. Если ты совершишь его, Бог непременно тебя накажет, – с тобой случится то, чего ты желаешь Катрине. Последний раз говорю тебе – покайся в грехах, только так обретёшь спасение!». Эти слова Флорет настолько разгневали Эмилию, что она приказала своим людям атаковать замок. Флорет еле успела забежать за ограду, и закрыть ворота, но их подожгли крестьяне, а затем стали забрасывать монастырь стрелами. Одна стрела слегка задела Флорет, две монахини погибли, ещё нескольких ранило. Вскоре весь частокол, окружавший монастырь, был объят пламенем, и монахини были уверены, что пришел их последний час, однако они не собирались сдаваться. Но в этот момент Господь прислал им помощь, - к монастырю подъехал граф, сеньор тех мест и сюзерен Катрины. Благочестивый воин защитил монастырь, и приказал Эмилии убираться в имение её покойного мужа, предоставив Катрине самой распоряжаться своим замком. Граф хотел выдать замуж Катрину, но выслушав её историю, согласился с тем, что девушка должна уйти в монастырь. Катрина предложила Флорет перенести монастырь в свой замок, и вскоре монахини переселились туда. Судьба же Эмилии была незавидной, - Бог наказал её, как и предрекла Флорет, - злодейку постигла та же судьба, которую она желала Катрине, - женщина сошла с ума. Но самое страшное было впереди – видно грех Эмилии был столь силён, что поразил весь её род: с ума сошла и её дочь, сын же остался здоров, но безумие поразило его дочерей – внучек Эмилии. С тех пор в этом роду большинство женщин сходили с ума, но, тем не менее, род не прерывался. Катрина приняла постриг, и стала монахиней в монастыре, который теперь находился в стенах её замка. Святая Флорет прожила долгую жизнь, и скончалась на руках Катрины, после этого ставшей настоятельницей монастыря. Позже мать Катрина также была причислена к лику святых, а монастырь Святой Флорет был перестоен в одиннадцатом веке – теперь место деревянного замка на этом месте стоит каменный дом, окружённый толстой каменной стеной… Да ты и сам его видел… - Видел, - в детстве. Тогда мне матушка рассказывала историю святой Флорет, - только мне было не интересно, и я пропустил её мимо ушей, - признался Карл. – Что меня поразило в вашем рассказе – безумие потомков Эмилии – как и у предков мой бабки Маргариты. - Карл… вы ещё не всё знаете… - взволнованно произнесла Анна, и, встав, в волнении прошлась по комнате. – Я нашла в книгах фамилию этой семьи, - правда, в разных книгах её указывают по разному, - в одной была фамилия де Нур, в другой – де Нуар. Вам это ни о чём не говорит? - Анна! Вы хотите сказать, что… Это предки моей бабушки? – воскликнул Карл. - Я не могу быть точно уверенной, - в книгах указаны похожие, но всё же разные фамилии, но мне показалось странным, что в третьей книге – самой известной - фамилия была написана, но её стёрли. Кто-то выскоблил пергамент в том месте, где в тексте была названа фамилия опекунши Катрины. Но остались очень заметные пробелы. Кто-то сделал это нарочно, - возможно, по велению короля Августа, или твоего отца, пожелавших вычеркнуть из легенды фамилию деда безумной королевы. Это мог быть и граф д’Арбр, - хотя, нет, он же не знал о том, что его женили на девушке с дурной наследственностью. О безумии предков супруги он узнал, когда уже сошла с ума его дочь. Как бы там не было, теперь уже неважно, кто стер фамилию Нуар из старой книги, - главное то, что сделано было это с определенной целью, - засекретить фамилию рода, запятнавшего себя святотатством, и наказанного Богом за это. - Анна, я уверен, что это были предки моей бабушки, – не зря же она оставила эти надписи, - сказал Карл. – Наверное, она поняла, что расплачивается за их грехи. - Увы, я тоже так думаю, - печально ответила Анна. - Значит, и нам придётся платить… - прошептал Карл. Через несколько дней супруги забыли об этом разговоре, и стали жить надеждой на лучшее будущее. Но через год они поневоле вспомнили о наказании за грехи предков – в тот день, когда Анна родила мальчика, который умер через несколько часов. Карл, плакавший как ребенок, отправил гонца в Клервилль, дабы сообщить родителям о смерти их долгожданного внука и предполагаемого наследника престола. Анна знала, что король Филипп будет огорчён и разочарован, но внезапно ей пришла мысль, что в случившемся есть и его вина, - Бог наказывал жестокого короля отсутствием достойного наследника. «Не удивлюсь, если у меня больше не будет сыновей, - думала Анна, - может статься, род де Мортирье обречён на вымирание – за грех убийства истинного короля, предки которого были законными правителями и созидателями Абидонии». Весть о смерти новорожденного внука повергла короля Филиппа в глубокое уныние, которое он пытался побороть привычным способом – бутылкой. Несколько дней придворные слышали из кабинета Филиппа страшные проклятия в адрес Карла, и ужасающие богохульства, от которых кровь стыла в жилах. Перепуганная королева Агнесса сбежала в замок Ле Вьё Пале – древний дворец короля Эдуарда II, в котором жили последние короли из династии Аделард, называвшийся ранее Аделард-Пале, лишь чудом не уничтоженный Марком де Мортирье, и утративший первоначальное название. Несчастная королева долго молилась в часовне старого дворца за упокой души внука, и просила Святую Деву послать Анне других детей. Её молитвы были услышаны – ещё через год Анна родила здоровую девочку, которую окрестили Беатрис. Но рождение второй внучки не обрадовало венценосную чету, так, как это было два года назад при появлении на свет первого ребёнка Карла и Анны – герцогини Марии. Филипп, ожидавший рождения внука и наследника престола, снова ушёл в запой, во время которого привычно проклинал абидонских святых. Особенно доставалось святой королевской чете – Филиберту и Стефане, которых Филипп люто ненавидел за то, что его предок Марк I де Мортирье уничтожил их потомков, и захватил трон. Агнесса неоднократно просила мужа не богохульствовать, а смиренно молить всех святых даровать наследника абидонскому престолу, но Филипп не желал прислушиваться к её увещеваниям. Несчастная королева всерьёз опасалась, что Филипп повредился в уме, и её догадки стали подтверждаться, когда через два месяца его величество в пьяном угаре начал обвинять в своих бедах императора Тьерри. Однажды Филипп разразился столь неприличными ругательствами в адрес давно почившего императора, что Агнесса, не выдержав, сделала своему грозному супругу замечание: - Ваше величество, прошу вас, не оскорбляйте память великого императора! Королю Абидонии не пристало поливать грязью императора Абеляндии, той великой империи, которую создал Тьерри. Вспомните, что Абидония – часть той легендарной страны. - Этот великий император!!! – разгневанно взревел Филип, - он жить мне не даёт!!! - Он почил пятьсот лет назад, - ответила Агнесса, - как же он может мешать вам жить? - Так!!! – заорал Филипп – Приходит и угрожает!!! Сказал, - не даст править моим потомкам! Мерзавец дохлый, гореть ему в аду!!! - Ваше величество, это же был дурной сон, - пыталась успокоить мужа Агнесса, - вам лучше поставить свечу и заказать молебен за упокой Тьерри. Я знаю, что этого не делали уже много лет. - Сон! Если бы только сон! – воскликнул Филипп, - он уже и днём приходит… Оставь меня в покое! Не говори больше о нём! Испуганная Агнесса выбежала из кабинета супруга, окончательно уверившись в том, что Филипп сошёл с ума. Несчастная королева с ужасом размышляла о том, что ей придётся делать, когда безумие короля достигнет той стадии, в которой будет заметно с первого взгляда всем окружающим. Месяц спустя королеву навестил Луи де Мортирье вместе со своей женой Инес. Супруги были уже год как женаты, и до сих пор у них длился медовый месяц. Одно лишь обстоятельство огорчало любящую пару – за год семейной жизни у них так и не появился ребенок, и Инес до сих пор не чувствовала признаков приближавшегося материнства. Королева встретила супругов в зале, находящемся недалеко от кабинета короля. В зале топился камин, и Агнесса предложила гостям расположиться около него, что было нелишним в этот холодный декабрьский день. Луи и Инес недавно вернулись из замка Пенфорет, где провели конец лета и осень, и первым делом поспешили проведать своих венценосных родственников. - Как его величество? – спросил Луи у Агнессы. - Сегодня я видела его рано утром, и король был в дурном настроении, - ответила королева. – Возможно, он не захочет вас видеть. - Как будет угодно его величеству, - произнёс Луи. – Моя матушка просила меня передать вам письмо от неё, - с этими словами герцог с поклоном протянул королеве достаточно большое послание, которое старая герцогиня писала несколько дней. - Она здорова? – спросила Агнесса. – Я думала, что герцогиня Мария приедет вместе с вами. - Матушка обязательно приедет к Рождеству, - ответил Луи, она решила задержаться ненадолго – хочет повидаться с дальней родственницей, которая много лет прожила на юге. - Буду ждать приезда герцогини, - произнесла королева, распечатывая письмо, - и, надеюсь, что Святки мы проведём так же весело, как и в прошлом году… Страшный крик, донесшийся из кабинета короля, оборвал речь Агнессы. - Нет!!! Я не отдам престол! Убирайся!!! Корона Абидонии будет принадлежать моим потом… - не договорив фразы, король страшно захрипел, и затем послышался грохот. Луи содрогнулся, почему-то решив, что король обратился к нему. Впрочем, он быстро понял, что это не так, и через минуту вместе с королевой и женой бросился в покои Филиппа. Страшная картина предстала глазам королевы и четы де Мортирье – Филипп III лежал на полу, громко хрипя, лицо его было багровым, а рука судорожно сжимала кинжал, вынутый из ножен. - Филипп! – воскликнула Агнесса, - что с вами?! - Он… Приходил… - с трудом, сквозь хрип выговорил король. - Кто приходил? - Тьер… - не договорив, Филипп лишился сознания. - Лекаря! Скорее зовите мэтра Валидоль! – закричала испуганная королева. Прибежавший через несколько минут придворный медик осмотрел короля, и велел слугам перенести его в постель. Затем он обратился к Агнессе: - Мужайтесь, ваше величество, - у короля серьёзный удар, сейчас я сделаю кровопускание, но полностью исцелить короля сможет только Господь. Кровопускание ненадолго улучшило состояние короля, - Филипп пришёл в сознание, и попытался что-то сказать Агнессе, но его губы издавали лишь тихие невнятные звуки. Склонившись над умирающим супругом, королева внимательно прислушалась, затем громко, чтобы все слышали, произнесла: - Я все сделаю так, как вы хотите! Будьте спокойны, ваше величество, - ваша воля будет исполнена! Луи де Мортирье с изумлением уставился на королеву, - он стоял ближе других к умиравшему королю, и готов был поклясться, что Филипп не смог произнести ни слова. Тем временем в спальню короля вошёл архиепископ, и попытался исповедовать Филиппа, который снова лишился чувств. Затем служитель церкви стал читать молитвы о здравии монарха, но вскоре шумное дыхание короля стало затихать, и весь двор понял, что конец близок. Агнесса опустилась на колени около постели супруга, рядом стоял Валидоль, пытавшийся сосчитать пульс умирающего, чуть дальше супруги де Мортирье читали молитвы. Возле двери стоял первый министр де Премьер, и несколько других знатных вельмож. Остальные дворяне стояли в зале, прислушиваясь к звукам, доносившимся из покоев короля. Когда дыхание Филиппа затихло, мэтр Валидоль поднес к его губам небольшое медное зеркальце. Прошла минута, но поверхность зеркала осталась незамутнённой. - Ваше величество, увы, король скончался, - шепнул Агнессе лекарь. Архиепископ закрыл Филиппу III глаза, и стал читать молитву об упокоении почившего монарха. Агнесса обернулась к придворным, и громко сказала: - Король Филипп III умер! Да здравствует король Карл V! Перед смертью мой супруг повелел освободить Карла из заточения, и признал его своим законным наследником! - Да здравствует Карл V! – дружно подхватили придворные.



полная версия страницы