Форум » Фанфики » Заговор. Глава 2. » Ответить
Заговор. Глава 2.
Княжна: Вторая глава четвёртой части фанфика "Произнести мне не дано..." Глава 2 После столь откровенного разговора канцлер и полковник стали встречаться по два-три раза в неделю. Им очень понравилось общество друг друга, - по крайней мере, так думали окружающие. Теодор был в восторге от того, что ранее почти не обращавший на него внимания канцлер теперь стал его близким другом. А канцлер при каждой встрече намекал полковнику, что пора ему надеть генеральский мундир. Так прошло два месяца. Был конец августа, и королевская семья должна была вскоре вернуться в столицу. Когда до отъезда королевского семейства из летней резиденции оставалось около недели, Флора в очередной раз приехала навестить венценосную сестру. Полковник, как всегда, сопровождал супругу. Пока Флора беседовала с сестрами и матерью, полковник поспешил навестить канцлера. - Здравствуйте, Теодор! Ну, как поживаете? Повышения еще не получили? - приветствовал его канцлер. - Да какое там… - недовольно ответил Теодор. – Его величество и не думает повысить меня в звании. Недооценивает он меня, недооценивает… А ведь я ему ни кто ни будь, а все-таки свояк. Обидно, знаете ли… Канцлер довольно улыбнулся. Его тонкая психологическая игра не прошла даром – полковник, два месяца назад не помышлявший о чине генерала, теперь обижался на то, что король не задумывается о его повышении. - Ну, не расстраивайтесь, Теодор. У его величества слишком много дел. Государственные дела, да еще и воспитание наследника отнимает много сил… Королю просто некогда задуматься о вас. Я бы вам посоветовал подсказать королю, что надо сделать. - Не понял? – удивился Теодор. – Как это я ему подскажу? - Очень просто. Намекните, что вы засиделись в полковниках. Только сделать это надо тонко и ненавязчиво, лучше всего в праздничные дни. В начале сентября будет фестиваль искусств, на который соберутся лучшие артисты. В этот день у короля будет хорошее настроение, вы подойдете к его величеству, и скажете о своем заветном желании. - И скажу! – подтвердил Теодор. – Что это, я, в самом деле, до сих пор полковник?
Ответов - 34, стр:
1 2 All
Княжна: Через неделю королевская семья переехала в столицу. Патрик очень не хотел уезжать из летнего замка, и то, что он вернется сюда летом следующего года, не утешало ребенка, ведь год, – это так бесконечно долго! Патрик еще не знал, что поздней осенью ему придется вернуться сюда, но тогда ему станет безразлично, где находиться, - его счастливые дни детства закончатся. В первую неделю сентября наступил день, которого ожидали многие, - открылся фестиваль искусств. Артисты ждали выступления при дворе, Патрик ждал встречи со своим другом Жаком, а Теодор – того решающего момента, когда он сможет просить короля о повышении. В этот день Теодор очень волновался, и едва завидев канцлера, сразу же подошел к нему: - Канцлер, а когда мне лучше поговорить с королем? - Лучше незадолго до спектакля Жан-Жака Веснушки. Почему я вам это советую, скажу потом. Вы уже знаете, что сказать королю? - Да. Примерно так: «Ваше величество, я служу вам верой и правдой, и слишком долго ношу мундир простого полковника. Не считаете ли вы, что это не совсем правильно?» - подойдет? - Великолепно! Да что вы дрожите? Волнуетесь? Пойдемте, выпьем вина, не пристало вам просить короля о повышении, трясясь, как осиновый лист. Хитрый граф Давиль заставил полковника выпить несколько больших бокалов вина. - Простите, свояк, но я считаю, что вам следует гораздо смелее просить о повышении, а то король может не понять тонкого намека. - Я уж попрошу, так попрошу! Он у меня сразу поймет смысл мой просьбы! - ответил Теодор. - Только, ради бога, не говорите, что это я вам подсказал эту идею. - Все будет в порядке. Кстати, вы мне не подсказали, это я сам этого захотел, чтоб подсказали… - невнятно произнес Теодор. Анри II в это время находился на террасе, в окружении своего семейства, и нескольких вельмож. - Ваше величество! – отдав честь, гаркнул Теодор. – Разрешите обратиться?! - В чем дело, свояк? – спросил Анри. - Дело в том, ваше величество, что я, служа вам верой и правдой, уже не помещаюсь в мундир полковника! – отрапортовал Теодор. Раздался смех. - Так сшейте себе новый, в чем же дело? – сдерживая улыбку, ответил король. - А полковничий мундир мне не к лицу! Сошью я хоть не два размера больше, он на мне сразу же треснет по швам! - Слишком быстро вы начали толстеть, - ответил король, поняв, к чему клонит Теодор. - Толстеть? О, нет, ваше величество, я похудел на пять гран, делая смотр своего полка! Я хочу сказать, что мне больше подошел бы мундир генерала, а то и маршала! Как вы считаете? Король долгим взглядом посмотрел на полковника. - Замечательная шутка, свояк, - очень спокойно ответил он. – Проходите же во дворец, господа, - обратился он к окружавшим его недавно пришедшим дворянам. Представление будет во дворце, сегодня слишком прохладно и сыро для пребывания в саду. – С этими словами Анри вошел вместе с гостями в холл дворца. Теодор с недоумевающим видом последовал за королем. - А как же насчет моего повышения, ваше величество? – напомнил он. - За какие заслуги я должен вас повысить в чине? – вполголоса спросил король. Теодор не смог найти ответа. Заслуг у него не было, да и не могло быть. - А вам не стыдно, ваше величество, что ваш свояк всего лишь полковник? – нашел он «веский» аргумент. - Мне стыдно раздавать чины не по заслугам, - жестко ответил Анри II. – Что касается вас, то у меня и в мыслях никогда не было повысить в чине столь бездарного человека, как вы. И еще я много слышал о ваших недостойных выходках и растрате полковой казны. Поверьте, вы более заслуживаете понижения в чине. Надеюсь, вам все понятно? - Да, - буркнул после долгого молчания Теодор. Полковник был крайне огорчен, - он не ожидал такого ответа. Но спектакль Жан-Жака несколько развеял его дурное настроение. К концу пьесы совсем уже успокоившийся Теодор решил, что жизнь хороша, даже если у тебя нет генеральского мундира. После спектакля к Теодору подошел канцлер. - Ну, как? Говорили с королем? - А-а-а-а, все бесполезно… - В чем дело? Неужели король отказал? - Если бы только отказал! Еще и пригрозил понизить меня в чине! - Неужели? Как это несправедливо со стороны его величества! Пойдемте в мой кабинет, свояк, там мы сможем спокойно поговорить. Когда приятели заперлись в кабинете, канцлер внимательно посмотрел на полковника. - Однако вы не слишком расстроены, свояк. Вам что, нравится терпеть несправедливость? - Нет… - помрачнев, буркнул Теодор. Это было очень обидно. Но я развеялся на спектакле Жан-Жака. Очень забавна эта пьеса о розе, а эти дураки Хряк и Ябеда способны рассмешить до смерти! – вновь повеселев, вспомнил Теодор. - Полковник… - устало произнес граф Давиль. – Неужели вы еще ничего не поняли? - А что тут понимать? – удивленно спросил Теодор. - Мой добрый друг, мой дорогой свояк, неужели вы не поняли, что полковник Хряк – это вы сами? - Что?! - Марионетка изображает вас, - объяснил канцлер. – Но поскольку неприлично было бы дать ей имя Теодор де Галопьер, Жан-Жак Веснушка назвал куклу «Полковник Хряк». - Почему Хряк? Разве я похож на хряка? – возмутился Теодор. - Не в этом дело. Вы любитель лошадей, и Жан-Жак побоялся изобразить полковника страстным лошадником, - трусливый шут испугался, что вы обо всем догадаетесь, и ему несдобровать. Поэтому он заменил лошадей свиньями, и дал этому персонажу соответствующее имя. - Ах, вот оно что! Ну, сейчас я пойду и выскажу этому скомороху все, что о нем думаю! - Остерегайтесь, свояк! Жан-Жак в большой милости у его величества, а вы, напротив, впали в немилость. Если вы еще и устроите скандал, вас точно понизят в чине! Делайте лучше вид, что ничего не заметили! - Может быть, вы поговорите с королем? Он не понимает, что его свояку нанесено оскорбление… - Теодор, как вы наивны! Король все понимает. - Почему же он тогда не запретил этому фигляру играть спектакли про Хряка и Ябеду? Как он это позволяет? – обиделся Теодор. - Да потому что его величеству нравится смеяться над людьми! Он в восторге от этих спектаклей. А вы знаете, что Жан-Жак высмеял не только вас? Досталось и мне! Теодор немного помолчал, затем оглушительно расхохотался. - Вы – Ябеда! Ха-ха-ха! А ведь и вправду похож! И не только внешне! Ой, умора! Насчет себя я не согласен, я не такой тупица, как Хряк, но глядя на вас, то есть, простите, Ябеду, я понимаю его величество. Канцлер кисло усмехнулся, сделав вид, что разделяет веселье полковника. - Но все-таки это нехорошо – позволить шуту смеяться над лучшими дворянами королевства, - снова став серьезным, сказал Теодор. - Я полностью с вами согласен. К сожалению, сегодня я окончательно убедился в том, что король к нам плохо относится. - За что? Ведь мы не сделали ничего дурного… - Свояк, но ведь мы же с вами честные и порядочные люди, и не умеем лицемерить. А король осыпает милостями только лицемеров. Такими, по рассказам моих родителей, были его отец и дед. Тщеславие в крови у представителей правящей королевской династии. Вот король Филипп Кровавый, правивший триста лет тому назад, не имевший подобной слабости, казнил всех подряд, и, как не пытались угодить ему придворные, называя его Филиппом Добродетельным, все они сложили головы на плахе. От пышного двора его отца осталось человек десять, остальные были казнены. И заметьте, все это произошло в первые пять лет его правления. Никакой лестью нельзя было заслужить одобрения Филиппа Кровавого! Это был настоящий король! К сожалению, Анри II ни капли не похож на него. Знаете, чем заслужил Жан-Жак такое расположение его величества? Не догадываетесь, кто такой герцог Эдвин? - Нет… На самого Анри он не похож… - Он похож на Патрика, любимого сыночка короля Анри. - А ведь и вправду похож! Его высочество такой милый ребенок! - Отвратительный ребенок, я бы сказал, - негодяй, эгоист, хам, бестактный мальчишка! Кстати, это он тогда первый заметил, что Хряк и Ябеда похожи на нас с вами. Вы помните самый первый спектакль Жан-Жака при дворе? Возможно, многие поняли, что этот шут издевается над нами, но у всех хватило тактичности промолчать об этом. И только его высочество не стал скрывать свою догадку. - Я не очень-то помню, вернее, просто не помню, - признался Теодор. – Но Патрик еще ребенок, не стоит нам обижаться на него. - Конечно, не стоит обижаться, - стоит подумать о спасении королевства. Своими необдуманными действиями Анри гонит страну к пропасти. Ну а принц – не совсем нормальный ребенок, как я вам уже сказал… Я не вижу выхода из ситуации. Будущее Абидонии немало тревожит меня…
Княжна: В дальнейшем, во время частых встреч с полковником, канцлер всегда заводил разговор на эту тему. Он только просил никому, даже Флоре, не передавать содержание их бесед. И вскоре канцлер понял, что не ошибся в полковнике: при всей своей глупости Теодор умел хранить тайны. Полковник никогда и никому не рассказывал, что они с канцлером обижены на короля, и недовольны его политикой. Обида этих достойных господ росла с каждым днем, а канцлер, вдобавок ко всему, до сердечной боли переживал за будущее страны. Так прошел еще один месяц. В начале октября Теодор приехал навестить графа в очень плохом настроении: - У меня больше нет сил терпеть такое унижение. Вон у короля Мухляндии свояк – маршал! А я кто? Король и не хочет меня повышать! И вдобавок позволяет шуту оскорблять и высмеивать меня! В какой стране такое возможно? Только у нас, в Абидонии! Нет, я больше не хочу жить в этой стране! Знаете, свояк, я решил уехать отсюда навсегда, в какую ни будь нормальную, цивилизованную страну, - например, в Пенагонию или Мухляндию. Не знаю только, согласится ли Флора. Ну, да я сумею ее уговорить. Дорогой свояк, куда бы вы мне посоветовали уехать? - Я бы вам посоветовал остаться, Теодор. - Остаться? Нет, это невозможно. Здесь нельзя нормально жить. У меня нет будущего в этой стране. - Ошибаетесь, свояк, у вас здесь может быть блестящее будущее, гораздо лучшее, чем в Пенагонии или Мухляндии. - Да ну вас, канцлер, - я, будучи свояком короля, не могу даже стать генералом! Какое еще к черту будущее! - Вы не можете стать генералом, но вы можете стать королем, - выразительно сказал канцлер. – Королем, вы понимаете?! Вы можете стать королем Абидонии! Теодор долго молчал, затем недоумевающе пробормотал: - Я не понимаю… - Вы можете стать королем Абидонии, сменив этого бестолкового тирана Анри, - объяснил канцлер. Но для этого придется потрудиться. Вы согласны? - Постойте, канцлер, что-то у меня мысли поскакали в разные стороны. Объясните, как это я могу сменить на троне его величество? - Очень просто! Вы не задумывались о том, что в случае пресечения королевской династии наследником престола станете вы? - Я??? Почему? - Потому что по закону, в случае смерти короля, не оставившего наследников, престол должен наследовать самый близкий из родственников, по старшинству. Старшим из дальних родственников короля являетесь вы. Дядя его величества умер через несколько месяцев после свадьбы короля, и у него не было детей, тетка ушла в монастырь, и говорят, она смертельно больна, - а больше никого кроме нас с вами у короля нет. Но вы старше меня на год, и значит, именно вы можете стать королем. - Ха-ха-ха! Не выйдет, канцлер! У короля есть наследник, его сын Патрик! Вы об этом, наверное, совсем забыли! И в случае смерти мужа править будет королева Эмма, - до совершеннолетия его высочества. Глупо строить неосуществимые планы, канцлер! - А вы не думаете о том, что род Анри II можно пресечь полностью? Погибнуть ведь может не только король, но и его жена и сын. - Как? Вы хотите убить и Патрика? Вам не жаль милого ребенка? Да как у вас рука поднимется? – удивился и испугался полковник. - Отвратительного ребенка, наглого, испорченного, да к тому же еще с врожденным психическим заболеванием! – возразил канцлер. - Вы же знаете, как я тревожусь за будущее Абидонии. Сейчас, во время правления короля Анри наши дела очень плохи, но катастрофа случится, когда королем станет Патрик. Теодор непонимающим взглядом смотрел на канцлера, который тем временем пустился в пространные объяснения: - Вы хорошо учили историю, Теодор? Сыном великого короля Филиппа Кровавого был Карл Придурковатый. Когда он был маленьким, отец в наказание за трусость ударил его бутылкой по голове, и с тех пор Карл стал дурачком. У него были две дочери, одну он хотел выдать замуж за Мухляндского принца, а другую – за Пенагонского. И в приданное каждой дочери он хотел дать полкоролевства. Вникаете? Полкоролевства отдать Мухляндии, а другую половину – Пенагонии. Таким образом, Абидония прекратила бы свое существование. Страну спас только кузен Карла, убив короля и отправив в монастырь его дочерей, Людовик, прозванный Бешеным, сохранил Абидонию. - А при чем здесь Карл Придурковатый? – не понял Теодор. - Я на его примере хотел объяснить вам, что может ждать Абидонию. Патрик дурнее его в сто раз, и если он станет королем, Абидонии придет конец. Наш долг – не допустить этого. Когда идет речь о спасении страны, надо отбросить сантименты. Захват власти подразумевает жесткие меры. Без этого не обойтись. - Все понятно… - со вздохом сказал Теодор. – А как я могу захватить власть? королевскую семью не так-то просто убить. Я думаю, что если нападу на короля, то, скорее всего сам погибну. Анри великолепно владеет шпагой. - Да не своими же руками вам его убивать! Найдем людей, и тогда возьмемся за дело. Новый глава полиции – мой друг. Когда он задержит опасных преступников, которым будет грозить непременная казнь, мы, пообещав им свободу, заставим их прикончить королевскую семью. Другого выбора у нас не будет. Жаль, что месяц назад казнен Гвоздь, - это был дерзкий преступник, но тогда еще не пришло время убивать короля. А вот теперь этот час настал. Ну, как, вы согласны, Теодор? - Пожалуй, да! – радостно согласился полковник, успевший представить себя королем. - Смотрите только, не проболтайтесь вашей супруге, ибо тогда мы погибли! Она очень любит свою сестру, и, если узнает о наших планах, то предупредит Эмму и Анри о готовящемся покушении. Тогда мы будем повешены. - Будьте спокойны, канцлер, Флора ничего не узнает. - Молчите хотя бы до покушения. Когда дело удастся, сможете ей все рассказать. - Ничего подобного! – возразил Теодор. - Ни до, ни после убийства Флора не должна ничего знать. Слышите, канцлер? Смотрите не проболтайтесь ей, если дело выгорит! Если Флора все узнает, то она заберет Альбину, и покинет меня навсегда. Она не сможет простить мне убийства ее любимой сестры. А если я потеряю семью, корона мне станет безразлична. - Как вы любите свое семейство! Что касается меня, то я не проговорюсь. В наш план еще посвящена Оттилия, но и она будет молчать. - Она согласна убить сестру? Вот ужас! Впрочем, это ваше дело. - Ничего ужасного не вижу. Моя жена разумная женщина. Как только найдутся головорезы, нужные для осуществления нашего плана, останется продумать лишь детали, и можно будет взяться за дело.
Княжна: Нужные люди нашлись через две недели. Курьер принес канцлеру сообщение начальника полиции, в котором говорилось, что задержаны опаснейшие преступники, занесенные в «черный список» - Трехпалый и Косое Рыло. В «черный список» вносились имена тех негодяев, которые совершали кровавые и дерзкие преступления на глазах очевидцев, и ранее были неоднократно судимы. Их заведомо ждала смертная казнь, и суд над ними был почти формальным, слишком очевидными и жестокими были их преступления. Трехпалый и Косое Рыло в мае этого года ограбили деревенскую церковь, убив при этом священника. Затем они попытались поджечь храм, чтобы замести следы. Но прихожане застали их на месте преступления, и смогли хорошо запомнить приметы. Убив нескольких человек, преступники бежали, и числились в розыске несколько месяцев. Несколько дней назад их задержала полиция, когда они, убив сторожа, пытались ограбить лавку. В участке они признались, что прошлой зимой убили купца с семейством, проникнув ночью в его дом, предполагая, что хозяин в отъезде. Словом, после таких преступлений им даже нечего было надеяться на тюремное заключение. Темным осенним вечером два человека, закутанные в плащи с капюшонами, закрывавшими их лица, вошли в полицейский участок. Один был высокий, плотного телосложения, другой низкий и худой. - Разрешите допросить арестантов, - обратился низкий к начальнику полиции. Глава полиции узнал в нем канцлера. Он проводил канцлера с его спутником в камеру к задержанным, и оставил графа и его спутника наедине с бандитами. Опасаться канцлеру было нечего, - преступники были скованные тяжелой цепью. - Значит, это вы – Трехпалый и Косое Рыло? – внимательно посмотрев на бандитов, спросил канцлер. Преступники угрюмо молчали, мрачно глядя на канцлера. - Вам, без сомнения, грозит смертная казнь, ибо вы сознались в своих преступлениях. Если вы согласитесь участвовать в опасном деле, можете спасти ваши жизни. Правильнее будет выразиться так: вы заработаете себе жизни, совершив убийство. Но предупреждаю сразу: после совершения убийства вы, вероятнее всего, снова попадете в тюрьму, и над вами состоится суд. Но я обещаю вас отпустить, инсценировав ваш побег. Вы получите новые паспорта, вдобавок вам будет выплачена солидная сумма. Вы сможете скрыться за границу, а через несколько лет, когда шум от убийства затихнет, при желании можете вернуться в Абидонию. Тогда за ваши заслуги вы получите небольшие поместья, и сможете зажить как порядочные благородные люди. Советую подумать, господа, чего вы хотите: отправиться в скором времени на виселицу или несколько потрудившись, обеспечить себе свободу и безбедную жизнь. - Черт возьми, кто ж откажется от такой работенки, - сплюнув, хриплым голосом ответил Косое Рыло. - Согласен! Клянусь рогами дьявола, - ответил Трехпалый. - Тогда вы отправитесь с нами, - сказал канцлер. - Эй, начальник, - позвал он. – Проведя следствие, я установил, что это - государственные преступники, а не просто бандиты. Я сам лично буду их допрашивать, но уже в дворцовой темнице. Вы же знаете, что подобных негодяев держат не в участке, а в подземелье дворца. Я лично перевезу их туда. Глава полиции кивнул в ответ – он понимал, что эти преступники нужны канцлеру для осуществления заказного убийства, а не для допроса в подземелье дворца. Преступников втолкнули в карету, в которой приехал канцлер со своим спутником. Несколько кавалеристов охраняли экипаж. Канцлер и его спутник, который не произнес за весь визит в участок ни слова, тоже сели в карету. Экипаж тронулся, но поехал вовсе не в сторону королевского дворца, а на окраину города. Там был заранее снят небольшой домик с садом, - а за садом начиналась роща. Арестантов проводили в дом, и в небольшой гостиной преступники остались один на один с канцлером и его спутником. - Вы должны убить семью из трех человек. За каждого плачу по тысяче золотых монет! – объявил канцлер. - Черт возьми! Ничего себе, цена – поразился Трехпалый. - Еще ни разу не получал за заказное убийство такого гонорара! – удивился Косое Рыло. - Разумеется, - подтвердил канцлер, - но вы еще ни разу не убивали столь знатных особ. Семья-то не простая, а королевская. Преступники переглянулись. - Вы должны будете убить короля, королеву и принца. Скорее всего, вас захватит охрана, и вы должны молчать как рыбы, и не выдавать заказчиков. После этого состоится суд, но до виселицы вы не дойдете, я организую ваш побег. Остальное я вам давно объяснил. Ну, что, согласны? Или вернуть вас в участок? - Конечно, согласны, - ответил Косое Рыло. - Согласен, - буркнул Трехпалый. Канцлер взял отмычку, и освободил злодеев от оков. - Теперь слушайте меня внимательно: на улицу не выходить, сидеть днем дома, здесь есть все необходимое, мой человек будет приносить вам продукты через день, на два дня. Дров здесь достаточно, хватит и на месяц, чтобы топить печь и готовить пищу. В саду есть колодец с чистой водой. В конце сада есть калитка, выходящая к роще. В десяти шагах от калитки растет дерево с дуплом. В случае чего оставлю вам в дупле сообщение, но каждый вечер после захода солнца приходите к этому дереву. Туда могу прийти либо я, либо мой человек и дать вам указания, когда начинать действовать. Все понятно? Главное, ни в коем случае не выходите в город, там вас опять может поймать полиция. - С вашего разрешения, - спросил Косое Рыло, - когда после убийства королевской семьи нас задержат, и мы будем давать показания, что нам отвечать? - У вас же есть родственники или друзья, которые были казнены? Оба бандита кивнули. - Вот и говорите, что мстили за ваших близких, которых казнили в соответствии с жестокими законами Анри II за незначительные преступления. Еще вопросы есть? - Бандиты покачали головами. - Тогда ждите наших распоряжений. Канцлер вместе со своим спутником вышел из дома, сел в экипаж и поехал во дворец. Теодор, - ибо это он сопровождал канцлера, сбросил капюшон с головы, и, нахмурив брови, о чем-то задумался: - А если они пойдут и расскажут все королю взамен на жизнь? - Не расскажут. Я хорошо разбираюсь в людях. Не трусьте, Теодор! Мы с вами пишем новую главу в истории Абидонии! Но канцлеру не удалось полностью успокоить трусоватого полковника. Все последующие дни Теодор боялся, что кому-либо станет известно о плане покушения на короля. Волнение супруга заметила Флора. - Теодор, что с тобой происходит? Ты как на иголках в последние дни. Что-то случилось такое, чего я не знаю? - Да что ты, я спокоен как всегда. Тебе показалось. - Ты уже давно на себя не похож, с конца лета. Я не могу понять, в чем дело? Ты что, расстроен тем, что его величество не повысил тебя в чине? - А мог бы и повысить! - Теодор, ну за что? И с чего ты вбил себе в голову, что ты достоин генеральских эполет? - Дело не в этом. Король меня обидел. Вот и все. - Как это он тебя обидел? - Он позволил играть Жан-Жаку Веснушке его дурацкие спектакли про полковника Хряка! – чуть не плача, ответил Теодор. - А причем здесь Жан-Жак? - А притом, дорогая моя, ты еще не знаешь, - Хряк – это я! Он срисован с меня, и его величество знал это, и, тем не менее, позволил шуту издеваться над свояками! - Неужели? Хряк – это ты… Фи, как бестактно… Но в самом деле, похож! Ой, мамочка, до чего же похож! – расхохоталась Флора. - Тебе еще и смешно! – возмутился Теодор. - Конечно, я с тобой согласна, его величество поступает не очень хорошо по отношению к тебе, - вытерев слезы, выступившие от смеха, сказала Флора. – Но спектакли с участием Хряка – замечательны, особенно про волшебную розу. - Ну, так и смотри эти спектакли на здоровье, раз они так замечательны! А я уеду в Мухляндию или Пенагонию. Не могу больше оставаться в стране, где я стал посмешищем! - Надолго собрался? - Навсегда! Я же сказал, что не хочу быть посмешищем! Поедешь со мной, дорогая? - Ты что выдумал? Куда я с тобой поеду? На чужбину? Бросить всех – мать, сестер, племянника, друзей, и поехать неизвестно куда, где нас ждет неизвестно что? - Что бы нас там не ждало, дорогая, - это все равно будет лучше, чем вызывать насмешки короля и всего двора. - Теодор, ну почему ты считаешь, что за границей тебя непременно оценят по достоинству? Я хочу сказать тебе правду, выслушай и не обижайся: где бы ты ни был, над тобой всегда будут смеяться, ибо ты не умеешь вести себя в рамках приличия. - Ну что ты, я же, например, не вылизываю тарелки, как свинья, - я умею пользоваться вилкой и ножом, и не сморкаюсь в скатерть на людях… - Только и всего? Еще не хватало, чтобы ты делал и это! А кто не так давно въехал во дворец верхом на коне? Кто в пьяном виде на глазах у всех выклянчивал у короля повышения в чине? И тебе не стыдно после этого? - Нет, а что такое? – серьезно спросил Теодор, искренне не понимая неприличия своего поступка. - Ладно, оставим это. Скажи лучше, кто в поместье плевался из трубочки вишневыми косточками в гостей? - Ну ладно, опьянел немножко, уж больно вкусной была наливка! - А кто к обеду принес на серебряном блюде под крышкой живую мышь? Я чуть не умерла от страха. Я рада только тому, что вовремя остановила тебя, когда ты хотел посыпать гостей молотым перцем! И знаешь, мне надоело уже смотреть, как ты щипаешь посторонних дам! – гневно повысив голос, закончила свою речь Флора. - Ты не понимаешь юмора, это я любя, - смутился Теодор, - ну дорогая, больше не буду! - Мне часто становится стыдно за твое поведение. Вот за это-то над тобой и смеются люди, а поскольку ты не собираешься менять свои манеры, то над тобой будут смеяться в любой стране, куда бы ты ни уехал. - Ну, что это ты заговорила прямо как твоя противная сестрица Оттилия! Значит, ты не хочешь ехать со мной на поиски счастья? - Нет, конечно же, и тебе не советую. Не хватает еще, чтобы о твоей глупости узнали еще и за границей. - Ну, раз ты так считаешь, то я остаюсь. Семья для меня дороже всего, - сказал успокоенный Теодор, который ожидал такого ответа жены. Он завел речь об отъезде за границу только для того, чтобы отвести от себя подозрения, которые, как он считал, могли возникнуть и сейчас, и непременно возникнут в будущем, если план убийства королевской семьи будет осуществлен. Теодору казалось, что все уже подозревают его в намерении убить короля, и жена догадывается о том, что он и канцлер уже наняли бандитов. - А ты знаешь, досталось ведь не только мне, но и канцлеру, - сменил тему Теодор. – Угадай, кто в спектакле канцлер? - Ябеда? Ну, конечно же, это он! Такой же зануда, интриган и мерзкий тип! - воскликнула Флора. - Да что ты говоришь, он вовсе не такой! Я знаю его лучше, граф Давиль очень благородный человек! – вступился за друга полковник. - Я остаюсь при своем мнении. Он достойная пара Оттилии, которую ты назвал противной. Я не порицаю тебя за это, но граф – вторая половинка моей сестры. - Но он намного умнее и не такой надменный! – возразил Теодор. – Ладно, я не собираюсь спорить с тобой из-за него. Лучше угадай, почему король разрешил Жан-Жаку так нагло высмеивать свояков? - Не знаю… - Да потому что этот подхалим сделал положительным героем пьесы о розе Патрика. - Как? Патрик – это герцог Эдвин? Как же я сразу не догадалась? Я все думала, кого мне напоминает Эдвин? Но ведь такие глаза только у принца! Только Эдвин мне кажется слишком грустным, Патрик совсем не такой, но у него и судьба счастливая, не то, что у Эдвина. Знаешь, я думаю, что мой племянник, когда вырастет, станет таким же благородным, как юный герцог. Теодор не нашел, что ответить. Ему вовсе не хотелось ссориться с женой, повторяя слова канцлера о скверном характере и психическом нездоровье наследника престола.
Княжна: В этот вечер Флора поехала во дворец, и первой, кого она встретила там, была ее матушка Катрина. Пожилая женщина была сильно расстроена. - Сегодня утром произошло что-то очень странное и недоброе, - ответила она на вопрос дочери. - Упал щит с королевским гербом, который висит над входом во дворец. Я читала летописи и знаю, что подобное происходило и раньше, и всегда это было предвестником несчастья. Обычно в таких случаях правящая королевская династия прекращала свое существование. Монархи умирали либо не оставив наследников, либо вместе со своими сыновьями. - Боже, какой ужас… А как отнесся его величество к этому событию? - Король не придал этому значения. Сказал, что щит не разбился на куски, а остался цел, и значит, бояться нечего. Правда в его словах есть, королевские династии пресекались, когда щит разбивался. Сегодня он остался цел, не получив даже царапины. Король приказал повесить его на место. Но на душе у меня все равно неспокойно. К тому же постоянно снятся какие-то дурные сны. Не случилось бы беды… - Ах, матушка, пожалуйста, не беспокойтесь. Вы видите страшное там, где его нет. Совсем как Патрик в то время, когда он боялся темноты. На вас угнетающе действует пасмурная погода. - Возможно, что и так. По моим ощущениям, дожди будут идти ближайшие несколько дней. А его величество и твоя сестра собираются на охоту послезавтра. Я боюсь, что они могут попасть под дождь. Кстати, Оттилия поехала вместе с канцлером в его особняк. У них там какие-то дела. Канцлер и Оттилия действительно были в особняке графа, но были они там не одни. В этот вечер у них гостил Теодор. Здесь им никто не мог помешать обсуждать планы покушения на королевскую семью. - Лучше всего сделать это во время охоты, - сказал канцлер. - Мы выберем точное место покушения и дадим бандитам сигнал? – спросил Теодор. - Ни в коем случае. Точное место вообще трудно выбрать, если покушение задумано в лесу на охоте. Никогда не известно, куда последует король со своей свитой. - А если их убить после охоты, во время пикника? – спросила Оттилия. - Это возможно. Но и здесь трудно предугадать, откуда будет удобнее стрелять, и в какое время. Решение сделать выстрелы должны принять сами исполнители, исходя из обстановки и стечения обстоятельств. - Что ты решил? – спросила Оттилия мужа. - Случится ли это послезавтра, во время охоты, или ты выберешь другой день? - Не стоит откладывать. Послезавтра – самый удобный день. - Значит, решили? – понизив голос, спросил полковник. - Послезавтра, - ответил канцлер. - Ну, ни пуха, не пера… - К черту!.. Но покушение пришлось перенести. Четыре дня подряд шли сильнейшие дожди, и об охоте не заходило и речи. К сожалению, дожди смогли лишь отсрочить покушение на королевскую семью, но не отменить ее полностью. Только через шестнадцать лет король Патрик VII, разбирая бумаги покончившего с собой канцлера, узнал о первоначальной дате покушения. Канцлер вел ежедневники, педантично внося в них все свои планы, записывая как предстоящие государственные дела, так и личные. Канцлер бережно хранил все свои записи, очевидно, считая их достоянием истории, и не опасаясь того, что они послужат доказательством его преступлений. Этот бесчеловечный властолюбец считал себя всегда правым, и, возможно, надеялся, что ход истории впоследствии оправдает правильность его подлых поступков. Вероятно, все силы зла решили помочь канцлеру захватить власть. Охота, на которой должно было состояться покушение, была отложена, но злой рок предначертал скорую гибель короля Анри и его супруги Эммы. Падение щита с королевским гербом было первым в длинной цепи дурных предзнаменований. Через два дня произошло новое загадочное событие. Октябрь в этом году был необыкновенно теплым, казалось, что на дворе стоит лето, - такие случаи бывают крайне редко, возможно, раз в столетие. Во второй половине дня, когда дождь на время прекратился, и слуги приоткрыли большое окно в парадной зале. Через минуту в это окно влетели два голубя, - вернее, голубь с голубкой, и сели на перила лестниц, ведущих на галерею. Перепуганные придворные дамы доложили об этом королеве, а Эмма рассказала королю. Она верила в дурные приметы, и не могла скрыть испуга от мужа. - Прикажите слугам открыть все окна и выгнать птиц. Ничего страшного не вижу в том, что голуби решили в такую погоду обсохнуть во дворце, - ответил Анри II. Но выгнать голубей оказалось не так-то просто. Вооружившись вениками и тряпками, привязанными к палкам, горничные и лакеи пытались напугать голубей, но птицы, перелетая с места на место, не собирались вылетать из дворца. Тем временем небо снова потемнело, и пошел сильнейший дождь. Слуги уже совсем отчаялись выгнать птиц, но вдруг голуби, как по команде, дружно вылетели из дворца. Король не придал значения этому событию, но у его жены и тещи на душе остался мрачный осадок. Через три дня королеву снова навестила Флора. На этот раз она приехала вместе с мужем. Полковник и канцлер, очень обрадовались друг другу, и весь вечер разговаривали о предстоящей через два дня охоте: - Надеюсь, на этот раз дожди нам не помешают, - с улыбкой, понятной только полковнику и Оттилии, говорил канцлер. – А вы, дорогая теща, поедете на охоту? - Трудно сказать, граф, как я буду себя чувствовать. Мне кажется, что я немного простужена. - Ну-у-у, мамуля, как же вы могли простыть в столь теплую погоду, - посочувствовал теще Теодор. - Сама удивляюсь, - ответила Катрина. - Выздоравливайте поскорее, бабушка, болеть можно только зимой, - Патрик в точности повторил слова, которые сказала ему Катрина в те дни, когда сам принц был простужен. - Верно, ваше высочество, все правильно, мой дорогой, - с этими словами бабушка обняла внука. Наблюдавшая эту сцену Оттилия брезгливо скривила лицо. Катрина, взяв Патрика за руку, подошла к Эмме. - Ты знаешь, я самая счастливая старуха на свете! - Матушка, - с укоризной сказала Эмма. – Ну, какая же вы старуха? - Правда, может и не старуха, но счастливая – это точно. Все мои дочери удачно вышли замуж, - для меня, как матери, это важнее всего. Ты стала женой короля, - о подобном я и мечтать не смела. Оттилия и Флора тоже счастливы, их мужья – знатные вельможи. Ты заметила, что в последнее время канцлер и полковник стали очень дружны? Меня это очень радует, - крепкая и дружная семья – что может быть лучше? Хорошие отношения между родственниками, - самое главное в жизни. Такое счастье дается далеко не каждому. Меня беспокоит лишь то, что мои внуки – Патрик и Альбина не дружат. Его высочество не хочет видеть свою кузину. - Матушка, после такой драки вряд ли кто ни будь другой захотел бы снова встретиться с кузиной. Возможно, когда дети подрастут, они забудут этот случай, и станут друзьями. Тем временем полковник, канцлер и Оттилия, улучив момент, закрылись втроем в кабинете канцлера. Теодор вопросительно посмотрел на графа Давиль. - На охоте через два дня – ответил канцлер. Будьте готовы. Мы сообщим исполнителям. А теперь пора вернуться в зал. Я не хочу, что бы наше отсутствие было замечено. Не стоит вести себя так, чтобы все догадались о том, что у нас есть общие дела. В ночь перед охотой королеву и няню Патрика Аделу разбудил крик принца. Патрик увидел дурной сон, и даже проснувшись, долго не мог успокоиться. Никогда раньше такого не происходило, и Эмма решила, что ребенок болен. - Мама, мама, не уходи! – захлебываясь слезами, кричал Патрик. – Не оставляйте меня одного, пожалуйста! - Ваше высочество, тише, тише, успокойтесь, ваша матушка рядом с вами, - утешала принца Адела. - Сынок, не плачь, мой хороший, никуда я от тебя не уйду, - обняв сына, прошептала Эмма. – Только скажи, почему ты плачешь? - Мне приснилось… Вы с папой уходили от меня по дороге, далеко-далеко, я остался совсем один в лесу, было темно, и я не мог вас догнать, - всхлипывая, невнятно рассказал свой сон Патрик. – Пожалуйста, никогда от меня не уходите! – обняв мать, просил принц. - Сынок, что ты выдумываешь, разве я смогу тебя оставить? Успокойся, солнышко, вытри слезы и ложись спать. Я всегда с тобой. Эмма потрогала лоб сына, но жара не было. Это несколько успокоило перепуганную мать. Она заставила ребенка выпить успокаивающих капель, и через некоторое время Патрик перестал плакать и заснул. Эмма посидела около спящего ребенка полчаса, убедившись, что сын спит очень спокойно, она тоже легла. Происшедшее сильно встревожило ее, и под утро сама королева увидела дурной сон. Ей снился Патрик, стоявший у окна в какой-то маленькой скромной комнатке. Мальчик выглядел очень несчастным. Взгляд его был грустным и испуганным. Эмма никогда ранее не видела сына столь угнетенным. Неожиданно в комнату вошел канцлер, и стал очень непочтительно ругать ребенка. Странно, но граф Давиль ни разу не назвал Патрика принцем, и не обратился к нему «ваше высочество». Что именно сказал канцлер Патрику, королева не запомнила, но ее поразило, что Патрик не стал отвечать на несправедливые упреки канцлера. Он только смотрел на графа сначала обиженным, затем гневным взглядом, но, казалось, не мог ответить. Затем Патрик, не скрывая чувств, с презрением отвернулся от канцлера, и, глядя в окно, беззвучно заплакал. Сон королевы, казалось, был продолжением дурного сна принца. Эмма рассказала мужу о ночном происшествии и о своем сне. Король дал вполне логическое объяснение ночному кошмару супруги: - Просто вы представили Патрика одиноким, после того, как он рассказал вам о своем страшном сне, вот вам и приснилось, что наш сын совсем одинок и очень несчастен. Но вы же знаете, дорогая, что этого никогда не случится. Мы же не бросим Патрика одного в лесу, и не уйдем без оглядки, не обращая внимания на его зов? Я считаю, что вам не стоит придавать большого значения снам. - Возможно, вы правы, - ответила Эмма. Все утро она была особенно внимательна к сыну, беспокоясь об его здоровье. Эмма боялась, что ночной кошмар был признаком надвигающейся болезни. Но Патрик уже почти забыл про страшный сон, и выглядел и вел себя как обычно. Все же мать долго не могла успокоиться: - Может, мне не стоит ехать на охоту? Патрик что-то уж слишком бледен, вдруг он заболевает? – спросила она Катрину. Эти слова услышала Оттилия, и испугалась, что покушение может быть снова сорвано. Женщина не смогла скрыть досады и раздражения: - Перестань, сестрица, придавать значение глупостям! Болезнь его высочества – это избалованность, и ничего больше! Ты слишком сильно переживаешь из-за глупых капризов вздорного мальчишки. Если ты не поедешь на охоту всего лишь из-за того, что Патрику приснился дурной сон, это будет уже слишком! Ты и так в полном подчинении у капризного ребенка. Я не считаю твое поведение разумным. - Весь яд выпустила? – холодно спросила Эмма сестру. Оттилия саркастически усмехнулась, не найдя ответа. - И больше не смей разговаривать со мной в таком тоне, - гневно продолжила Эмма. – Ты глупо выглядишь, сестра, когда возмущаешься моим беспокойством за сына. Ты не понимаешь, что такое материнские чувства, и потому тебе лучше не высказываться на эту тему. Умнее будешь выглядеть, если не станешь рассуждать о непонятном тебе! Оттилия зло посмотрела на сестру. Такого отпора она не ожидала от обычно кроткой Эммы. - Я больше вообще никогда не стану разговаривать с вами, ваше величество, - отныне между нами не будет разговоров ни на какую бы то ни было тему! – ледяным тоном ответила она. - Вот и хорошо! Просто замечательно! – парировала Эмма. - Дочери! Ну, зачем вы ссоритесь? – чуть не со слезами воскликнула Катрина. - Она меня вынудила, матушка, - ответила Эмма, указав на выходившую из гостиной Оттилию. - Ну, разве так можно? Вы уже не маленькие, но никак не научитесь уважать друг друга и обходиться без ссор. Ведь вы же сестры, а порой ведете себя, как враги. А я так всегда хотела, чтобы мои дочери были дружны, - с кротким упреком произнесла Катрина. - Матушка, вы должны были сказать эти слова не мне, а Оттилии. Это она всегда начинает ссоры. - Я так не считаю, - возразила Катрина. – Возможно, Оттилия была неправа, когда называла Патрика капризным ребенком, но ты уж слишком резко ответила ей. Да, она не понимает материнских чувств, но в этом нет ее вины, я знаю, что Оттилия страдает из-за того, что у нее нет детей. При этих обстоятельствах твой ответ был слишком жестоким. Ты как будто посмеялась над ее несчастьем. - Мне кажется, матушка, что вы очень сильно ошибаетесь. Оттилия, по моему, не страдает от бездетности, она просто завидует мне и Флоре из-за того, что у нас есть то, чего нет у нее, - дети. Сестра страдает от своей зависти. - Дочка, ты не права. Ты не права дважды, считая сестру завистливой, и утверждая, что она не страдает из-за отсутствия детей. Запомни, дочь, - нет такой женщины, которой не хотелось бы стать матерью. - Ладно, матушка, пусть вы правы, но я не собираюсь мириться первой. Я не буду просить прощения у женщины, которая ненавидит моего сына! – жестко произнесла Эмма. - Какие ты глупости говоришь! – возмутилась Катрина. Как может Оттилия ненавидеть Патрика, - он ведь ее племянник! - А ты внимательно понаблюдай, как она относится к Патрику. Сестра не упускает случая сказать гадость о моем сыне. Вот Флора ведет себя совершено иначе, и про нее можно сказать, что она – любящая тетя. - Нет, дочка, Оттилия просто очень сурова, но в глубине души она любит Патрика… - Оставим этот разговор, матушка. Сейчас у меня нет времени, я должна поговорить с супругом. Через полчаса он едет на охоту. - Разве ты не поедешь?.. - Поеду, но позже, как обычно. Я не слишком люблю охоту, и тебе это известно.
Княжна: Эмма и в самом деле не любила охотиться, и обычно приезжала только на пикник после окончания самой охоты. Многие придворные дамы следовали ее примеру. После охоты, более или менее удачной, всегда начинался пир на лесной поляне, не уступавший приемам во дворце. Часто туда приглашались для увеселения двора музыканты или бродячие актеры. Сегодняшний день не был исключением, - на охоту был приглашен Жан-Жак Веснушка, не бывавший при дворе со дня фестиваля искусств. Провожая короля с вельможами, Эмма увидела в холле Жан-Жака с супругой. - Здравствуйте! – приветствовала королева поклонившихся ей артистов. – Давно вы не были при дворе! - Мы решили попутешествовать по провинции, ваше величество. Но сегодня мы рады вернуться ко двору, - ответил Жан-Жак. - Добрый день, Жан-Жак! – с этими словами Патрик подбежал к артисту. – А где Жак? Он что, не приехал? – испуганно спросил принц. - Он слегка болен, ваше высочество. Недавно промок под дождем и простудился. Патрик сильно расстроился: - Передайте Жаку, когда вернетесь домой, что я желаю ему скорейшего выздоровления, и с нетерпением мечтаю снова его увидеть. Ведь он не очень серьезно болен? – с волнением спросил Патрик. - Нет, вы не беспокойтесь, ваше высочество, скоро, я надеюсь, вы сможете увидеться с вашим другом, - успокоил принца актер. - Жан-Жак, вы поедете на охоту в составе моей свиты, - сказала королева. – Через два с половиной часа мы выезжаем. Ничто не помешало через указанное время кортежу королевы выехать из дворца. Только Катрина решила не ехать, боясь, что кашель, мучивший ее неделю, может усилиться от долгого пребывания на свежем воздухе. Прощаясь с Эммой, Катрина неожиданно для себя крепко обняла дочь, как будто та уезжала надолго. Эмма села в карету, в которой уже находился Патрик вместе со своей няней и служанкой королевы. Принц помахал рукой бабушке, и кортеж тронулся в путь. Вслед за каретой королевы следовала карета Флоры, а за ней – карета Оттилии. Канцлер с полковником уехали на охоту вместе с королем. Следом за сестрами королевы ехали остальные придворные дамы. Катрина провожала взглядом свиту королевы, до тех пор, пока последняя карета не скрылась за воротами. Катрина осталась одна, и долго смотрела вдаль, терзаемая неясными, но тревожными предчувствиями. На душе у пожилой женщины было неспокойно, но она не могла найти причину этого неприятного чувства. Выехав из столицы, кортеж королевы направился в Кабаний Лог, - излюбленное место охоты Абидонских королей. На протяжении двухсот лет короли охотились в этих местах на кабанов, и никто не мог предположить, что старая традиция прервется в этот самый день, с гибелью короля Анри и его супруги. Город Клервилль, - столица Абидонии, был расположен недалеко от границы с Пеногонией, а Кабаний Лог находился почти на границе двух дружественных государств. Здесь произошло множество интересных событий, но историческим это место стали считать после сегодняшнего дня, который стал трагическим в абидонской истории, не столь из-за гибели венценосной четы, а потому что этот день стал началом черного времени для страны. Никто представить не мог, сколько людской крови прольет канцлер, фактический правитель Абидонии при глупом короле Теодоре, прозванном впоследствии Теодором Незаконным. Королева приехала в Кабаний Лог в тот момент, когда охота была уже закончена. В этот день охотникам повезло, - добычей стал молодой, но довольно крупный кабан. Эмма от души поздравила супруга и вельмож с удачным завершением охоты. Добычу зажарили на костре, и начался пир. Королевская семья сидела за небольшим столиком, возле шатра, разбитого на случай дождя. Родственники сидели чуть поодаль. Канцлер, Оттилия и Теодор очень волновались, впрочем, у них хватило самообладания, чтобы скрыть волнение. Флора не замечала состояния мужа, сестры и свояка. Вчера вечером канцлер лично сообщил бандитам о назначенной на сегодня повторной попытке покушения. Он приобрел для преступников быстрых и выносливых коней, на которых они должны были прибыть в Кабаний лог. Недалеко от этого места находилась приграничная деревушка, куда Трехпалому и Косому Рылу надлежало приехать еще затемно, и, притворяясь крестьянами, собирающими хворост, углубиться в лес во время королевской охоты. Где бандиты находятся сейчас, канцлер не знал, а между тем, покушение должно было состояться во время пира. Канцлер с волнением ожидал, что вот-вот раздадутся выстрелы, но тишину леса нарушали только голоса и смех придворных, да ржанье лошадей. Так прошел час. Обед на свежем воздухе подходил к концу, все утолили голод, возникший после долгого пребывания на свежем воздухе. Слуги подали сладости и фрукты. «Ну что они тянут!» - тем временем думал канцлер. – «Уже давно бы пора… А вдруг их задержала охрана… Боже мой!» - граф Давиль незаметно вытер выступивший на лбу холодный пот. «Если они задержаны, я погиб…». Хотя обед был почти закончен, венценосное семейство не торопилось возвращаться в столицу. Как упоминалось выше, в эти дни стояла необыкновенно теплая для конца октября погода. Возможно, это были последние теплые дни в году, и жалко было покидать лес так быстро, тем более что пробило еще только три часа дня. Придворные наслаждались хорошей погодой, гуляя по тропинкам облетевшего леса. Жан-Жак, спросив разрешения у короля, стал готовиться к спектаклю. Вокруг него собралось много дворян, особенно молодых, желавших еще раз увидеть спектакль о розе. Само собой разумеется, что Патрик был в первом ряду зрителей. Няня принца села на некотором отдалении, чтобы, не сводя глаз с Патрика, беседовать со своей подружкой. Спектакль начался. Король и королева смотрели пьесу с таким же вниманием, как их сын. Венценосные супруги сидели на некотором отдалении от артистов. К королевскому шатру подошли их родственники. Флора встала около шатра, рядом стоял канцлер, за ним полковник и Оттилия. Эта троица с трудом сдерживала волнение. «Если это не случится до конца спектакля, я пропал!» - подумал канцлер. Оттилия смотрела спектакль, не скрывая отвращения. Ее лицо сегодня было особенно недовольным и злым. «Какая гадость! – думала она. Без того нервы на пределе, и еще надо смотреть эту пошлость, образец дурного вкуса! Скорее бы все закончилось…». Зато Теодор, несмотря на обиду, которую нанес ему Жан-Жак, срисовав с него полковника Хряка, все равно смотрел спектакль с удовольствием. И если он не одобрял Хряка, то Ябеда вызывал у него восхищение своей похожестью на канцлера. К середине спектакля Теодор напрочь забыл о готовящемся покушении. Он веселился от души, наслаждаясь жизнью. Тем временем, Трехпалый и Косое Рыло, переодетые крестьянами, подошли к поляне. За спинами у них были вязанки хвороста, и выглядели они совсем мирными людьми, не возбуждающими подозрений. Королевская охрана не обратила на них внимания, - мало ли крестьян собирают в лесу хворост. Бандиты остановились за кустами, растущими на краю поляны. Они несколько растерялись: на поляне было слишком много народа, все знатные господа были богато одеты, и обнаружить короля с королевой было не так-то легко. Наконец разбойники узнали венценосную чету по золотым коронам на их головах. - А где принц, черт побери? – сплюнув, прошептал Косое Рыло. – Как мы его узнаем? - Мальчишке должно быть четыре года. У него белокурые волосы, - ответил Трехпалый. – Чертов граф, не мог принести нам портрет принца! Обещал, что этот щенок должен быть рядом с родителями! - Ничего он не обещал. Он только сказал, что обычно, принц находится рядом с родителями, - возразил Косое Рыло. - Может, они вовсе не взяли его на охоту? - Все может быть. Давай покумекаем: здесь несколько детей, один из них должен быть принцем, спрашивается, который? - Которому четыре года. - Да, черт возьми, у них возраст на лбу не написан! – воскликнул косое Рыло. – Вот влипли в историю! Слушай, а может нам перестрелять всех детей на поляне? - Патронов не хватит, болван! Ищи принца, только спокойно! Четыре года, беленький! - Да нет здесь такого! - А может быть, вон тот? - Ну, ты совсем слепой сыч! Зачем ты взялся за это дело, если ни черта не видишь! Как тогда ты прибьешь королевскую семью? Этот же рыжий, и ему, лет, наверное, семь! Так, переругиваясь, бандиты искали на поляне принца почти все то время, пока шло второе действие пьесы. Наконец, Косое Рыло заметил Патрика: - Послушай, может вон тот? - Который? - Вон, около скоморохов… - Да нет там ребенка… - Глаза разуй, болван! Встань на мое место, отсюда виднее! Ну, как, увидел? Маленький такой, и волосы светлые. - Да! Теперь вижу. Но точно ли это принц? - Спроси об этом у канцлера! – съязвил Косое Рыло. – Значит так, если подумать, то это самый младший из детей, которых я вижу. Ему может быть четыре года, - если не меньше. И он, вдобавок, самый белокурый из всех детей. Приметы совпадают. - Посмотри, как он держится! Как будто совсем взрослый! Даже смешно. Точно, это принц, клянусь черепом попа, которого я прикончил! – подтвердил Трехпалый. - Значит, так, - сначала стреляем в его родителей. Ты в короля, я в королеву. Потом сразу же в их щенка. Помнишь, что говорить, когда нас задержат? – спросил Косое Рыло. - Будь спокоен. Ну, ни пуха! - К черту!..
Княжна: Тем временем спектакль подходил к концу. Луиза, озвучивавшая Эдвина, спела песню о розе, и, завершая спектакль, артисты запели песню о правде. В этот миг что-то заставило Патрика, всегда внимательно смотревшего спектакли, обернуться и взглянуть на родителей. Анри и Эмма сидели за столом, затем, переглянувшись, встали, король подал руку королеве, и супруги направились к шатру. Тем временем королевские свояки поклонились венценосным супругам, и Теодор радостно зааплодировал артистам, его поддержали Флора и канцлер. Оттилия стояла спиной к актерам, - демонстративно игнорируя спектакль, она разговаривала с придворной дамой. Жан-Жак и Луиза закончили выступление, и стали убирать марионетки в сундук. Внезапно, как гром, грянул выстрел. Эмма обернулась, и встретилась взглядом с сыном. Последний взгляд матери Патрик запомнил на всю жизнь, а испуганное лицо сына было последним, что увидела королева. Первый выстрел не попал в цель, но три остальных оборвали жизни короля Анри и его супруги. Услышав первый выстрел, Жан-Жак, позвав на помощь, подбежал к принцу, закрыв его собой. Поднялся страшный переполох, и обрушился шатер, - возможно, пуля перерезала веревку. Раздались еще два выстрела, и в этот раз пули достигли цели. Увидав алые капли крови, обагрившие светлые одежды Анри и Эммы и брызнувшие из ран на белую ткань шатра, Патрик вскочил, и бросился к погибающим родителям. Но силы изменили ребенку, колени у него подкосились, дыхание перехватило, и Патрик упал на землю, чувствуя, что не может даже закричать «мама». Заметив испуганного ребенка, находящегося как раз на линии огня, - между убийцами и их жертвами, Теодор решил отвести его в безопасное место, забыв о том, что вместе с канцлером он планировал и гибель принца. Он с улыбкой позвал мальчика, поманив его пальцем, но Патрик не шевельнулся, казалось, что он окаменел. Тем временем прозвучал еще один выстрел, и Теодор, испугавшись получить пулю в голову, махнул рукой, и трусливо удрал. Видя, что Анри и Эмма уже не подают признаков жизни, канцлер торжествующе улыбнулся, - он не смог сдержать радости, - поскольку покушение удалось. Но в этот миг гвардейцы схватили убийц, прежде чем те успели выстрелить в принца. На несколько мгновений наступила пугающая тишина. Все, - гвардейцы, придворные, егеря – подбежали к погибшим королю и королеве, надеясь, что они всего лишь ранены. Но придворный медик, внимательно осмотрев тела, и пощупав пульс, уничтожил слабые надежды. Испуганно посмотрев на гвардейцев, Коклюшон горестно покачал головой. Впрочем, у него не хватило смелости сразу сделать заключение о гибели венценосной четы. - Пожалуйста, дайте зеркальце, - попросил врач. Оттилия протянула лейб–медику карманное зеркальце. Врач приложил его по очереди к губам Анри и Эммы, но зеркало осталось незамутненным. Король и королева не дышали. - Нет… - разочарованно прошептал Коклюшон. Внезапно громко зарыдала Флора, до этого надеясь на чудо, сдерживавшая слезы. - Эмма! Эмма! Сестрица, не умирай! – громко закричала она. – Отзовись, дорогая, скажи, что ты жива! О, господи! За что?! За что так?! Я не верю, этого не должно быть! Оттилия тем временем молча стояла, глядя как Флора обнимает бездыханное тело сестры. У нее не было слез, но неведомые ранее чувства, - муки совести, - терзали ее. Перед собой Оттилия видела труп сестры, которой она сама, в какой-то мере, подписала смертный приговор. Ведь она первая высказала мысль о необходимости убить Эмму, и до сих пор не сокрушалась о принятом решении, и не жалела сестру. Она так ждала этой минуты, так боялась, что план сорвется, но сейчас, когда все свершилось, она не чувствовала радости, которую предвкушала, надеясь на удачный исход дела. Ей было как-то не по себе, и Оттилия сама не могла понять, почему. Внезапно пришла мысль о матери. Что она скажет Катрине? Сможет ли мать выдержать гибель дочери и зятя? При всей своей жестокости Оттилия не хотела причинять боль матери, но она с ужасом осознала, что почти сделала это. Через несколько часов Катрина неизбежно узнает о случившемся. Все были потрясены, растеряны и испуганы внезапной гибелью королевской четы, поэтому никто из родственников погибших не вспомнил сразу о принце. Лишь Жан-Жак Веснушка и его жена пытались привести Патрика в чувство. Вскоре к ним подбежала Адела, которую во время выстрелов молодой егерь повалил на землю, и не отпускал, пока угроза гибели не миновала. Луиза держала Патрика на руках, вглядываясь в застывшее лицо ребенка. Жан-Жак звал принца, пытаясь заглянуть ему в глаза: - Ваше высочество! Патрик! Вы меня слышите? Но Патрик не отвечал, более того, казалось, он никого и ничего не слышал и не видел. Адела подбежала к артистам, достала из кармана флакон с нюхательными солями, дала понюхать принцу, но у ребенка не было никакой реакции. - Боже мой, что с ним? Жан-Жак, - обратилась Адела к актеру, - прошу вас, взгляните, они… они живы? – женщина указала взглядом в сторону толпы, окружавшей короля с королевой. Жан-Жак подошел к толпе, и взглянул на убитых. В этот миг врач безуспешно пытался уловить зеркалом дыхание королевы. Много повидавшему в жизни Жан-Жаку хватило одного взгляда, чтобы понять, что все кончено. Он вернулся к Луизе и Аделе. Женщины по-прежнему пытались привести Патрика в чувства. - Не стоит, чтобы принц видел… - горестно сказал Жан-Жак. – Это ужасно. Что же нам теперь делать? Кто позаботится о принце? - Вот что, - обрела решимость Адела, - нам надо срочно увезти его высочество во дворец. У Патрика есть бабушка и две тети. Они смогут воспитать его. Но сейчас необходимо как можно быстрее ехать домой. Вы же видите, в каком состоянии принц. Я вас прошу, позовите доктора и госпожу Флору. Жан-Жак вновь подошел к придворным, но он не смог заговорить с доктором, которому сейчас пришлось нелегко, - от него ждали решительного ответа, а он пытался успокоить Флору, страшась произнести заключение о гибели королевской четы. Жан-Жак вернулся ни с чем. Тем временем гвардейцы избили Трехпалого и Косое Рыло чуть не до полусмерти, и в ярости хотели повесить преступников на ближайшем дереве. Но канцлер остановил их, приказав властным тоном: - Не смейте вершить самосуд! Убийц короля следует судить по закону, и казнить, как полагается, - на площади, перед народом! Головой ответите, если убегут! Затем канцлер подошел к телам Анри и Эммы. - Доктор, каково будет ваше заключение? Могут ли их величества быть живы, возможно ли их спасти? Или случилось самое страшное? Что вы молчите, отвечайте же! - В-ваша милость, увы, к сожалению… - промямлил лейб-медик. - Что это значит? Вы хотите сказать, что короля и его супругу нельзя спасти? Будьте точнее. - Я хочу сказать, ваша милость, - внезапно осмелев, произнес доктор, - что их величества, к сожалению, скончались. В тот момент, когда я подошел, они уже были мертвы. Надеясь на лучшее, я пытался уловить малейшие признаки жизни, но все было тщетно.
Княжна: Флора зарыдала еще громче, многие дамы заплакали вместе с ней, услышав слова доктора. Даже мужчины не смогли сдержать слез, особенно барон Дени, находившийся здесь же. Раздавленный горем барон не мог отвести взгляда от погибшей любимой, тщетно надеясь, что Эмма еще может быть жива. - Без паники, господа! Прежде всего, необходимо быстро вернуться в столицу, - распорядился канцлер. – Гвардейцам мой приказ: подготовить повозку, в которой надо привезти тела их величеств во дворец. Теодор, проследите, чтоб все было выполнено! – обратился он к полковнику, который, не зная, что делать, стоял, почесывая затылок, и смотрел на тела венценосных свояков. В этот миг артистам показалось, что о принце все забыли. - Жан-Жак, будь здесь, рядом с его высочеством, а я сама поговорю с госпожой Флорой, - решила Луиза. Актриса смело подошла к толпе вельмож, и, протиснувшись между ними, приблизилась к плачущей Флоре и дотронулась до ее плеча: - Сударыня! Сударыня, простите, я понимаю ваше горе, но вам следует быть мужественной, у вас есть племянник, о котором вы должны позаботиться. Прошу вас, решите, что делать с его высочеством, - принц в тяжелом состоянии, его потрясла гибель родителей. Мне кажется, что вам следует подумать о том, как скорее отправить его во дворец. - Как? Принц жив? – воскликнула Оттилия. Почти никто не обратил внимания на эти слова, - никто, кроме барона Дени. - Оттилия! – прошипел канцлер, зло глядя на жену. Больше он ничего не смог сказать ей, - слишком много свидетелей было вокруг, но в его взгляде Оттилия словно прочла фразу: «Что ты мелешь, дура! Держи язык за зубами!». - Боже мой! Патрик, что с ним? – воскликнула Флора, и, встав с земли, поспешила вслед за Луизой. Лейб-медик последовал за ними, а так же барон Дени и еще несколько дворян. - Позвольте мне осмотреть его высочество, - произнес придворный врач, подойдя к Патрику. Однако даже он, при всех своих знаниях, не мог понять, что случилось с принцем: Патрик был похож на живой труп. Казалось, что он без сознания, но при этом глаза мальчика были широко открыты, а на лице застыло выражение испуга. Дыхание ребенка было очень слабым, и пульс еле прощупывался. - Патрик, мой дорогой, что с тобой? – воскликнула Флора. – Ответь своей тете! Ну что ты молчишь, мой хороший? – Флора при этих словах слегка встряхнула племянника за плечи, но Патрик никак не отреагировал, - казалось, что он не видит и не слышит свою тетю. Принцу снова дали понюхать нашатырь, затем побрызгали в лицо водой, - но все было бесполезно. Наконец лейб-медик на руках отнес Патрика в карету Флоры, и попросил принести огня. Опустив занавески и попросив закрыть плащом окно кареты, врач создал полумрак внутри экипажа. Взяв в руку тонкую горящую веточку, врач стал наблюдать за глазами Патрика. Зрачки отреагировали на свет, правда, весьма слабо. Выйдя из кареты, мэтр Коклюшон сказал Флоре: - Его высочество в сильнейшем шоке. Принца нужно срочно доставить во дворец. - Мы едем сейчас же, - ответила Флора. – Теодор! Распорядись приставить к моей карете охрану! Да побольше людей! - Сударыня, я тоже буду охранять принца, - обратился к Флоре барон Дени. – Чем больше будет ваша охрана, тем лучше. – А ты, Камилла, возвращайся домой, - сказал он жене. Я не знаю, приду ли я домой вечером. Мой долг дворянина, - охранять его высочество, - нашего будущего короля. Барону Дени показалось очень странным удивление Оттилии тем, что Патрик жив. Умный и образованный человек, барон сразу заподозрил неладное, - он хорошо знал историю, и понимал, что просто так разбойники не убивают королей. Здесь точно был заговор, и будь барон следователем, он уже назвал бы первых подозреваемых. Своими неосторожными словами Оттилия выдала себя. Через несколько минут карета Флоры тронулась в путь, увозя принца из Кабаньего Лога, - места, где трагически погибли его родители, и круто изменилась его судьба. Оттилия последовала за сестрой во дворец. Кучер Флоры гнал лошадей изо всех сил, и Оттилия приказала своему кучеру не отставать от кареты сестры. Неудивительно, что сестры погибшей королевы значительно опередили весь двор. Тела венценосных супругов гвардейцы положили в повозку, и накрыли тканью шатра. Повозка тронулась в путь, и скорбящие придворные последовали за ней. Так трагически закончилась последняя охота Абидонских королей в Кабаньем Логе. Тем временем Катрина ожидала возвращенья зятя и дочери с охоты. Беспокойство не оставляло ее, и в голову лезли мрачные мысли: «Уже поздно, они давно должны были вернуться. Вдруг что то случилось?». Пожилая женщина села у окна, чтобы увидеть возвращения короля и Эммы. Так прошло два часа. Ворота распахнулись, и к замку подъехала карета Флоры, а за ней - карета Оттилии. Флора вышла из экипажа, неся на руках Патрика, за ней вышли Адела и лейб-медик. Оттилия тоже покинула свой экипаж. Мужья не приехали вместе с ними. Катрина поняла, - случилось что-то дурное. Она поспешила в холл. Тем временем Флора, проплакавшая всю дорогу, с трудом сдерживая рыдания, попросила сестру: - Ты, ты расскажи маме… Я не могу. Ты же сильнее меня, ты сможешь справиться одна. - Конечно. Самое трудное всегда делаю я одна, - холодно ответила Оттилия. Флора поспешила отнести принца в его комнату. Она не встретила мать, - Катрина спустилась по другой лестнице. Оттилия, увидев мать, спускавшуюся вниз, собрала все силы. Ей страшно было сообщить матери о гибели сестры, не еще страшнее было смотреть Катрине в глаза. Ей казалось, мать догадается, что Оттилия – убийца своей сестры. Угрызения совести несказанно мучили ее. - Дочка, что случилось? Почему вы с Флорой вернулись одни? – спросила встревоженная Катрина. - Матушка… Не знаю, как сказать… Будьте мужественной, прошу вас, - Оттилия взяла мать за руку. – Эмма и Анри погибли. Их убили разбойники. - Как?.. Что ты говоришь?.. Это неправда! – закричала Катрина. - Мама, это, к сожалению, правда. Прошу тебя, крепись… - Пресвятая Дева! Я этого не переживу! - Матушка! Мужайся, ведь у тебя есть еще две дочери и внуки! - Не хочу тебя слушать! – закричала Катрина, выбежала во двор, и бросилась к воротам. Она стояла там около часа, вглядываясь в даль. Наконец показалась повозка, охраняемая гвардейцами, и сопровождаемая придворными. Повозка въехала в ворота. По выражениям лиц гвардейцев и вельмож, Катрина поняла, что Оттилия не обманула ее. Она подошла к повозке, и подняла белую ткань. Увидав тела дочери и зятя, женщина громко зарыдала: - Эмма! Эмма! Доченька! – закричала она. – Открой глаза, родная! Мама всегда с тобой! О, боже мой!.. – после этих слов Катрина, потеряв сознание, упала на руки гвардейцев. Прошло несколько часов. Оттилия не отходила от матери, Флора – от племянника. Катрина, придя в сознание, безутешно плакала, а Патрик все оставался в прежнем состоянии. Коклюшон дал Катрине успокаивающих капель, и поспешил к принцу. Он не знал, как вывести ребенка из шокового состояния. Лейб-медик решился даже на жестокий эксперимент: попросив у Флоры иголку, он протер ее спиртом и уколол Патрика в руку. Но принц не почувствовал боли, – реакции на укол не было. - Остается только набраться терпения и ждать, - медицина здесь бессильна, - сделал вывод придворный врач. Между тем, несмотря на поздний час, в замок были вызваны все министры и члены городского магистрата. Дворяне и почтенные буржуа собирались в парадном зале дворца. Новость о гибели короля с королевой быстро облетела столицу, и все ждали официального сообщения. Канцлер был занят весь вечер. Сначала он присутствовал при допросе убийц: Трехпалый и Косое Рыло твердили заученные фразы о своей ненависти к королю: - Мой бедный отец рано умер, и мать в одиночку растила меня с моими братьями и сестрами, - нас у нее было пятеро. Когда она от отчаяния решилась на воровство, ее посадили в тюрьму. Мы остались одни, и нас опекал старший брат, но вскоре его повесили за убийство, которого он не совершал. После этого я с младшими оказался на улице. Нас подобрал настоятель приюта для сирот, там мы получили кров и пищу, а так же возможность образования. Но лицемерный священник все время твердил об уважении к королю, и бесчеловечным законам Абидонии, благодаря которым я остался сиротой. И тогда, еще в детстве, я решил отомстить королю за жестокость его законов, позволяющих посадить в тюрьму многодетную мать, а так же казнить юношу, который опекает младших братьев. Я ненавидел Анри II, и убил ненавистного тирана!!! Я не лицемер, чтобы восхищаться делами кровавого деспота! Косое Рыло, в свою очередь, отвечал на допросе почти так же: - Моего отца посадили в тюрьму. Затем та же участь постигла моего приемного отца. Да, они жили в лесу, но они не промышляли разбоем! Их осудили только по показаниям лжесвидетелей. Я дважды остался сиротой, а потом тоже попал в тюрьму ни за что. Законы Абидонии, сочиненные королем Анри, позволяют сажать в тюрьму невиновных при недостатке улик. Во всех моих бедах виноват король, будь он проклят! Я не раскаиваюсь ни в чем! Больше ничего следователи не смогли вытянуть из бандитов. Пришлось сделать предварительный вывод, что это двое помешанных. И хотя у опытных следователей сразу появилась версия о заговоре, но кроме убийства королевы, не нашлось других улик, подтверждающих ее, к тому же бандиты уверяли, что попали в Эмму случайно. Покончив с допросом, канцлер направился в покои принца. Увидав, что Патрик все в прежнем состоянии, он решил подробнее расспросить лейб-медика наедине. Пригласив врача в свой кабинет, канцлер спросил его: - Как долго может принц оставаться в подобном состоянии? - Не могу сказать, ваша милость, может час, может сутки. - А если он останется таким навсегда? Ведь это будет полная невменяемость, - то есть, - разновидность сумасшествия? - Я надеюсь, ваша милость, что его высочество в скором времени оправится от шока. - Мне надо просчитать все варианты развития событий. Вы же понимаете, что в этот сложный для страны момент мне приходится одному отвечать за будущее Абидонии. Я буду с вами откровенен: вы придворный медик, а это значит, что вам придется заниматься не только медициной, но и политикой. Я вам советую хорошо подумать, если вы хотите сохранить ваше привилегированное положение. Канцлер сделал продолжительную паузу. - Скажите, может это событие в дальнейшем отразиться на психике принца? – наконец спросил он. - Может, - без промедления ответил Коклюшон. Но я думаю, что его высочество будет страдать различными фобиями, - это более вероятно, чем полное сумасшествие. - Но ведь и сумасшествие не исключено? – спросил канцлер. - Все может случиться, особенно после пережитого ужаса. - Я не знаю, заметили ли вы, что у его высочества и раньше были отклонения в психике. Просто покойные родители принца, ослепленные родительской любовью, закрывали на это глаза. Но вы, как врач, должны были это отметить, хотя, возможно, боялись сказать покойному королю о нарушениях психики у его сына. Моя догадка верна? - Все верно, ваша милость. Именно так и было, - ответил хитрый Коклюшон, угадавший, какого ответа ждет от него канцлер. - Во всяком случае, при помешательстве Патрик не сможет стать королем, - это опасно для страны. Ведь помешательство не лечится? - Да, ваша милость, можно добиться лишь некоторого улучшения, но сумасшедший человек все равно останется сумасшедшим, и никогда не сможет принимать здравых решений. Такие люди должны всегда быть под контролем опекунов. - Значит, пока невозможно признать его высочество королем, - до тех пор, пока не выяснится, что он полностью здоров? - Хуже всего то, ваша милость, что даже я не могу знать, сколько времени будет длиться эта неопределенность. - Благодарю вас, господин доктор, несмотря на это, вы все же помогли мне принять важное политическое решение. Канцлер вышел на балкон парадного зала, затем спустился до половины лестницы, ведущей вниз с балкона. Все взоры устремились на него. Наступила тишина. - Должен сообщить вам, господа, что к величайшему прискорбию, его величество король Анри II и ее величество королева Эмма погибли сегодня на охоте. Канцлер замолчал, внимательно следя за придворными. Все обнажили головы. - Упокой господь их души с миром! – торжественно произнес канцлер. Воцарилось молчание. Все ждали той фразы, которую, по традиции должен был бы произнести канцлер. Но он молчал. Наконец, пожилой маркиз Роланд, - отец барона Дени, произнес: - Да здравствует король Патрик VII! - Господин маркиз, при иных обстоятельствах я бы произнес эти слова первым, - возразил канцлер. – Но возникла непредвиденная ситуация: его высочество Патрик в тяжелом состоянии, в данный момент он невменяем. От принца не отходит врач, есть подозрение, что его высочество лишился рассудка. Окончательные выводы можно будет сделать только через несколько дней. Если случится самое худшее, то надеюсь, всем понятно, что принц абидонский не сможет стать королем. Прошу вас набраться терпения и не поддаваться панике. Возможно, это всего лишь нервный срыв, вызванный гибелью родителей, и через несколько дней его высочество будет здоров. В таком случае придется назначить регента, – по малолетству будущий король Патрик не сможет править страной до достижения совершеннолетия. В самом худшем случае, если все же выяснится, что его высочество лишился рассудка, корона достанется одному из родственников принца. «Уж не тебе ли?» - с возмущением подумал барон Дени. Он теперь ни капли не сомневался, что убийство королевской четы подстроено канцлером. - Я от всей души желаю, чтобы подобного не случилось, и королем стал его высочество Патрик, - соврал канцлер с самым искренним видом. «Ты, мерзавец, от всей души желаешь, стать королем Абидонии!» - думал в это время барон Дени, полностью разгадавший планы канцлера. - В любом случае, придется выждать некоторое время. Пока я буду исполнять обязанности правителя Абидонии. Еще раз убедительно прошу вас, господа, не поддаваться панике и разойтись по домам. Взволнованные вельможи покинули дворец, беспокоясь за судьбу наследника престола и будущее Абидонии.
Княжна: Канцлер тем временем вновь спустился в подземелье замка. Он взял с собой лысого лакея, и, оставив гвардейцев, сопровождавших его у входа в подземелье, вместе с лысым вошел в темницу. - Почему вы не пристрелили принца? – гневно спросил он убийц. - Мы не успели… - ответил Трехпалый. – Нас схватили в тот момент, когда мы только собирались убить мальчишку… - Быстрее надо было действовать! По вашей вине этот щенок жив!!! – закричал канцлер. Лицо его исказилось ненавистью, которую граф Давиль не мог больше сдерживать. - Если вы хотели убить всю королевскую семью, то нашли бы нам еще одного помощника. Пока мы убивали родителей, он убил бы ребенка, - подал голос Косое Рыло. - Ты меня еще будешь учить! – возмутился канцлер. – Думаешь, легко найти головорезов вроде вас, которые не побоятся прикончить короля? - Нет. Но мы взяли на себя непосильную задачу. Конечно, вам легко упрекнуть нас за то, что мы не довели дело до конца не по нашей вине, - обиженно ответил Косое Рыло. Канцлер зло посмотрел на бандитов, но не нашел, что ответить. - Не изменяйте ваших показаний, - сказал он, наконец. Затем он вышел из камеры, где находились оба злодея, и в сопровождении лысого лакея пошел дальше по коридору. В конце коридора находилась железная дверь, закрытая на большой замок. Канцлер и лакей с трудом открыли его, - замок был совсем ржавый, и в скважину пришлось влить заблаговременно взятого масла. Когда замок был снят, канцлер и лысый с трудом отворили тяжелую дверь. Она еле поддалась, открываясь со скрипом и визгом проржавевших петель. Две железные створки не смогли полностью открыться, – дверь сильно осела, но все же в проход мог боком войти взрослый человек. В последний раз эту дверь открывали много десятилетий назад, еще при жизни деда короля Анри. За дверью находился длинный коридор, куда много лет не ступала нога человека. Королевский замок был построен сто пятьдесят лет назад на месте старой крепости. Крепость обветшала от времени, и сильно пострадала во время войны. Когда-то она находилась недалеко от окраин Клервилля, но столица со временем разрослась, и полуразрушенная крепость оказалась почти в центре города. Король, правивший в то время, приказал снести остатки былой твердыни, и выстроить на этом месте дворец, ставший с тех пор резиденцией королей последней правящей династии. От старой крепости осталось огромное подземелье, служившее некогда тюрьмой для военнопленных и дезертиров. Само собой подразумевалось, что королевский дворец не может быть одновременно тюрьмой, поэтому король, построивший дворец на фундаменте крепости, распорядился оставить лишь несколько камер недалеко от входа в подземелье, - для особо важных государственных преступников, а остальную часть подземелья велел отгородить огромной дверью. Засыпать землей это огромное количество полуразрушенных камер не представлялось возможным, и было решено сохранить их для истории. С тех пор туда редко заходили, - все испытывали какой-то сверхъестественный страх перед мрачным подземельем, где окончило жизнь множество людей. Семьдесят лет назад эти разрушенные камеры исследовал знаменитый в то время археолог, и по окончании его исследований тяжелую дверь больше не отворяли. Но канцлера – жестокого, мрачного человека не пугала эта запертая часть подземелья, напротив, она как магнит, манила его к себе. Он давно мечтал осмотреть подземелье, но не мог найти повода, чтобы испросить разрешения короля Анри отпереть дверь. Теперь, когда Анри II был мертв, канцлер чувствовал себя полновластным хозяином замка. Взяв в руки факел, он бесстрашно вошел внутрь. За ним с факелом следовал лысый лакей. В длинном коридоре, конец которого тонул в темноте, было грязно, на полу лежали камни, выпавшие из стен. Каменные перегородки между камерами были полуразрушены, а решетки сняты в то время, когда сносилась старая крепость. Воздух был влажным, но воды на полу не было, и не имелось крупных трещин на стенах. Канцлер знал, что здесь несколько подземных этажей, и в конце коридора должен быть вниз. Но вдвоем проникать туда было опасно – возможно, лестница сильно обветшала. Коридор был очень длинным, и канцлер не дошел до спуска, побоявшись, что факелы угаснут. Но в целом он был доволен результатами осмотра: после капитального ремонта руины могли бы снова стать тюрьмой. «Какая замечательная темница! – думал канцлер. – В старину строили на века. Эта старая кладка прочна и надежна. Заложить дыры, поставить решетки, и тюрьма будет восстановлена. Какие идиоты были эти предки Анри: забросить такое хорошее помещение, запустить его до столь плачевного состояния! Полная бесхозяйственность! Впрочем, чего ждать от этой бестолковой династии! Право, я ничуть не жалею, что уничтожил этот вырождающийся род! Правда, остался еще Патрик, но, похоже, мальчишка сошел с ума. В противном случае, я все равно не допущу его восшествия на престол. Корона Абидонии не достанется ему ни в коем случае, не будь я граф Давиль! С этого дня – я король Абидонии! Теодор, этот тупой жеребец, будет всего лишь марионеткой в моих руках! Марионетки… надо будет стереть в порошок этого фигляра Жан-Жака Веснушку. Впрочем, я смогу заняться этим чуть позже. Сейчас есть дела важнее: надо убедить всех, что принц лишился рассудка. Затем, казнив убийц королевской четы, срочно отремонтировать тюрьму. Ну, а дальше я буду действовать, исходя из обстоятельств. Главное, я должен удержать власть в своих руках любой ценой. До сих пор мне удавалось все, что бы я ни задумал, значит и теперь, все должно получиться, - только надо ни перед чем не останавливаться! Все возможно, если только по-настоящему хотеть этого!». Круто развернувшись, канцлер решительно приказал лысому лакею: - Идем отсюда. Выйдя из коридора, канцлер снова запер железную дверь, но теперь он знал, что это ненадолго. Когда канцлер с лысым лакеем вышли из подземелья, было уже около половины третьего ночи. Флора до сих пор не отходила от племянника. Она отправила посыльного с письмом к тете мужа, попросив тетушку приехать к ним домой, чтобы не оставлять Альбину под присмотром одной лишь няни, - Флора предвидела, что может не скоро вернуться домой: ее осиротевший племянник сейчас больше, чем дочь, нуждался в ней. Няня Адела тоже не отходила от Патрика. Сидя у постели племянника, потрясенная гибелью сестры Флора проплакала весь вечер, и Адела заварила ей отвар успокаивающих трав. Это несколько помогло, и женщины решили дать отвара принцу. Но Патрик не сделал ни глотка, он, казалось, не чувствовал прикосновения чашки с теплой жидкостью к губам. Возможно, он этого даже не видел, и не понимал, что происходит вокруг. В три часа ночи Адела заварила травы еще раз, и, размешав травяной порошок в кипятке, нечаянно выронила ложку. Ложка упала на медный поднос, громко зазвенев при этом. Этот звук вывел принца из оцепенения. Патрик вздрогнул, и встретился взглядом со склонившейся над ним тетей. Принц хотел что-то сказать, но не смог: с его губ не сорвалось ни единого звука. После нескольких неудачных попыток Патрик беззвучно расплакался. Флора поняла, что случилось самое страшное, - то, чего так боялась Эмма: у принца пропал голос. - Ну, что ты, мой хороший, не плачь солнышко, мой ты цветочек, - успокаивала она племянника. – Все пройдет, все плохое обязательно кончится, все будет хорошо, - говорила она, гладя рукой белокурые волосы Патрика. Принц взял за руку тетю, и, крепко держа, боялся ее отпустить, - так утопающий цепляется за соломинку. В этот момент в комнату принца вошел лейб-медик, который вместе со следователем только что закончил осмотр тел короля и королевы, и написал официальное заключение о смерти. С первого взгляда он понял, что принцу стало значительно лучше. - Ваше высочество, вы узнаете меня? – спросил он. Патрик хотел ответить «да», но после нескольких безуспешных попыток, принц смог ответить лишь кивком головы. - Мне кажется, его высочество потерял голос, - шепнула врачу Адела. - Пока рано волноваться, голос может скоро восстановиться, - ответил Коклюшон, - с его высочеством и раньше случалось подобное. - Адела, принесите отвар, - распорядилась Флора. – Выпей, мой хороший, это поможет, ласково сказала она, поднеся чашку к губам племянника. - Все правильно, – согласился Коклюшон. – сейчас надо, чтобы его высочество успокоился и уснул. Выпив отвар, Патрик поплакал еще немного, затем, закрыв глаза, заснул, но и во сне он продолжал плакать. Придворный врач поспешил доложить канцлеру об улучшении состояния здоровья принца. Нетрудно было догадаться, что это известие огорчило канцлера. - Ты хочешь сказать, что мальчишка пришел в себя, и его поведение вполне разумно? – спросил врача граф Давиль. - Да, ваша милость, его высочество узнал свою тетю и меня, он, видимо, хорошо помнит, что лишился родителей, потому что долго плакал, не в силах успокоиться, и даже во сне из его глаз текут слезы, но… я боюсь… - Чего? Говорите скорее! – в нетерпении воскликнул канцлер. - Его высочество не может говорить. У него и раньше в моменты испуга часто пропадал голос, но через несколько минут всегда возвращался, а сейчас за полчаса принц не выговорил ни слова. Даже плачет совершенно беззвучно. Я опасаюсь, что голос вернется не скоро, а возможно, что его высочество останется немым навсегда. - Замечательно! – не сумел скрыть удовольствия канцлер. – То есть, нет, я не так хотел сказать… Больше никому не говорите о состоянии принца. В его покои должны входить только родственники, да еще эта… как ее… няня Адела. Вы, как врач, надеюсь, понимаете, что сейчас трудно оценить, привел ли сильный стресс к психическим отклонениям у его высочества? - Есть опасность, что психические отклонения могут проявиться несколько позже, - заметил Коклюшон, решивший ни в чем не противоречить канцлеру. Остаток ночи Флора и Коклюшон провели у постели принца. Под утро Патрик внезапно проснулся, - так просыпаются, увидев страшный сон. На его лице снова появилось выражение ужаса, и минут пять принц смотрел перед собой, ничего не замечая вокруг. Это было похоже на его вчерашнее состояние. - Патрик! – окликнула его Флора, но мальчик, казалось, не услыхал голоса тети. Коклюшон и Флора не на шутку встревожились, но приступ вскоре прошел, Патрик взглянул на тетю, поцеловал ей руку, и когда Флора обняла его, снова заплакал, вспомнив, что теперь у него нет родителей. Впрочем, силы быстро иссякли, и ребенок устало откинулся на подушку. Коснувшись рукой лба племянника, Флора поняла, что у мальчика сильный жар. Вчерашнее нервное потрясение вызвало болезнь, и доктор дал принцу лекарство от простуды. Вскоре в комнату вошел канцлер. - Здравствуйте, ваше высочество, как вы себя чувствуете? – приторным голосом спросил он. Взглянув на канцлера, Патрик с ужасом вспомнил его мерзкую довольную улыбку во время гибели своих родителей. Отвращение мальчика к канцлеру было так велико, что он отвернулся к стене, и закрыл глаза рукой. Этот демонстративный жест произвел впечатление на канцлера. - Что это с принцем? – спросил он. Обычно его высочество всегда был так вежлив, но сейчас ведет себя совершенно по-хамски. Это так на него не похоже… Доктор, я прошу вас, выйдем на минуту. - Я все-таки угадал? – спросил он, едва дверь комнаты принца захлопнулась у него за спиной. – Его высочество и в самом деле повредился рассудком? - Принц действительно ведет себя странно, - ответил врач. Но пока еще рано делать окончательные выводы. Мы подождем еще несколько дней. Но уже к вечеру этого дня стало ясно, что вызванное гибелью родителей нервное потрясение сильно повлияло на психику принца. Несколько раз повторялись приступы, подобные утреннему: Патрик замирал с испуганным выражением лица, ничего не замечая вокруг. Когда приступ проходил, Патрик начинал плакать. Флора тщетно пыталась успокоить племянника, а доктор старался выяснить, что происходит с ребенком, задавая ему вопросы, на которые Патрик мог бы ответить кивком головы. Но Патрик еще не привык к немоте: он пытался заговорить, но, как и прежде, губы лишь беззвучно шевелились, и, после нескольких неудачных попыток принц снова расплакался от страха и осознания своей беспомощности. Добиться ответа на вопросы было невозможно, и Коклюшон решил доложить канцлеру, что у принца развивается тяжелое психическое заболевание, либо легкая форма эпилепсии. Но, если бы Патрик мог говорить, он рассказал бы, что его преследуют навязчивые воспоминания: во время приступа он со всеми подробностями видел гибель родителей. Снова звучали выстрелы, Патрик последний раз смотрел в глаза мамы, и алая кровь брызгала из смертельных ран. Снова полковник звал его, а канцлер довольно ухмылялся над телами Анри и Эммы. Эти мучительные видения будут преследовать принца еще много лет, и только обретя голос, Патрик сможет рассказать, что его воспоминания придворный врач в угоду канцлеру назвал психическим заболеванием. - Господин канцлер, должен сообщить вам, что у его высочества помимо потери голоса, наблюдаются странные припадки, похожие на приступы эпилепсии – правда, в легкой форме, без судорог, - но все-таки принц впадает в оцепенение, и на протяжении нескольких минут не реагирует ни на что. Он как будто теряет сознание, но не полностью, - глаза в это время открыты. Точный вывод я бы мог сделать, расспросив принца, - но, увы, к сожалению, теперь это невозможно. Если бы Патрик смог бы сказать, что ничего не помнит, значит, мой диагноз верен. Но не исключено и другое – его высочество видит некие кошмары. В таком случае, это, возможно, начало шизофрении или паранойи. Тогда заболевание начнет прогрессировать, и со временем состояние принца только ухудшится. - В таком случае сумасшедший принц не сможет стать королем. Еще раз повторяю мой приказ: никого из посторонних не впускать к его высочеству. Пусть даже слуги не входят в комнату принца. Нам нужно как можно меньше свидетелей его болезни. Окончательное решение передачи власти я приму после похорон королевской четы. Возможно, сын короля Анри не станет преемником отца, - к моему глубокому сожалению. Ну, что ж… Такова жизнь. Надо поставить охрану возле покоев королевы Эммы, и впускать туда только родственников его высочества, - еще раз повторил канцлер. Комната Патрика находилась в глубине покоев его матери. Предусмотрительный канцлер решил поставить охрану у входа в покои королевы, а не возле дверей комнаты Патрика, - для того, чтобы никто даже случайно не увидел принца. Канцлер решил сообщить всему двору, что Патрик находится в крайне тяжелом состоянии, и случайные свидетели, которые могли бы рассказать всем о вменяемости принца, ему не были нужны.
Княжна: Следующие несколько дней шло прощание с королевской четой. Гробы с телами Анри и Эммы были выставлены в парадном зале, и попрощаться с королем и королевой съехались все представители знатных семейств Абидонии. Дворяне кланялись гробам венценосных супругов, возлагали цветы, читали молитвы и приносили соболезнования родственникам погибших. Обычно посетителей встречала Оттилия. Ее спокойное и бесстрастное лицо было всегда закрыто черной вуалью, - Оттилия хотела производить впечатление сильной женщины, мужественно переносившей горе, но чувствовалось, что ее красивая дорогая вуаль скрывает, скорее всего, отсутствие горя. Даже самые недалекие люди понимали, что эта холодная женщина не может быть сильно опечалена гибелью сестры. Часто у гроба дочери находилась Катрина. Она никогда не закрывала лица вуалью, хотя Оттилия настойчиво советовала ей это сделать, - глаза пожилой женщины были воспаленными и распухшими от слез. Оттилии казалось не совсем приличным то, что мать не скрывает своего горя. За эти несколько дней волосы Катрины совсем поседели, и несчастная мать часто повторяла, что хочет последовать за своей покойной дочерью. Но, несмотря на свое горе, Катрина находила в себе силы заботиться об осиротевшем внуке. Меняясь с Флорой, она дежурила возле больного принца. В отличие от матери и сестры, Оттилия ни разу не зашла в комнату Патрика. Иногда в главном зале появлялся Теодор. Он с мрачным удрученным видом принимал соболезнования, с трудом подбирая слова ответа. Полковника мучила совесть. Он совсем не был уверен в том, что может стать королем, - ведь законный наследник престола остался жив. К тому же, глядя на покойного короля, полковник забыл все обиды, и осознал всю тяжесть своего страшного преступления. Флора редко появлялась у гроба сестры, - все время она проводила с племянником, почти забыв о существовании родной дочери. Еще реже в парадный зал приходил канцлер, - он был слишком занят государственными делами, и всем своим видом показывал, что в эти трудные дни государство держится лишь на нем одном. Разумеется, что ему было не до слез. Через неделю венценосные супруги были погребены в соборе Святого Креста, - месте упокоения последних королей Абидонии. Казалось, что вся страна провожает в последний путь своих короля с королевой. Толпы народа вышли на улицы проститься с королевской четой, и многие приехали для этого в Клервилль из других концов страны. За гробами Анри II и его супруги Эммы шли все родственники королевской четы: Катрина, Флора, Оттилия, канцлер и Теодор. Не было только больного наследника престола. Хотя жар спал и Патрик чувствовал себя значительно лучше, Флора понимала, что присутствие на похоронах родителей может травмировать психику ребенка. Канцлер и Оттилия поддержали ее решение, тем более что им было невыгодно присутствие почти совсем здорового наследника престола на похоронах королевской четы. Они старательно распространяли ложь о тяжелом психическом потрясении у наследника престола. Гробы Анри и Эммы опустили в склеп под полом собора, а над ними установили мраморные надгробия. Рядом были такие же могилы короля Патрика VI и королевы Эмилии - родителей короля Анри и его первой жены, королевы Марии. Надгробия засыпали цветами и зажгли вокруг множество свечей. Так закончились счастливые времена Абидонии, - правление короля Анри II, подражавшего во всем своим отцу, деду и прадеду. Следующие шестнадцать лет страной будет править человек, во всем противоположный последним королям Абидонии, - канцлер граф Давиль. Ему будет суждено истребить треть населения страны. Уже на похоронах короля Анри канцлер размышлял, как будет безжалостно уничтожать неугодных ему людей. Следуя за гробом короля, он незаметно приглядывался к толпе, желая угадать настроение граждан Абидонии. Его беспокоило, как общество отнесется к грядущему отстранению от власти наследника престола. Неожиданно канцлер встретился взглядом с Жан-Жаком Веснушкой, стоявшим в первых рядах толпы. Канцлер задержал на актере свой злобный взгляд. «Ты, негодяй, одним из первых отправишься на виселицу!» - подумал граф. Жан-Жак заметил взгляд канцлера, и понял, что ему опасно оставаться в столице. - Луиза, пойдем. – Жан-Жак взял за руку жену, и вывел ее из толпы. - Заметила, как канцлер посмотрел на меня? Бежим скорее домой, соберемся и уедем в деревню к твоим родственникам. - Тебя могут арестовать? - Конечно! Своей пьесой о розе я смертельно оскорбил канцлера. Эх, если бы знал, где упаду, соломы бы постелил… Я же не мог предвидеть, что его величество убьют. А теперь страной будет править канцлер, больше некому. Его высочество слишком мал, он не сможет нас защитить. Его будут формально считать королем, но править Патрик сможет лет через пятнадцать… Луиза, послушай! – перебил сам себя Жан-Жак. – Ведь Патрика давно должны были назвать королем! Тут что-то не так! Все прощаются с его величеством так, как будто у него нет наследника! Когда глашатаи объявили, что скончался король Анри, они не добавили «Да здравствует король Патрик!». Странно все это! Заметь, Патрика нет на похоронах родителей! - Я слышала, что он плохо себя чувствует, - сказала Луиза. - Может быть и поэтому, - согласился Жан-Жак, но все равно, его давно должны были провозгласить королем Абидонии. - Помнишь, в каком состоянии был Патрик в тот день? О, господи, а вдруг он… - Тогда конец не только нам, но и всей стране. Начнется новая эпоха тиранов. Пошли скорее домой, надо собраться и выехать как можно скорее, пока у нас еще есть свобода. В тот же день Жан-Жак и Луиза уехали из столицы в деревню, в тот самый поселок, что недалеко от Кабаньего Лога. Впрочем, Жан-Жак собирался поддерживать связь с живущими в столице друзьями, для того, чтобы знать о происходящем в стране. После окончания похорон и поминальной трапезы Флора поспешила к племяннику. Вместе с ней к принцу поднялся придворный врач. - Как его высочество чувствует себя сегодня? – спросил он Аделу. - Все по-прежнему, - вздохнула няня принца. – Жара нет, но два раза повторялись эти непонятные приступы, после которых его высочество начинал плакать. У Патрика нет аппетита, и кажется, ему безразлично все происходящее. Я пыталась читать принцу сказку, но, по-моему, Патрик только делает вид, что слушает, его мысли где-то далеко. Час назад, когда начало темнеть, я зажгла свечи, и Патрик, как вы сами видите, забился в самый темный угол комнаты. Странно, ведь раньше его высочество боялся темноты, а сейчас, мне кажется, он не любит свет. - Да, неутешительно… - вздохнул Коклюшон. - Патрик, мой хороший, идите ко мне, - позвала Флора. Против ожиданий придворного медика, сидевший в углу ребенок медленно поднялся, и, подойдя к тете, поцеловал ей руку. Флора обняла племянника, и сев на стул, усадила мальчика к себе на колени. - Мой хороший, ты, наверное, голоден? – спросила она. Патрик отрицательно покачал головой. - Все равно, ты должен покушать. Сейчас тебе принесут ужин, и ты хоть немного, но поешь, иначе ты можешь заболеть. Ты ведь послушаешь свою тетю, будешь ужинать? Патрик взглянул в глаза Флоре, и согласно кивнул головой. Вскоре с большим трудом ему удалось немного поесть – ребенок проглотил несколько ложек каши. Было видно, что он это делает только по просьбе тети. И в то же время стало понятно, что принц Абидонии ничуть не повредился рассудком, просто сильно переживает гибель родителей. Последнее наблюдение несколько огорчило Коклюшона. Теперь будет трудно признать здорового ребенка умалишенным. Врач поспешил сообщить об этом канцлеру, в то время, пока Флора находится у племянника. Встретив в коридоре убитую горем Катрину, Коклюшон проводил женщину до ее комнаты, и дал ей успокаивающих капель, а затем направился в гостиную, где его ждали канцлер, Теодор и Оттилия. - Должен вам сообщить, господа, что его высочество ведет себя очень хорошо, принц спокоен и слушается госпожу Флору. Несмотря на свое горе, Патрик по-прежнему соблюдает правила этикета, - он поцеловал руку своей тете. - Вот и хорошо! Будем надеяться, что к принцу скоро вернется голос! - обрадовался Теодор. Оттилия и канцлер переглянулись, не скрывая усталости и раздражения: «Какой болван Теодор, - этот идиот даже не понимает, что чем хуже будет принцу, тем лучше нам», - говорили их взгляды. - Единственное, что меня беспокоит, так это то, что у принца продолжаются непонятные приступы. Сегодня, по словам его няни, их было два. - И это все? – спросил канцлер. - Еще наблюдается полная безучастность ко всему, и стремление спрятаться в темный угол, а больше ничего… - ответил врач. - Я буду свами откровенен, доктор, - решительно произнес канцлер. – Я считаю, что и до гибели родителей у принца наблюдались некоторые отклонения в психике. Сейчас у него происходят непонятные приступы. На их основании вы должны объявить Патрика психически больным и непригодным к правлению страной в будущем. Сможете вы это сделать для блага Абидонии? - Как прикажете, ваша милость, - с подобострастным поклоном ответил Коклюшон. - Главное, убедить Флору в том, что ее племянник болен, - сказала Оттилия. – Правда, моя сестрица настолько глупа, что это не составит большого труда. Ну, конечно, и матушка должна поверить в это. - Хорошо, я это сделаю, дайте мне только еще несколько дней, - ответил лейб-медик. Утром следующего дня Флора и Коклюшон стали свидетелями нового приступа, случившегося у принца. - Сударыня, нам надо поговорить без свидетелей, прошу вас, выйдем в соседнюю комнату, - обратился врач к Флоре. Когда они остались наедине, он заговорил взволнованным, но убежденным тоном: - Мне следовало уже давно сказать вам об этом, сударыня, но я не решался огорчить вас. Но все же вы должны знать страшную правду: эти приступы – явные признаки умопомешательства вашего племянника. - Что вы говорите, доктор? – возмутилась Флора. – Патрик ведет себя совершенно нормально, он спокоен, вежлив и рассудителен, как всегда. Мне кажется, что во время этих приступов он с ужасом вспоминает гибель родителей, но ведь у каждого человека есть страшные воспоминания. Нет, прошу вас, не говорите глупостей, Патрик совершенно здоров. - Вы заблуждаетесь, сударыня. Это признаки надвигающегося безумия. Вот так обычно и сходят с ума. Только на страницах дешевых романов и в пьесах бродячих артистов герои лишаются рассудка внезапно, сразу начиная нести околесицу, и совершать дикие поступки. В жизни психические заболевания наступают постепенно, медленно продвигаясь маленькими шагами. К сожалению, у его высочества шизофрения, эта болезнь не лечится даже на ранней стадии. Увы, я вынужден признаться, что не в силах помочь принцу. Скоро эти приступы будут происходить чаще, их течение станет более длительным, а затем они сольются в одну непрерывную полосу. И это еще лучшее из того, что может случиться. Гораздо хуже будет, если его высочество станет агрессивным, перестанет узнавать даже вас, и в каждом человеке будет видеть убийцу своих родителей. К сожалению, его высочество ожидает один из двух вышеперечисленных вариантов потери рассудка. - Боже мой! – воскликнула Флора. – Доктор, прошу вас, помогите хоть чем ни будь! - Увы, сударыня! Лекарство от безумия еще не изобретено. Да, я еще забыл сказать вам, что потеря голоса тоже связана с психическим расстройством его высочества. Это уже является явным признаком шизофрении. Я думаю, не стоит вам объяснять, что при этой болезни принц абидонский не может быть коронован. Я должен буду обнародовать этот диагноз перед советом министров. - Ради Бога, не делайте поспешных выводов! – взмолилась Флора, – прошу вас, подождите еще несколько дней! Может быть, Патрик еще поправится! - Я могу ждать, но сомневаюсь, что это изменит что-либо. Расстроенная Флора рассказала матери о своем разговоре с доктором. - Мне кажется, лейб-медик делает слишком поспешные выводы, - сказала Катрина. – В профессии врача это совершенно недопустимо. Может, он утратил квалификацию и при этом совершенно зазнался? Мне тоже кажется, что вовремя приступов Патрик вспоминает весь этот ужас… если бы он мог говорить, его психическое здоровье не вызывало бы сомнений… Знаешь, мы должны лечить принца сами, - ведь теперь мы с тобой отвечаем за него перед Богом. В библиотеке много книг по нетрадиционной медицине и психологии, думаю, мне стоит посмотреть, может, в них я найду рецепт средства, которое вернет моему внуку голос. Было четыре часа дня, когда Катрина пришла в огромную библиотеку королевского дворца. Книги по медицине, научные трактаты и энциклопедии находились недалеко от входа со второго этажа. Пожилая женщина несколько растерялась, не зная, с просмотра какой именно литературы начать: с книг о нервных заболеваниях или о нетрадиционных методах лечения. Тем временем дверь на первом этаже открылась, и в библиотеку вошли канцлер и Оттилия. В этот предвечерний час хмурого осеннего дня в библиотеке царил полумрак, и супруги не заметили Катрины, стоявшей наверху, недалеко от входа. Катрина хотела окликнуть дочь, чтобы спросить ее совета, но слова замерли на ее губах, когда женщина услышала разговор дочери с зятем. - Почему ты не нанял трех убийц? – раздраженно спросила Оттилия, нервно захлопнув дверь библиотеки. – Втроем они сумели бы выполнить все до конца, и Патрик не стал бы камнем преткновения. - Как ты не понимаешь, в тюрьме были только эти двое! – воскликнул канцлер. – Ты, что, думаешь, это просто – найти трех исполнителей для такого дела? Не каждый преступник решится на это! - Не мог немного подождать! – прошипела Оттилия. - Ждать? До тех пор, пока Анри не отстранил бы меня от должности? - Да, это верно,- Оттилия чуть успокоилась. – Но все равно, у нас возникли непредвиденные сложности. Проклятый мальчишка остался жив, и если он поправится, то станет королем. - Этого не будет никогда, - с холодной злобой сказал канцлер. – Патрик не станет королем. Я просто не допущу этого. Он будет признан сумасшедшим. Доктор во всем слушается меня, и сделает то, что нам нужно. Потом можно будет отправить мальчишку в дом умалишенных, - оказавшись там, и здоровые люди сходят с ума. Не для того мы убили Анри и Эмму, чтобы позволить править их щенку! - Будь они прокляты! – Оттилия затряслась от гнева. – Я удивляюсь, как Эмма родила сына, ведь Анри был уже стар. Почему я не смогла родить? За что такая несправедливость? - Прекрати эти глупости! – воскликнул канцлер. – Ты будешь помогать мне править страной, а это намного лучше, чем быть маменькой кучи сопливых детей! Ты сама предложила убить Эмму и Патрика, не считаясь с родственными связями, так принимай теперь наследство! Я до сих пор восхищен этим твоим поступком, ибо я думал, что ты не захочешь гибели сестры. С этого дня ты – королева Абидонии! - Не я, а эта дурочка Флора, - возразила Оттилия. – Как будто ты забыл, кто должен стать королем в обход Патрика. - А, перестань! – прервал канцлер жену. – Ты что, не видишь, насколько туп Теодор? Он, видите ли, рад, что Патрик хорошо себя чувствует. Идиот даже не понимает, что чем хуже будет принцу, тем лучше нам. Твоя сестрица под стать ему. Они станут послушно подписывать мои указы, а мы с тобой будем принимать решения, и, наконец-то, наведем порядок в этой несчастной стране. - А если убийцы расскажут все на суде? - Не расскажут! Тем более что я запретил применять пытки во время допросов. Я должен выглядеть гуманным человеком. Потом мы все равно их повесим, но сейчас они надеются, что им будет дарована жизнь в награду за убийство короля… Стон, донесшийся сверху, прервал его слова. Канцлер и Оттилия, взглянув наверх, увидели, что Катрина теряет сознание. Пожилая женщина ясно расслышала разговор дочери и зятя, и великолепно поняла его. Сердце матери не выдержало нового удара судьбы, - разочарования в любимой младшей дочери. - Матушка! – воскликнула Оттилия, побежав наверх к упавшей на пол Катрине. Канцлер последовал за женой. Увидев, что Катрина без сознания, Оттилия спросила мужа: - Как ты думаешь, она слышала все? Что же нам тогда делать? - Сохраняй спокойствие, - ответил канцлер. Она может умереть. - Позови врача! – воскликнула Оттилия. Через полчаса, когда слуги перенесли Катрину в ее комнату, и лейб-медик осмотрел пожилую женщину, он сделал неутешительный вывод: - Сударыни, - обратился Коклюшон к сестрам, - ваша матушка очень плоха, у нее отказывает сердце, и, я, конечно, постараюсь сделать все возможное, чтобы спасти ей жизнь, но сейчас вам следует уповать на Бога, ибо надежд на выздоровление очень мало. Услышав эти слова, Флора заплакала, а Оттилия, напротив, почувствовала спокойствие, - ей не придется отвечать перед матерью за убийство сестры. Через час Катрина неожиданно пришла в сознание, и у врача и Флоры появилась слабая надежда. - Флора! Флора! – слабым голосом позвала Катрина. Но Оттилия опередила сестру, быстро подбежав к матери. - Матушка! Как вы себя чувствуете? – спросила она. - Уйди, мерзавка! – неожиданно резко, с болью в голосе произнесла Катрина. – Где Флора? Позовите Флору! - Матушка, я здесь, здесь! – ответила Флора, взяв мать за руку. - Дочка, ты должна… - голос Катрины прерывался, - должна заботится о моем внуке… Принцу угрожает опасность… не оставляй его одного… береги Патрика… Не допусти… Они хотят, чтобы он был признан… Последние слова Катрина произнесла шепотом, ее силы иссякли. - Матушка, я все сделаю, как вы просите, только скажите, кто желает зла Патрику? – воскликнула Флора. Катрина попыталась что-то сказать, но не смогла. Она в отчаянии посмотрела на дочь, взгляд ее застыл, и дыхание остановилось. - Матушка! Матушка! – закричала Флора, и громко заплакала. Точно гора свалилась в этот миг с плеч Оттилии. Катрина унесла с собой в иной мир тайну гибели Анри и Эммы. Но через минуту Оттилия, несмотря на свою жестокость, почувствовала угрызения совести, ибо сама того не желая, она стала причиной смерти матери. - Матушка, зачем ты умерла! Почему, ну почему ты хотела видеть в свой последний час Флору и оттолкнула меня? Чем я так тебя рассердила? – грустно, но спокойно проговорила Оттилия. Через три дня Катрину похоронили в соборе Святого Креста, недалеко от могил дочери и зятя. Наследнику престола было решено не сообщать о смерти его бабушки, - Патрик по-прежнему оставался запертым в своей комнате, и его видели только Флора, Адела и лейб-медик. Принца удивляло, что бабушка перестала приходить к нему, но спросить о причине ее отсутствия Патрик не мог. А Флору постоянно мучил вопрос, на который она не находила ответа, - что же хотела сказать ей мама перед смертью? Что-то важное, и это было связано с Патриком, - Флора смогла лишь только понять, что кто-то желает зла ее племяннику. И хотя Коклюшон уверял Флору, что словам Катрины не стоило придавать значения, - это всего лишь бред умирающей, Флора не могла отделаться от мысли, что причиной сердечного приступа ее матери стала некая тайна, случайно услышанная Катриной.
Княжна: На следующий день после похорон Катрины начался суд над убийцами королевской четы. Как полагалось в таком особенном случае, это был королевский суд, но за отсутствием в стране короля, судьей являлся временный правитель Абидонии, - канцлер, граф Давиль. Ничего интересного на суде не произошло. Подсудимые в один голос твердили, что убили короля с королевой исключительно из желания отомстить за родственников. Судебно-медицинским экспертом был назначен Коклюшон. Он заявил, что, по его мнению, Трехпалый, - настоящее имя которого было Жан Фюзе, и косое Рыло, - он же Пьер Картуш, - не могут быть признаны невменяемыми, но, тем не менее, у них есть отклонения в психике, - повышенная мстительность и желание найти виновных во всех своих бедах. В данном случае, по мнению преступников, виноватым оказался король, а не родственники бандитов, которые отнюдь не были честными людьми. Судебный процесс длился три дня, и в последний день канцлер вынес приговор казнить преступников через повешение. Всех несказанно удивила гуманность жестокого графа, ведь в свою бытность прокурором он всегда требовал четвертовать убийц. Также был удивительным, что на допросах к преступникам не были применены пытки. Почувствовав, что члены судебного комитета удивлены мягким приговором, равно как и отсутствием пыток, канцлер объяснил свое решение: - Господа, иной казни не может быть. Сейчас не средневековье, чтобы на глазах безумной толпы калечить людей, пусть даже таких отпетых мерзавцев. Тем более что и пытки, если хорошо подумать, ничего не дадут, - преступники могут оговорить либо себя, либо невиновного человека. Да, несколько лет назад я требовал четвертовать убийц, но я делал это, подчиняясь указаниям покойного короля. В воскресенье, на центральной площади Жан Фюзе и Пьер Картуш будут казнены через повешение. Вечером канцлер спустился в подземелье замка. - На воскресенье назначена ваша казнь, - обратился он к бандитам. Вас привезут на площадь, но неожиданно для народа казнь будет отменена под предлогом того, что якобы выяснятся некоторые подробности убийства королевской четы, и возникнет необходимость дополнительного допроса. Вас снова привезут в тюрьму, и через несколько дней я организую ваш побег. С новыми паспортами и деньгами вы уедете в Мухляндию. Вам все понятно? Преступники молча кивнули. Канцлер вышел из подземелья, и отправился к придворному врачу. - Как его высочество? – спросил он. - По-прежнему, - ответил лейб-медик, - приступы случаются каждый день. - Пора кончать с этим! – решил канцлер, - позовите Флору, Теодора и мою жену. Абидония не может больше оставаться без короля. Через несколько минут все семейство собралось. Последней пришла Флора. - У вас ко мне какое-то срочное дело, канцлер? – спросила она. - Да, дело срочное, не требующее промедления, дело государственной важности. Вы же знаете, что пошла уже третья неделя, как в Абидонии нет короля. Это неслыханно, и так больше продолжаться не может, - слишком опасная ситуация для государства. - В таком случае, пора короновать его высочество, и назначить регента, - ответила Флора. - Сестра, ты что, ничего не понимаешь? Как можно короновать безумного принца? – возмутилась Оттилия. - Клянусь Пречистой девой, Патрик не безумен! Я больше чем кто-либо из вас общаюсь с ним, и готова повторить всему миру, что мой племянник психически здоров! – решительно сказала Флора. - Увы, сударыня, вы принимаете желаемое за действительность, - вмешался лейб-медик. – Простите меня, но я врач, и легко отличу здорового человека от больного. Да, пока еще его высочество ведет себя спокойно, но в его сознании происходят явные отклонения. Вы же сами видели ежедневные приступы, и осмелюсь утверждать, что дальше принцу станет только еще хуже. Я уже имел честь сообщить вам об этом. Думаю, что вы помните наш разговор. - К чему упрямиться, свояченица? – спросил канцлер. – Я понимаю, что вы любите племянника, но все же вам надо признать, что он болен. Только из-за вашего упрямства мы подвергаем страну опасности, ведь еще более недели назад следовало официально признать Патрика безумным, и избрать нового короля. Поймите, политическая ситуация такова, что медлить более нельзя. - Все равно, я считаю, что Патрик здоров, - возразила Флора. - Ничего подобного! – вышел из себя канцлер. – Мальчишка безумен, я это понял сразу, как увидел его на следующее утро после гибели родителей! - Он вам не мальчишка, а его высочество принц абидонский! – жестко ответила Флора. - Ничего, скоро он перестанет им быть, - деловым тоном сказал канцлер, - безумных отпрысков королевской семьи принято лишать и титула, и права престолонаследия. Но тут Флора окончательно поняла, что происходит. Голова у нее закружилась, и если бы рядом не стоял стул, женщина бы упала на пол. - Вы хотите, во что бы то ни стало отстранить Патрика от власти, - глухим голосом вымолвила она. - Чтобы спасти Абидонию, - закончил ее фразу канцлер. - Кто же тогда будет королем? – с иронией спросила Флора. – Уж не вы ли, граф Давиль? - Ну что вы, я не имею на это права. По закону, в случае пресечения королевской династии, королем становится самый старший из дальних родственников королевской семьи. Таковым является ваш супруг Теодор, - торжественно произнес канцлер. Флора посмотрела на глупую физиономию мужа, который до сих пор не сказал ни слова, и, казалось, с трудом понимал, о чем говорят окружающие. - Теодор? Ха-ха-ха! Да вы с ума сошли! – истерически расхохоталась женщина. - Напрасно вы смеетесь, свояченица, ваш супруг, я уверен, сможет править страной ничуть не хуже покойного короля. Вы недооцениваете мужа, Флора, а между тем полковник обладает незаурядными способностями и превосходными личностными качествами. - Благодарю вас, но мне лучше знать о достоинствах моего супруга, - с горечью ответила Флора. – Теодор, ты что, хочешь незаконно занять престол? И тебе не стыдно? Теодор озадаченно молчал, не зная, что ответить. - Возможно, сейчас Патрик не поймет, что происходит, но наступит день, когда он спросит, почему вместо него страной правит муж его тетки. Сможем ли мы тогда смотреть ему в глаза? – спросила Флора. - Такой день не наступит никогда, - жестко ответил канцлер. – Как немой сможет что-то спросить? - Тем более я думаю, что через несколько лет Патрик не только не осознает свое отстранение от власти, но и забудет собственное имя, - не забывайте, что он психически болен, - вставил слово Коклюшон. - А если он все же поймет это? Пока что он все хорошо понимает, – сказала Флора. – Не забывайте, что Патрик со временем научится писать и сможет задать этот вопрос в письменном виде. - Он не научится писать. Его не будут ничему учить, - ответил канцлер. - Ничего подобного! – воскликнула Флора. – Патрик будет воспитываться, и учиться, как и положено принцу, - об этом я позабочусь! Я не допущу, чтобы мой племянник вырос таким же болваном, как Теодор! - Сестрица, ну как же ты до сих пор не можешь понять, что Патрик сумасшедший, и ему не место в обществе! – не выдержала Оттилия. - Он будет отправлен в дом умалишенных, это решено, - заметил канцлер. - Нет! Этому не бывать, пока я жива! – закричала Флора. – Я не допущу, чтобы мой племянник оказался там, тем более что он здоров! Не убеждайте меня в обратном, - Патрик здоров, за исключением приступов, он ведет себя абсолютно нормально! - Это временно, - возразил канцлер. - Прошу вас, не отправляйте его в дом умалишенных! – потеряв остатки самообладания, заплакала Флора. – У вас, - она взглянула на канцлера и Оттилию, - нет детей, и вы не понимаете, как я люблю племянника! Прошу вас, оставьте его во дворце! - Но это может быть опасно для жизни окружающих, сестрица! – возразила Оттилия. – Вот набросится на тебя с ножом, тогда узнаешь, как он здоров! - Вот если набросится, тогда и отправляйте его в дурдом! – твердо сказала Флора. А пока Патрик спокоен, я не позволю вам этого сделать! - Ну, тогда пусть он не выходит из своей комнаты, и сидит всю жизнь под замком, - нервно воскликнула Оттилия, - я не хочу умереть от руки сумасшедшего племянника! - Как можно быть такой жестокой, сестрица? Это же все равно, что тюрьма или палата в доме умалишенных! – воскликнула Флора. – Патрик должен быть свободен! - Это невозможно, – заявил канцлер, - либо клиника для душевнобольных, либо пожизненное заточение в комнате замка. Третьего не дано! Поймите, Флора, это невозможно по многим причинам: ведь даже вы не замечаете недуга вашего племянника, а что подумают люди, когда после коронации вашего супруга увидят здорового, на первый взгляд, принца? Общество просто не поймет всей ситуации, начнется бунт, и тогда всем нам будет угрожать опасность. Возможно, найдутся дворяне, которые склонят на свою сторону гвардию, и тогда мы сложим головы на плахе, а Патрик займет престол, но позже его болезнь начнет прогрессировать, и горе тогда нашей стране! – трагическим тоном воскликнул канцлер. - Вам-то что бояться, - усмехнулась Флора, - если нас все равно казнят! - Я не боюсь смертной казни, я только переживаю за будущее Абидонии. Для меня интересы государства превыше всего! – ответил канцлер. - О, господи, ну неужели нет другого выхода? – воскликнула Флора. Внезапно она опустилась на колени, и умоляюще протянула к канцлеру руки: - Я прошу вас, ваша милость, найдите выход из положения! Я хочу, чтобы Патрик вел жизнь здорового человека! - Встаньте, вы ведете себя глупо! – воскликнул канцлер, в глубине души довольный унижением Флоры. - Теодор, я прошу тебя, вступись за Патрика! У тебя ведь есть дочь, представь ее на месте Патрика! Неужели бы ты хотел, чтоб Альбина жила в заточении? - Ну-у-у-у, в самом деле, канцлер, найдите выход, зачем так поступать с мальчонкой… - промямлил Теодор. - Хорошо! – огрызнулся канцлер. – Дайте только подумать. Минут двадцать граф Давиль молча ходил из угла в угол, меряя шагами комнату. Все молчали, ожидая его решения, тишину нарушали лишь всхлипывания Флоры. - Дать свободу Патрику возможно лишь в том случае, если скрыть его происхождение, - наконец изрек канцлер. - Как это? – спросила Флора. - Все должны забыть что Патрик – ваш племянник. Он будет считаться безродным сиротой, которого вы, по своей доброте, подобрали на улице. Тогда он будет свободен. - Но ведь все же знают, что он принц! – возразила Флора. – Как вы заставите замолчать придворных и слуг? - Слуг мы всех удалим, и заменим на новых, которые никогда не видели Патрика. Что касается придворных, то первые несколько лет Патрик не будет появляться на людях, да и не место безродному приемышу среди вельмож. В остальном он будет свободен в пределах дворца и парка, и сможет находиться там, где ему заблагорассудится, лишь бы не попадаться никому на глаза. Разумеется, это в первые несколько лет, потом, когда Патрик повзрослеет, и окружающие не смогут узнать в нем принца, его появление на людях будет не опасно. Но, разумеется, мы объявим принца сумасшедшим, и заявим о его помещении в клинику для душевнобольных, так, чтобы все считали, что принца нет во дворце. Все же ему придется посидеть взаперти некоторое время, а после коронации Теодора, вы, Флора, поедете в летний замок с Патриком и Альбиной, под предлогом заботы о здоровье вашей дочери. Там заранее будет заменен весь штат прислуги, и никто не узнает в немом ребенке принца. Во время вашего с детьми отсутствия будет заменена прислуга здесь, и когда вы вернетесь, уже никто из персонала не будет догадываться, кем в действительности является немой сирота. Разумеется, Патрик больше не будет жить в прежней комнате, - ему отведут небольшую комнатку наверху, как и положено человеку, живущему во дворце из милости. Если вы согласитесь с поставленными мной условиями, значит, вы действительно любите вашего племянника, и желаете ему добра. - Я согласна, - всхлипнув, произнесла Флора. - Вы разумная женщина, - ответил канцлер. – Первый раз я говорю вам эти слова, – вы разумная женщина и любящая тетка. Ну, что ж, господа, отныне все решено. После казни убийц в воскресенье будет собрание дворян, на котором мы объявим об официальном отстранении Патрика от власти и назначении королем Теодора. В воскресенье уже с утра на центральной площади стал собираться народ. Все ожидали казни убийц короля Анри и его супруги. В одиннадцать часов охрана вывела Трехпалого и Косое Рыло из подземелья королевского замка и бросила их в открытую повозку. Под конвоем преступников повезли на площадь. Следом за ними в карете ехали канцлер и Теодор. Убийцы были спокойны, зная, что казнь отменят. Эти жестокие, хитрые и алчные люди поверили преступнику, гораздо более коварному, чем они сами. Они ожидали отмены казни, наивно представляя, что на площадь внезапно прибудет курьер и сообщит канцлеру о новых обстоятельствах дела по убийству королевской четы, после чего, под предлогом необходимости продолжения расследования и новых допросов преступников, канцлер отменит казнь. Повозка медленно продвигалась по улицам, среди толпы, пылавшей гневом и ненавистью. - Убийцы! Скоты! Низкие твари! – доносились до бандитов возгласы из толпы. - Иуды! Безбожники! Для вас нет ничего святого, вы убили помазанника Божия! – истерично закричала женщина, которую жители Клервилля считали блаженной. Подняв с земли камень, она бросила его в повозку. Камень не достиг цели, но горожане последовали примеру всеми почитаемой блаженной Анны, и десятки камней полетели в осужденных. Гвардейцам пришлось принять меры, и удалить народ от повозки. По прибытии на площадь убийц возвели на эшафот, где около готовых виселиц их ожидал священник. - Покайтесь пред смертью. Всемилостивый господь простит вам грехи, - обратился он к осужденным. - Плевал я на твоего Бога! – хриплым голосом ответил Трехпалый. - Каяться должен был этот кровосос Анри, а мне каяться не в чем! – заявил Косое Рыло. Находясь на эшафоте, бандиты продолжали исполнять указания канцлера. Вместе с тем им пришла мысль, что давно уже пора бы курьеру прибыть на площадь, и канцлеру отменить казнь. Однако этого не происходило. На эшафот поднялся канцлер, вчера осудивший преступников на смерть: - Жан Фюзе и Пьер Картуш, вы приговорены к смертной казни за убийство его величества Анри II и супруги его, королевы Эммы. Через несколько минут приговор будет приведен в исполнение. Обычно осужденным предоставляется последнее слово, но убийцы короля не заслуживают подобной чести. Умрите с миром! После этой речи канцлера убийцы были уверены, что сейчас произойдет неожиданная отмена казни. Когда им завязали глаза и помогли подняться на небольшие помосты под петлями, они ожидали, что через секунду неожиданное для толпы, но желанное для них событие. И только тогда, когда помосты были выбиты палачом у них из-под ног, и петли сдавили им шеи, Трехпалый и Косое Рыло поняли, что были обмануты… Это было последним, что они успели осознать в жизни. - Отлично! – сказал канцлер. – Мерзавцы наказаны по заслугам! Надеюсь, что больше в истории Абидонии не будет убийств королей! Что вы уставились, Теодор, как будто ни разу не видели казни! Нам надо спешить, во дворец срочно вызваны все вельможи, высшие служители церкви, и члены городского магистрата. Сегодня решается ваша судьба, а вы выгладите как… как… - канцлер не смог подобрать нужного слова. У Теодора и в самом деле был на редкость глупый вид. Он плохо понимал, что происходит. «Дворянское собрание, а зачем?» - думал в этот миг полковник. «Как тупой баран!» - наконец нашел слова канцлер, однако он был хорошо воспитан и не сказал этого вслух. - Поспешим во дворец, - повторил он.
Княжна: Иллюстрация к этой самой драматичной части фанфика.
Katya: Княжна, только что кавалерийским галопом пронеслась по этой "серии" фанфика, действительно самая драматичная часть, невозможно оторваться! И иллюстрация хороша! Продолжаю держаться мнения, что канцлер - великолепный злодей, если можно так сказать. Никогда не изменяет себе и не поддается всяким сантиментам. Чего нельзя сказать о Теодоре. Не верю, что он так легко согласился убить королевскую семью полностью, даже ребенка. Слишком сентиментальная у него натура. Но люди часто идут против самих себя, если попадают в руки опытных манипуляторов, так что все могло быть и так. Очень здорово создана атмосфера "сгущающихся туч", предчувствий, мне очень понравилось, молодец Княжна! И состояние Патрика после убийства (мне кажется это состояние, близкое к каталепсии) тоже передано очень драматически, так все и должно было быть, все верно! Ведь за какое-то время всеми любимый и жизнерадостный ребенок должен превратиться в замкнутого немого сироту, это непременно сопровождалось душевной и физической болью. Но не буду о грустном. Спасибо, Княжна, жду продолжения.
Княжна: Katya пишет: Чего нельзя сказать о Теодоре. Не верю, что он так легко согласился убить королевскую семью полностью, даже ребенка. Слишком сентиментальная у него натура. Но люди часто идут против самих себя, если попадают в руки опытных манипуляторов, так что все могло быть и так. - собственно, я и хотела показать в фанфике, что Теодор, не быв от природы злым человеком, пошёл на преступление, после умелой психологической обработки канцлером. Тем более, он долго вынашивал недовольство и обиду - он возненавидел Анри не за один день. Канцлер умело использовал тщеславие Теодора. Не уверена, что у меня хорошо получилось изобразить манипуляции, но в жизни мне приходилось видеть, как умелые пройдохи психологически обрабатывают простодушных людей, заставляя их совершать невероятные глупости, используя при этом их слабости, например жадность и тщеславие.
Katya: Княжна, мне хорошо знакомы такие личности-манипуляторы. Только у меня это происходит несколько иначе, чем у Теодора:) понимаю, что лошадник слегка глуповат, но ощущение создается такое, что он страдает провалами в памяти. Только что с легкостью согласился на убийство ребенка, а через несколько дней благополучно об этом забыл. Обычно объектом манипуляций становятся не глупцы, а люди чересчур совестливые и порядочные, а потому предсказуемые. Манипулятор вынуждает их дать какое-нибудь обещание, а потом выкручивает руки, вынуждая выполнить. И вот сидит человек в ночи, думает "что же я наделал", а выхода не видит потому как нарушить слово для него невозможно:( Мне было бы понятнее, если бы канцлер сыграл на ложно понятой воинской чести или мнимом оскорблении или еще чем-то в этом роде. В этом плане фанфик Контуженного мне нравится больше. И потом - я думаю, что Теодор не просто забыл об убийстве Патрика, он изначально был против и если даже канцлер убедил его, что "так надо", то угрызений совести, пусть даже эпизодических, ему не миновать! Другое дело что такой человек, как Теодор должен гнать от себя эти угрызения, успокаиваясь тем, что "авось как-нибудь обойдется":) и вот, как видите - обошлось!:)
Княжна: Katya пишет: Обычно объектом манипуляций становятся не глупцы, а люди чересчур совестливые и порядочные, а потому предсказуемые. Манипулятор вынуждает их дать какое-нибудь обещание, а потом выкручивает руки, вынуждая выполнить. И вот сидит человек в ночи, думает "что же я наделал" вот я видела, как жертвой манипуляции становились именно глупые люди, которые, если бы были чуть умней, могли бы задуматься о причине столь хорошего отношения с о стороны малознакомого человека. Манипуляторы используют различные черты характера своих жертв, не только честность и порядочность, но и жадность, честолюбие и т.д. Katya пишет: если бы канцлер сыграл на ложно понятой воинской чести или мнимом оскорблении - он и сыграл на оскорблении, даже не мнимом, - король позволил Жан-Жаку играть спектакли про Хряка и Ябеду, прекрасно понимая, что марионетки представляют собой карикатуры на свояков. Теодор был вправе рассчитывать, что король мог бы запретить так смеяться над канцлером и полковником. Katya пишет: Другое дело что такой человек, как Теодор должен гнать от себя эти угрызения, успокаиваясь тем, что "авось как-нибудь обойдется":) и вот, как видите - обошлось!:) - здесь полностью согласна. Вероятнее всего, Теодор не слишком плохой человек, но и не очень совестливый.
Katya: Княжна, о способах манипулирования людьми можно говорить бесконечно:( уж очень многие подвизаются на этом поприще( я думаю некоторые делают это инстинктивно, например есть детишки - такие ловкие манипуляторы - диву даешься. Кто-то играет на лучших чувствах человека, кто-то наоборот на худших. Им, манипуляторам, ведь главное цель, а не средство и они прирожденные психологи. Теодор в данном случае выглядит как человек примитивный, собственно он такой и есть, иначе зачем в фильме шутка про кавалеристов:) но здесь, на форуме, товарищ Контуженный и другие поклонники этого персонажа заставили меня несколько изменить свое мнение.
Княжна: Katya пишет: товарищ Контуженный и другие поклонники этого персонажа заставили меня несколько изменить свое мнение. - ну, молодцы, им удалось убедительно доказать, что Теодор может быть не таким как ты его видела, а таким, как видят они. У каждого свой "Не покидай". Мне же не хотелось его облагораживать. Может не слишком злой, но глуповат, и без твёрдых нравственных убеждений.
Katya: Княжна, твой фанфик тем и отличается, что на редкость твердо следует канону, то есть фильму. От этого и возникает ощущение, что смотришь дополнительные серии НП, восхитительное ощущение надо сказать. Непременно надо тебе написать и продолжение фильма, но это уж пожелание на будущее:) Кстати, Княжна, заметила что вторая часть "Заговора" стала юбилейным, сотым фанфиком? Поздравляю:)
Княжна: Продолжение что-то в голову не идёт... Пропила талант в новогодние праздники А ведь есть намёк на то, что случится в будущем, - но это в дальнейших главах фанфика. Katya пишет: заметила что вторая часть "Заговора" стала юбилейным, сотым фанфиком? Поздравляю:) - заметила! Спасибо за поздравление! Празднуем юбилей!
Контуженный: Эту часть пришлось читать с повышенным вниманием. С одной стороны, получил повышенное же удовольствие, разбирая и оценивая план Канцлера по захвату власти и ход его исполнения, а также пытаясь с помощью некоторых, распознанных, вроде бы, намёков разгадать будущее Патрика. С другой стороны, был удивлён, перестав узнавать Теодора. Он один из моих персонажей-фаворитов, поэтому позволю себе маленькое пояснение. Княжна пишет: я и хотела показать в фанфике, что Теодор, не быв от природы злым человеком, пошёл на преступление, после умелой психологической обработки канцлером. Описанных манипуляций Канцлера хватило бы на то, чтобы подбить Теодора на участие в убийстве короля Анри. В это я охотно верю. (Но и то, на месте Канцлера я бы постарался перевести недовольство Теодора к согласию на убийство в момент, как можно более близкий к запланированному времени преступления, чтобы не дать остыть эмоциям полковника. С отходчивым по натуре Теодором нужно было ковать железо, пока горячо.) Однако, Теодор легко согласился на преступление, участвовать в котором незлому от природы человеку и в голову не придёт: на убийство не только короля - источника своих обид и оскорблений, но и его жены с четырёхлетним ребёнком (сестры своей любимой жены и собственного племянника). Вот в это я не верю абсолютно. Чтобы такое развитие событий оказалось правдоподобным, Теодор должен был быть совсем другой личностью: не той, что в фильме, и не той, что в полном соответствии с фильмом описывалась в этом фанфике вплоть до последней части. Например, если бы Теодор был показан жестоким, злопамятным и мстительным человеком, готовым в ответ на оскорбление вырезать всю семью обидчика. Или если Теодор был по сути не тем, кем старался выглядеть. (Вспоминается генерал из "Севильского цирюльника", сыгранный Алексеем Петренко: "Я ведь только с виду создаю впечатление идиота!". ) Скажем, если бы он сознательно носил маску добродушного отходчивого весельчака, туповатого, и потому безопасного с виду, а под маской скрывался достаточно хитрый властолюбец. Такие Теодоры, каждый по своим мотивам, пошли бы на убийство и Анри, и его жены с ребёнком. Кто-то, возможно, таким Теодора и видит, или по пьесе/повести он таким и был, но для меня это был бы не настоящий Теодор, не "невинныйский". В принципе, при определённых условиях я бы поверил, что и "настоящий невинныйский" Теодор мог согласиться на убийство невиновной женщины с ребёнком. Но для этого ему нужно было оказаться загнанным в угол, действовать из чувства страха за свою жизнь и жизнь своей семьи. Гипотетически, Канцлер мог устроить интригу, сообщив Теодору о злодейском плане Анри. Дескать, только что ему, Канцлеру, стало известно через верного человека, что король намеревается в самом скором времени погубить Теодора, Флору и Альбину. Причина: нежелание оставлять трон Теодору или его потомкам. Дело в том, что у Патрика выявлено прогрессирующее слабоумие (или что другое), скрывать которое скоро станет невозможно. Анри уже в возрасте, и к деторождению он более неспособен. Династия его пресечётся, и он задумался о судьбах короны. Он открыто недолюбливает и презирает своих свояков, и считает их возможную коронацию бедствием для страны. Поэтому практически обезумевший от постигшего его несчастья Анри решил избавиться от Теодора с семьёй, а затем и от Давиля с Оттилией. Сразу бы Теодор не поверил, но для придания правдоподобия своей истории Давиль мог через день-другой устроить маленький несчастный случай с Флорой и Альбиной. Что-нибудь из классики: подпилить колёсную ось, чтобы карета развалилась на полном ходу, или расшатать доски моста как раз перед проездом семьи Теодора. Всполошившийся Теодор тут же во всё поверил и, не думая, согласился на план Давиля. Сразу не сообразил, что Эмма с ребёнком в общем-то ни при чём, на волне эмоций им владело стремление к первобытной справедливости: око за око, зуб за зуб. Но затем Теодор должен был узнать правду, или его начали мучать угрызения совести из-за Эммы - иначе он вёл бы себя по-другому, рассказывая об убийстве под действием Розы. В той сцене он явно чувствует себя виноватым. Версия сырая и фантастическая, пришла сейчас в голову. Княжна пишет: Теодор решил отвести его в безопасное место, забыв о том, что вместе с канцлером он планировал и гибель принца. Katya пишет: Только что с легкостью согласился на убийство ребенка, а через несколько дней благополучно об этом забыл. Угу. В этой части фанфика действия Теодора для меня остаются психологически недостоверными и местами необъяснимыми. Это единственный реальный минус - опять-таки для меня самого. Многое, в том числе реконструкцию убийства в Кабаньем Логе, я вижу иначе, но тем интереснее продолжать вживаться в твой непокидай, Княжна. Наверно, не случайно эта важная часть твоего фанфика оказалась на форуме сотой в, так сказать, командном зачёте. Мечтаю увидеть когда-нибудь сотый фанфик и в твоём личном зачёте! Княжна пишет: А ведь есть намёк на то, что случится в будущем,
Княжна: Контуженный, как ты уже давно заметил, у всех свой "Непокидай". Я смотрела на события фильма с точки зрения историка, восстанавливающего события Абидонской истории. Что мне точно известно: План был канцлера, и заключался он в захвате власти. Оставив Эмму в живых, канцлер не смог бы править страной, королева стала бы регентом при несовершеннолетнем Патрике. Так что самым надёжным было убить всю королевскую семью, включая наследника. В фильме не говорится, что Теодор не знал о готовящейся гибели Патрика. Поэтому я сделала вывод, что он знал обо всём заранее. Другое дело, что сам он никогда не додумался бы убить королевскую семью и занять власть. Но канцлер, хорошо разбиравшийся в людях, сумел разглядеть в полковнике тщеславие, и умело манипулируя, из маленькой искры разжёг целый костёр в душе полковника. Сначала Теодор долго хотел стать маршалом, а потом поверил, что вполне достоин короны. А ради короны он уже переступил через лучшие черты своего характера. Тем более, что он узнал, что наследник престола "совсем того" и представляет угрозу для будущего Абидонии. Он даже проболтался об этом Флоре. По своей глупости Теодор ещё не догадывается, как тяжело и опасно бремя власти. Он пока только видит себя в короне и мантии, и представляет, как вчерашние друзья, которые были с ним на равных, теперь кланяются ему, и называют его "ваше величество". Ради такого удовольствия можно не считаться с жизнью психически больного ребёнка. Тем более, что Теодор не привык предаваться благочестивым размышлениям вроде того:"стоит ли поставленная цель применяемого средства?" "Допустимо ли мне поступать таким образом со своими ближними?" "Вдруг я совершаю страшный грех?" Одним словом, Теодор старается заглушить в себе голос совести и не думать о гибели женщины и ребёнка. Я склоняюсь к мысли, что он не способен долго рассуждать о нравственной стороне дела. Тем более, что он пошел против чести, нарушив присягу - он присягал тому самому королю, и клялся верно служить ему, а теперь решил его убить. Контуженный пишет: Княжна пишет: цитата: Теодор решил отвести его в безопасное место, забыв о том, что вместе с канцлером он планировал и гибель принца. Katya пишет: цитата: Только что с легкостью согласился на убийство ребенка, а через несколько дней благополучно об этом забыл. Здесь, вероятнее всего проявляется лучшая часть его натуры. В момент покушения у Теодора против воли возникает желание спасти ребёнка, увести его подальше от опасности. В тот миг он и в самом деле забыл что принц должен погибнуть. Потом он либо вспоминает, что Патрика должны убить, либо испугался попасть под пулю. Хотя есть ещё один вариант - он посчитал, что бандитам из их укрытия плохо видно Патрика, и решил вывести ребёнка на более открытое место. Но когда пуля просвистела у его виска, Теодор понял, что убийцы хорошо видят Патрика. Тем более, что многие считают - Теодор поманил к себе Патрика с зверской улыбкой Бармалея. Кто знает, что было у него на уме. Просто я склоняюсь к первой версии, в дневниках канцлера было указано, что Теодор знал об убийстве Патрика, но мемуары других участников событий свидетельствуют, что полковник поманил к себе Патрика в момент покушения на королевскую семью. Почему он это сделал, остаётся загадкой истории.
Katya: Княжна, вполне вероятно что Теодор ничего такого не хотел. Ни спасти Патрика, ни подставить под пулю. Первое - чересчур героично, второе - чересчур цинично для него. Имея хулиганку-дочурку, он мог просто инстинктивно дернуться к ребенку, который находился в шоке. Обычно такие люди не вдаются в психологию. Пожалел мальчонку - погладил по голове, дал конфетку, разозлился - отшлепал, в угол поставил. Вид у него конечно не доброй феи:) ребенок скорее перепугается, чем успокоится)) Именно потому что Теодор примитивен и предсказуем, я не тоже не верю, что он согласился на убийство всей королевской семьи. Для этого, знаете ли, надо "мыслить ширше":) У обычного человека в башке намертво вбито - убивать женщин и детей нехорошо! Что-то вроде рефлекса. Для выживания вида. Но! Княжна - твое право думать иначе. Возможно нравственный закон внутри нас не так уж силен. Если вспомнить средневековье, какую-нибудь там "Войну Роз", то не сосчитать, сколько народу полегло в борьбе за престол, и женщины и дети в том числе. Мало кого останавливал возраст или пол конкурента. Просто мы тут все настроены более гуманно, чем скажем любители "Игры престолов":)
Княжна: Katya пишет: Имея хулиганку-дочурку, он мог просто инстинктивно дернуться к ребенку, который находился в шоке. - скорее всего происходило нечто подобное. "Инстинктивно дёрнулся к ребёнку" К сожалению, я в фильме не нашла намёка на то, что Теодор не хотел убивать Эмму и Патрика, или не знал об этом. Поэтому мне пришлось сделать вывод о том, что он согласился на это убийство. Кстати, он слегка воспротивился, - но совсем чуть-чуть - "Вам не жаль милого ребёнка?" - спросил он канцлера. И полностью согласна с тем, что не только в средневековье, но и в 17-18 веке детей могли спокойно убить ради захвата престола.
Katya: Княжна, Альбина на месте Патрика могла устроить истерику или что похуже:) Родители таких детишек обычно всегда на взводе)) Тоже чисто рефлекс! Так что как видишь я Теодора ничуть не идеализирую:)
Княжна: Katya пишет: Так что как видишь я Теодора ничуть не идеализирую:) -вижу! Но я же должна прояснить свою позицию, почему я считаю Теодора замешанным в убийстве Патрика. Я заметила, что он не выглядит злодеем, но не нашла для него в фильме оправдания. Если бы там была примерно такая фраза: "Хотел, чтоб Анри застрелили, но этот канцлер не подумал даже мне сказать что хочет гибели сестрицы твоей и Патрика! Ничегошеньки мне не сказал, мерзавец! А мне теперь и корона не мила, в грех такой втянули!" - но увы, история не имеет сослагательного наклонения...
Контуженный: Княжна пишет: Контуженный, как ты уже давно заметил, у всех свой "Непокидай". Думаю, это общее место, с которым мало кто не согласится. У меня в скрэпбуке сохранилась одна очень точная цитата по теме: Сирена пишет: Столько всего за эти годы написано! И самое интересное - каждый из высказывающихся в принципе по-своему прав. Просто потому что мы не роман читаем, в котором четко и подробно описываются чувства-мысли-переживания героини, а смотрим кино, т.е. наблюдаем за игрой актёров. И каждый видит что-то свое, близкое себе, созвучное с личным или просто жизненным опытом. Вот выходит у одних Альбина - стерва, у других - невинная жертва устоев и воспитания, а у третьих - женщина, скрывающая свою любовь. Кино - особое искусство, и если режиссёр не уследит, что там актёр изображает в каждый момент, то может случиться даже так, что зритель увидит не точный замысел режиссера и сценариста, а нечто, "созвучное с личным или просто жизненным опытом". Да и не может режиссёр в точности угадать, что именно опыт и особенности личного восприятия подскажут какому-то конкретному зрителю, наблюдающему за игрой актёров. "Нам не дано предугадать", известное дело. Но если фильм оставил след в душе зрителя, значит работа его создателей удалась в любом случае, что бы там зритель ни разглядел. Почему кто-то думает, что Альбина любила Патрика и в конце-концов поняла это, ведь напрямую в фильме об этом не говорится? По игре Владимировой, по взглядам и жестам. И в Теодоре, которого сыграл Невинный, я уверен. За удовлетворение своего честолюбия и корысти заплатить жизнью безвинного ребёнка он не смог бы. А раз в фильме чётко не говорится, что именно это Теодор и намеревался сделать, сам я такого вывода не делаю. Верю игре актёра и её собственному пониманию, как и любой зритель. А твой фанфик - вообще особый случай. Он же основан не на авторских выдумках, а на исторических документах и мемуарах, в этом оригинальность и заведомая непровержимость твоих объяснений. Но раз уж комментарии открыты, я, как читатель, делюсь своими мыслями о прочитанном. Да и получил всё-таки в результате развёрнутое объяснение с точки зрения историка, восстанавливающего события Абидонской истории. Позиция исследователя окончательно разжёвана для лучшего усвоения придирчивыми читателями. Хорошо бы до конца праздников увидеть очередной кусочек продолжения!
Княжна: Контуженный пишет: Хорошо бы до конца праздников увидеть очередной кусочек продолжения! - будет сделано! Глава уже готова к публикации на форуме. Контуженный пишет: А твой фанфик - вообще особый случай. Он же основан не на авторских выдумках, а на исторических документах и мемуарах, в этом оригинальность и заведомая непровержимость твоих объяснений- это надеюсь не ирония, - мол что хочу, то ворочу? Я и в самом деле представляю себя историком, восстанавливающим события 17 века в Абидонии.(До чего Новый год довёл! В следующих частях будут небольшие рассказы о более давних абидонских правителях.
Контуженный: Княжна пишет: - это надеюсь не ирония, - мол что хочу, то ворочу? Нет, нет, ни в коем случае! Я действительно под впечатлением твоей глубокой убеждённости историка, которая сквозит в каждом ответе. "Не моим хотелкам троюродые домыслы, а анналы, хроники!" Настолько вжиться в образ исследователя - респект! А рассказы о давних правителях - свежие? Я всё надеюсь, творческий процесс перекинется у тебя и в настоящее время. После публикации того, что уже написано, разумеется.
Княжна: Спасибо! Свежие рассказы о предках Патрика в стадии разработки. И не только о предках Патрика, там есть и о представителях предыдущих жестоких и коварных династий.
Контуженный: Свежие рассказы о предках Патрика в стадии разработки. Класс! Значит, творческий процесс уже пошёл. И расхождений в трактовках предков быть не может в принципе.
полная версия страницы